Опера "Эстония" выступила на Исторической сцене Большого театра

В Москву эстонцы приехали практически всем театром - балетная труппа привезла "Белоснежку и 7 гномов" и "Модильяни, проклятого художника", оперу - "Тоску" и концертные номера, которые стали частью совместного гала с Большим театром. В постсоветское время так всесторонне показать себя в России не имел возможности ни один из театров бывших союзных республик.

Отдельные спектакли Национальная опера "Эстония" привозила два года назад. Тогда среди изобилия культурных событий выступления на сцене "Геликон-оперы" прошли почти незамеченными. Но эстонцы помнят тот триумф, который театр пережил двадцать восемь лет назад, когда труппа последний раз выступала на сцене Большого театра.

Помнят его и многие москвичи. Неудивительно, что зал Исторической сцены на нынешних гастролях тоже был полон, тем более что гости стратегически выстроили программу: "Тоска" идет только в одном московском театре, "Белоснежка" (ее показали даже дважды) помогает восполнить вечный дефицит детских спектаклей, а "Модильяни" привлекал и именем главного героя, и возможностью увидеть оригинальную эстонскую хореографию, ведь в советские времена театры "Эстония" и "Ванемуйне" были символом танцевального прогресса и смелых экспериментов, а хореограф Май Мурдмаа воспринималась нашим ответом Бежару.

"Тоска", хотя и была представлена в банальной режиссуре литовца Раймундаса Баниониса, не разрушила музыкальную репутацию эстонцев. Сложнее оказалось балетной труппе. "Белоснежку и 7 гномов" экспортировали в Таллин еще до прихода нынешнего худрука балета Тоомаса Эдура, занимающего этот пост десять лет. Ее постановщики - венгерская команда, в которую входили композитор Тибор Кочак, хореограф Дьюла Харангозо, сценограф Кентавр и художник по костюмам Рита Велих. Но все они буквально скрылись за создателями диснеевского мультфильма, стремясь сделать узнаваемой его музыку, драматургию, костюмы, даже не делая скидку на то, что мультфильм был снят в 1937 году, для бабушек и дедушек нынешних зрителей.

Эстонцы помнят тот триумф, который театр пережил двадцать восемь лет назад, когда труппа выступила на сцене Большого театра

Артисты жирно разрисованы гримом, горку в лесу устанавливают прямо на глазах публики, а волшебное зеркало не скрывает отсутствия стекла в раме. Соответствуют этой эстетике и танцы - при появлении Мачехи артисты так неистово изображают дрожь в коленях, что идут рябью рисованные декорации. Танцы в этой постановке так незамысловаты, будто рассчитаны на самодеятельных артистов, и описывать их удобнее как подскоки, кружения и приплясывания, а не арабески, шене и жете. Относительно развернутые танцевальные партии достались лишь гному Зазнайке (Сергей Упкин) и Егерю (Анатолий Архангельский). От Мачехи (Алена Шкатула) и Белоснежки (Лаура Мая) требуется лишь легкий прыжок да несколько пируэтов, которые не всегда удается обеспечить надежно - и много выразительной пластики. Хореограф Дьюла Харангозо не просто ставит неинтересную хореографию - он мыслит пантомимой, как это было принято в середине прошлого века.

Можно было предположить, что "Модильяни, проклятый художник" во всем будет контрастом "Белоснежке". Его поставил в 2012 году сам Тоомас Эдур, нынешний руководитель эстонского балета, сделавший хорошую европейскую карьеру как исполнитель, заслуживший репутацию танцовщика с аналитическим складом ума. А его многолетняя работа в Английском национальном балете позволяла надеяться, что от британских хореографов-классиков он научился мастерству постановки больших сюжетных балетов, требующих выразительной актерской игры. Каково же было разочарование, когда в первой же сцене Модильяни (Анатолий Архангельский) начал натужно кашлять, изображая туберкулез, а потом и вовсе посвятил огромную часть сценического времени, стоя перед мольбертом и водя по нему кистью.

Однако один из самых знаменитых представителей парижской богемы все же был выбран в главные герои не для этого. Главной темой балета стали отношения Модильяни с женщинами и его музой - Жанной Эбютерн (Алена Шкатула). Но дальше арабесков и тасканий балерины то по полу, то на плечах фантазия хореографа тоже не развилась. Тем не менее, он позволил заметить, что технические возможности труппы весьма ограничены, а эстетические пристрастия застыли в те времена, когда женская фигура в купальнике телесного цвета на бедре партнера казалась пределом революционности.