Крючкова: Мой долг на земле - дать надежду и свет людям
"Блокада - наша совесть…"
То, что я говорю со сцены, я не придумываю, чтобы понравиться зрителю, говорю то, что чувствую. Потому что я живу чувством. Если я говорю об этом, значит, это болит, волнует.
В Санкт-Петербурге нет ни одной семьи, у которой бы не было своей блокадной истории. Здесь блокада коснулась каждого!
Надо было иметь особый склад характера, чтобы выживать в таких условиях. Когда у Анны Ахматовой спросили: "А где же вот эти нежные, тонкие барышни небесные, воздушные?" - она ответила: "Мы железные, а они все умерли…"
В моей программе есть строки, которые я всегда еле проговариваю через колючий ком в горле: "Сегодня в городе салют, сегодня ленинградцы плачут… На праздничный салют с тобой пол-Ленинграда не поднялось".
Блокада - это и моя личная тема. Я сорок три года назад бросила Москву и, влюбившись в ленинградца, приехала в этот город. Юра Векслер, замечательный оператор, родился здесь в 1940 году.
А в 1941-м, когда началась блокада и становилось все страшнее, его мама говорила старшей дочери: "Лианочка, если ты услышишь тревогу, бросай Юрика и беги в бомбоубежище…"
Бросай Юрика!.. Чтобы хоть один ребенок остался жив. У него была полная дистрофия. Ручки, ножки тоненькие. И огромный живот. Из-за дистрофии его удалось вывезти, по дороге жизни, через Ладогу… Но блокада подорвала здоровье. У него с четырнадцати лет была юношеская гипертония. Затем начались колоссальные проблемы с сосудами, с сердцем… И в результате он ушел из жизни в пятьдесят один год. Его блокада догнала и убила, через десятилетия, но убила…
Взрослые блокадники очень были похожи на тех, кто сидел в лагерях. Люди, пережившие настоящие страдания, схожи. Дело в том, что в этой "вилке", которая стоит между жизнью и смертью, всегда есть не очень простой выбор: остаться человеком или не остаться...
Известный литературовед Томашевский написал Владимиру Георгиевичу Гаршину, который всю блокаду был главным патологоанатомом Ленинграда. Томашевский ему написал на своей книге: "Владимиру Георгиевичу Гаршину, человеку и в звериных дебрях..."
Были люди, которые, работая на мукомольном заводе, умирали от голода… Они не позволяли себе взять лишнего.
Это очень страшно и очень трудно - оставаться людьми в звериных дебрях…
Блокада - это наша совесть. Если мы хотим быть людьми, об этом надо говорить. Когда я говорю: "Ленинградцы - дети мои, ленинградцы - гордость моя", то у меня сжимается горло. Их написал казах Джамбул Джабаев, когда ему было почти сто лет. Его сын ушел на фронт…
Мы были тогда одной семьей.
Есть потрясающее стихотворение Михаила Дудина: "Меня шатало от голода, от горя, от тоски. Но шла весна, ей было горя мало…" Он стоит на Литейном мосту и смотрит, как идет Ладожский лед расколотый. И видит издалека льдину, а в льдину впаян крест. И когда крест приближается, он видит, что это человек. А когда лед совсем подплывает под мост, он видит, что это мальчик, лежащий крестом в этой хрустальной колыбели…
Для меня этот город навсегда останется Ленинградом. Младший сын меня ругает: "Что ты все время говоришь Ленинград? Нет уже Ленинграда!". Я говорю: "У тебя на медали написано "Рожден в Ленинграде". Область у нас Ленинградская.
Конечно, красиво называется Петербург. Но у меня все начиналось именно в Ленинграде, и киностудия "Ленфильм", а не "Питерфильм".
Айсберг Юрского
Знаешь, я не хожу никого слушать, только отдельных людей. Зачем мне слушать, как они выучили стихи? Я лучше стихи почитаю сама в книжке. Я же не для этого иду. Я хочу, чтобы мне открылось что-то другое.
Вот кого слушаю, так это Сергея Юрского. Он такой айсберг, у него видна только верхняя часть, а все остальное подводное. Это я еще поняла в 1975 году, когда он делал спектакль "Фантазии Фарятьева", в котором я играла первую свою роль в БДТ. Он всегда говорит о космосе, о бытии, говорит о нашем месте в этой Вселенной. За Юрским чувствуется огромный воздух, такой, как на море стоишь - и тебе не вдохнуть всего воздуха, который идет.
"Я перестала быть Светочкой…"
Почему я так глубоко ушла в поэзию?..
Валя Гафт написал: "Света должна была родиться на свет для того, чтобы нам открыть стихи Цветаевой и Ахматовой…"
Предназначение какое-то есть какое-то у каждого человека. Я в семье третий ребенок, со мной особо никто не общался, хотя со стороны, наверное, выглядело иначе.
Мне одна девочка из нашего двора как то сказала: "Света, я тебя всегда помню с книжкой…" Мне в книжке всегда было ярче, чем в жизни. Я больше верила той жизни, которая в книжках.
Знаешь, я до сих пор верю в сказки, хотя мне уже шестьдесят девять лет в этом году.
Вот когда говорю об этом, у меня аж тепло разливается по всему телу. Все началось с есенинского стихотворения.
Я почему-то на бабушкином топчане лежала, в тот день в школу не пошла, у меня болело горло.
И вот эта печка, ведро стоит с углем, совочек перед печкой. Мой брат Вова купил собрание Сергея Есенина - книжки были толстенькие маленькие, в твердой обложке. Я раскрыла, зима была, и читаю: "Белая береза под моим окном принакрылась снегом, точно серебром…". Смотрю в окно и вижу то, что он писал. Вижу эту березу!..
И мне просто жарко стало. Я с пяти лет читала, читала собрания сочинений. Чехова с первого тома до последнего. А затем с последнего до первого.
Куприна обожала читать, Толстого прочитала очень много.
Роберт Рождественский! Обожала. Его "Реквием" знала наизусть. Евгений Евтушенко - поэму "Братская ГЭС" - наизусть.
Мне очень нравилось "Уходят наши матери от нас, уходят потихонечку, на цыпочках". А я осталась без мамы в 1990 году, когда родился мой младший сын. Она не дождалась, когда он родится, она ушла 20 января, а Саша родился 17 апреля.
После маминой смерти я вдруг очень резко стала взрослой. Резко!
Я перестала быть Светочкой, я почувствовала за спиной страшный холод. Я с ужасом думаю о том моменте, когда я уйду из этой жизни, и что будет с моими мальчиками, как они на это отреагируют. Когда я Сашу рожала, рожала брата своему старшему сыну, чтобы он был не один. Нельзя быть одному в этом мире. После смерти мамы у меня не стало дома, куда я могу приехать без всего: без ночной рубашки, без полотенца, без тапочек, уставшая, ненакрашенная, где тебя накормят и скажут: "Иди ложись спать".
У меня много хороших людей, но они все хотят, чтобы я с ними общалась. А я устаю. Я бы сама посидела и послушала кого-нибудь, но только не ерунду какую-нибудь. Не про политику, не про глупости какие-то, не про мужиков, как бабы любят разговаривать. Я никогда не любила разговаривать на эти темы. А такого дома больше нет, и поэтому дом я создаю сама для своих детей.
Стоит фотография моей мамы, я очень часто подхожу и говорю: "Мамочка, прости меня..."
Когда я прихожу после вечера удачного, говорю: "Мамочка, жалко, что тебя нет, ты бы радовалась и гордилась бы мной".
Она много переживала из-за моего импульсивного характера, что у меня что-нибудь пойдет не так в этой жизни.
Она волновалась, потому что я не "устаканилась" тогда, очень много волн было в этом "стакане". Гормоны меня носили…
"Меня предавали, и я предавала…"
Сейчас мне хорошо, я пью антигормон, поэтому я теперь люблю только детей и котов.
Гормоны касаются всех! Возьмите пьесы какие-нибудь, это же все гормональные истории. Что руководит человеком? Уровень гормонов в крови.
Флегматики - это не те, кто умеет себя держать. Им держать нечего, у них такой спокойный гормональный обмен.
А хуже тому, у кого бурлит все, как в вулкане. Несет тебя, не знаешь куда. И видишь, что сейчас разобьешь голову. Разбиваешь, а потом все повторяется снова и снова.
Есть люди, которые спокойно плывут по реке жизни, просто плывут по течению. А я в горной реке родилась, вот и полощет всю жизнь туда-сюда. Бьет об камни, о повороты, крутит в водопадах…
Я хоронила и теряла, меня предавали, и мне изменяли. Я сама предавала, изменяла и обижала людей. И люди меня обижали, все было в этой жизни. Я такая же грешная, как все остальные, ничуть не лучше других…
За простоту! Глубочайшую…
Почему люблю стихи Давида Самойлова? Это все чрево мое… 1970 год, школа-студия МХАТ. Наш ректор Вениамин Захарович Радомысленский считал, что будущие актеры обязательно должны встречаться с людьми, на которых стоит ориентироваться.
У нас были вечера поэзии, на которые он приглашал Маргариту Алигер, Наума Коржавина - он такой кругленький, такой приятный. Его хотелось потрогать, как игрушку. И у него были круглые, уютные очочки…
Невероятной красоты был Арсений Тарковский. Глаза, как угли, щеки с прорезями, такой красивый. Все приходили в красивых костюмах, в галстуках.
Однажды пришел Давид Самойлов, который жил за городом. Он приехал с дачи в сапогах и свитере. Свитер был ручной вязки, такой, как был на Хемингуэе. А он был маленького роста, где-то мне по плечико. И вдруг он выходит в сапогах, а от сапог сразу свитер идет.
И он простым голосом, очень просто сказал: "Я маленький, горло в ангине, за окнами падает снег, и папа мне поет, как ныне взбирается вещий Олег". У меня упало сердце. Все. Я поняла, что все, я пропала, я полюбила его навсегда. За эту глубокую простоту.
Глубочайшую.
Александр Володин, Давид Самойлов - они были вынуждены брать псевдонимы, ретушировать свое еврейское происхождение, их вынуждали стесняться своего настоящего, их природная деликатность и тонкость усугублялась и этим моментом жизни.
"Я много видела. Разного…"
Мне мама всегда говорила: "Светочка, береги здоровье". А я ей отвечала: мама, какая ты зануда. Сейчас я понимаю, что права была мама моя. Если бы вернуть молодость…
Счастливая ли я? Да! Счастлив тот, кому много дал увидеть Господь Бог, или тот, кто за нас отвечает и нас ведет по этой жизни. Я счастлива, во-первых, от встреч своих с потрясающими людьми. С талантливейшими, громадными, космического масштаба личностями.... Я очень много разного видела в этой жизни. Много. Жизнь могла бы быть более скучной, более стабильной, спокойной. Я думаю, что есть еще многое, чего я не видела, и что я еще увижу что-нибудь хорошее.
Я не умная, я просто опытная. Но мой большой опыт так и не научил меня понять, откуда берется зависть.
Чему завидую? Таланту завидовать нельзя. Талант - это кредит в банке. Ты родился на этот свет талантливым, значит, тебе дали ипотеку. И всю жизнь ты ее отрабатываешь. А если ты ее не отрабатываешь, у тебя отнимают твой дом. Правильно? И талант твой отнимется. Если ты не будешь работать, все закончится.
Надо очень много работать. Над собой, над своей душой, пытаться понять, узнать, с людьми поделиться тем, что ты узнаешь. Талантливые люди щедрые. Я, когда вижу талантливого человека, мне хочется сделать что-нибудь хорошее.
Я не хочу играть много. В БДТ играю в спектакле "Игрок". Еще наметилась работа, о которой я мечтала лет двадцать. Это спектакль "Жизнь впереди" - мадам Роза, старая польская еврейка, которая прошла Освенцим. В бедном квартале Парижа никому не нужная, всех раздражающая. Роза содержит приют для детей проституток, среди которых есть арабский мальчик. С этим мальчиком они родные души. Она ему рассказывает свою жизнь, он ее понимает.
Эта пьеса зацепила меня темой одиночества. Мы все одинокие люди. Сначала, когда мы молодые, нам кажется, что вот мы одиноки, а наши сверстники - нет, у них есть дети. И они пуси-уси-пуси… А дальше происходит просто. Дети вырастают и уезжают. Человек, который был одиноким, уже привык к этому. А ты, привыкнув к тому, что вокруг тебя дети, заботы, резко остаешься один…
И второе, что меня всю жизнь волнует, - это жуткое деление людей на национальности. Я родилась и выросла в многонациональном дворе: евреи, молдаване, украинцы, русские, гагаузы, болгары.
Было и есть одно понимание - человек или не человек. Все остальное для меня немыслимо.
"Художник без характера - бесцветный…"
Что ушло из моей жизни с уходом Георгия Александровича Товстоногова?
Все. Я страшную вещь скажу. У меня был отец, я с ним общалась, но у меня не было большой любви к нему, и я не испытывала от него чувства защищенности. Он жил в Москве, и я жила в Москве, но жила по чужим людям, поддержки от него толком не было. Он только давал мне пятьдесят рублей в месяц, пока я училась. На четвертом курсе я сказала, что снимаюсь, мне не нужны деньги. Все. Отец как-то не очень озабочивался тем, как я жила, где я жила.
Георгий Александрович Товстоногов для меня был как отец. Он был удивительный человек. Кроме того, что он думал о том, что человек должен жить в нормальных условиях, а если не дай бог я заболевала и тут же возникали разговоры, мол, надо вводить второй состав... - он стучал кулаком по столу и говорил: "Этот спектакль будет играть Крючкова, мы ее немножко в больнице подремонтируем, и она выйдет на сцену…"
Он проверял актеров, он им доверял, давал играть совершенно противоположные роли. Я у него играла шестнадцатилетнюю закомплексованную девочку, тридцатишестилетнюю старую деву и шолоховскую красавицу Аксинью. С каждым артистом было так. Никто не имеет права жаловаться, что он не играл у Товстоногова.
Вместе с Товстоноговым из БДТ ушла культура, ушла этика. Он был гениальный режиссер. Ушло вообще представление о том, что такое репертуарный театр. Георгий Александрович всегда отделял свои личные привязанности от театра. В театре были актеры. И все руководствовались только интересами театра. Никаких разговоров, кто с кем спит и потому играет, кто чей родственник и потому играет, кто чей друг и потому играет... Этого никогда не было при Товстоногове. Во-вторых, все эти разговоры про плохой характер Крючковой, плохой характер Волкова... Да у кого же из товстоноговских артистов был хороший характер? У Борисова, что ли? Или у Лебедева? Да господь с вами. У всех были характеры. Характер или есть, или его нет. Он не бывает плохой или хороший. Человек может быть плохой или хороший - подлец, негодяй, мерзавец или может быть порядочный человек. А характер, он и есть характер. Художник, он с характером должен быть, а иначе он будет бесцветный.
Какие службы были в БДТ! Сейчас идет все не по принципу построения театра репертуарного, а по принципу создания проекта. Мне предлагают двух продюсеров, двух кураторов. Зачем они мне? Зачем все эти выдуманные должности? Что вы делаете, ребята? Обрастаете ненужными людьми и себе прибавляете значимости. Это пустота.
Есть ли для меня сегодня место в БДТ? Я считаю, что есть. Кто-то, наверное, считает иначе. Поэтому нас с Ниной Усатовой посадили в гримерную, где вдвоем мы не умещаемся элементарно, даже не мы, а наши кресла не умещаются. Она не маленькая, а крошечная. А все потому, что мы на задних лапках не ходим. Мы ходим, как всю жизнь ходили. Прямо. Не понимаю, почему надо обязательно пытаться людей пригнуть? Зачем? Из пригнутых никаких героев не бывает на сцене. Я не боюсь, что меня выгонят, потому что меня есть за что уважать. И Нина Усатова - гениальная артистка, она соль земли Русской. Поэтому мы с ней где ни сядем, везде будем Усатовой и Крючковой. Даже в коридоре.
Когда сын Саша был маленький, он спрашивал: "Мам, а почему мы не можем это купить?.." Я ему отвечала: "Сашенька, я не воровка и не проститутка". Однажды в девяностых годах кто-то его спросил: "Саша, а у вас это есть?", он громко ответил, что нету, и пояснил, что его мама не воровка и не проститутка. Была гробовая тишина…
Понимаю ли я сегодняшнюю жизнь за окном?
Я стараюсь в это не погружаться, не нырять в это. Все-таки мне много лет, я ухожу во внутреннюю эмиграцию - в свою поэзию, в свою работу. Я считаю, что если говорить о моем долге на этой земле, то он все-таки состоит в том, чтобы людям дать надежду и свет.
А самое дорогое в жизни было, когда подошла женщина и сказала: "Я вчера хотела покончить с собой, а подруга притащила меня на ваш вечер. И я поняла, что этого делать нельзя…"
Даже ради этого одного стоило выходить на сцену. Мне хочется сегодня только одного - радости жизни. Радость моя заключается в одном, ты здоров и здоровы твои близкие. Это первое и единственное условие. Не проси ничего: ни богатства, ни успеха... Работай - и будет успех. Но если нет здоровья, то не будет ничего: ни богатства, ни успеха, ни любви, ни карьеры, ничего. Все настоящее - просто. Не надо ничего выдумывать.
Справка "РГ"
Светлана Крючкова, родилась и окончила школу в городе Кишиневе. Работала оператором вычислительного центра, лаборантом в сельхозинституте. Несколько лет поступала в театральные вузы Москвы, выпускница Школы-студии МХАТ, начинала артисткой Московского художественного театра. с 1975 года актриса БДТ. Снялась более чем в ста фильмах, среди которых "Родня", "Большая перемена", "Женитьба", "Старые клячи". дважды лауреат национальной премии "Ника", народная артистка России.