Тенор Дмитрий Корчак выступит в "Зарядье" с мировыми оперными звездами

Как вам работалось в Гамбурге с легендарным Джоном Ноймайером?

Дмитрий Корчак: "Орфей и Эвридика" - я очень ждал эту работу. Она дала возможность познакомиться с Джоном Ноймайером - в его постановке балет и пение равнозначны на сцене. Очень интересно было наблюдать, как на глазах рождаются хореографические идеи Ноймайера. Это позволило вообще не сокращать музыкальный материал, что делается обычно в оперных театрах, и соприкоснуться изнутри с жизнью балетных артистов, которую я раньше не знал. Партия Орфея - одна из самых сложных, которые я пел. Весь вечер на сцене. Партия очень трудная, высокая, требующая разных певческих приемов.

Насколько сложно совмещать профессии певца и дирижера? Есть у этого плюсы?

Дмитрий Корчак: Диплом дирижера принес мне очень большие дивиденды, когда началась моя певческая карьера. Каждая партия была новая, весь клавир нужно было выучить наизусть. И я это мог делать быстро, сам играл себе все на рояле. На то, чтобы выучить произведение, мне требовалось гораздо меньше времени, чем некоторым моим коллегам-певцам - не секрет, что некоторые из них даже не знают нот, учат с концертмейстерами месяцами. Это помогло в работе с большими дирижерами - среди них и Лорин Мазель, и Зубин Мета, и Рикардо Мути. Великие дирижеры всегда хотят получить от тебя быстрый отклик, а это не так легко.

И вот я подумал, что даже при большом репертуаре - около 60  главных партий в операх и более 25 записанных дисков - мне стало тесно в оперном мире, который сегодня приобретает вид простого зарабатывания денег: где-то с хорошим качеством, где-то похуже, но это индустрия. Смотрел на дирижеров, у многих учился. Рикардо Мути поддерживает меня. Я был на его мастер-классах, он даже подарил мне свою палочку - я ею дирижирую. Его подсказки помогают перешагнуть, быть может, через годы ошибок.

Работая певцом, смотря на многих дирижеров, я думал: мне бы сейчас прыгнуть на дирижерское место, провести какие-то музыкальные репетиции, подсказать какому-то певцу, как это должно быть сделано в музыкальном отношении!

И вот появилась возможность вернуться к дирижированию. Я рад, что провел уже и фестиваль, и много концертов, спектаклей, - в минувшем году уже шесть новых опер было поставлено мною как дирижером и в Михайловском, и в Новосибирском театрах. Это и "Любовный напиток", и "Севильский цирюльник", и "Аида", и "Кармен". И главное, чем я горжусь, это "Жидовка" Галеви - огромная, сложнейшая опера, которая идет почти пять часов. К некоторым из этих названий я никогда не прикоснусь как певец - я никогда не спою Радамеса, например, но это оперы, которые я обожаю. И я рад, что я смог эту музыку исполнить, пусть и не голосом.

Я чувствую прилив какой-то новой энергии. Все знания, которые мы впитываем, раскрывают нас иначе как музыкантов. Я уже по-другому смотрю на многие вещи и певцам могу подсказать, потому что я знаю проблематику сцены. Может быть, мне сегодня в дирижировании не хватает двадцатилетнего опыта, но мне очень помогает мой вокальный и сценический опыт.

Чтобы добиться искусства, нужны репетиции. А сегодня театрам и концертным залам нужна отчетность о проданных билетах, и никого не волнует, какого качества действо происходит на сцене. И уровень вокала хромает  - при огромном количестве потрясающих голосов. Не хватает обучения, педагогов хороших - считаные единицы. Из-за бешеного ритма жизни люди влетают в этот бизнес раньше, чем нужно, теряют голоса.

Что для вас на сегодня важнее - пение или дирижирование?

Дмитрий Корчак: Пока для меня пение - это основная профессия. Поэтому я имею счастье соглашаться только на те дирижерские проекты, которые мне интересны. Я очень люблю работать с певцами, делать все от меня зависящее, чтобы на сцене произошло какое-то музыкальное событие. А рутина мне не интересна.

А что происходит с вашим голосом к 40 годам? Минувшей осенью вы спели впервые в Вене партию Вертера. А это уже немного другой характер голоса.

Дмитрий Корчак: К Вертеру я долго подходил. Я начинал как легкий лирический тенор bel canto. Первые мои оперы были Беллини, Доницетти, Моцарт, Россини. Я очень рад, что меня судьба связала с Альберото Дзеддой и Эрнесто Паласио - прошлым и нынешним руководителями фестиваля Россини в Пезаро. Благодаря им, я много лет подряд исполнял музыку Россини. По существу открыл ее для себя, потому что на слуху были всего несколько опер Россини, - прежде всего "Золушка" и "Севильский цирюльник". Иногда попадались названия "Итальянка в Алжире" или "Турок в Италии". А Россини, оказывается, гораздо более плодовитый композитор, который писал в разных жанрах. От маленьких первых опер - на будущий год будет мой дебют как дирижера в Пезаро, я буду дирижровать его вторую оперу "Брачный вексель", - до опер seria - "Вильгельм Телль", "Отелло", "Зельмира", "Армида", "Дева озера", "Моисей в Египте". Множество потрясающих опер!

И если я начинал с опер более комических, которые требуют больше легкости голоса, то в последние годы я уже пробовал себя в партиях Россини seria. И чувствую, что они мне ложатся на голос даже лучше, чем комические.

Я совершенно согласен с Ферруччо Фурланетто, который сказал, что он остался к своим годам с голосом, потому что 25 лет пел Моцарта. Но я советую всем петь также и музыку Россини. Для меня Моцарт и Россини - это два композитора, на которых можно учиться петь, которые поддерживают твою технику в идеальном состоянии. Когда на прослушиваниях и мастер-классах певцы мне говорят: "я не россиниевский певец", я отвечаю, что я тоже не россиниевский певец. У Россини можно найти множество различных партий, вплоть до практически драматического тенора. Например, партия Отелло значится как baritenore - баритональный тенор. Потому что в этих операх Россини есть еще два или три, а в некоторых до шести теноров. При этом тенора с разными красками голоса часто поют дуэты и оппонируют друг другу. У Россини для каждого певца найдется партия, на которой можно оттачивать свое мастерство. Россини, как и Моцарт, кладет тебя на тарелочку, где ты ничем не прикроешься, - ни страстью, ни оркестром, ни криком, - ничем. Ты один, и ты должен выстраивать мелодию, стиль и произношение в ту канву идеального пения, которую мы называем Belcanto.

В последние годы я стал постепенно, через серьезные оперы Россини, подходить к музыке французских композиторов. Это тончайшая музыка со своим особым шармом. Итальянцы мыслят большими пластами, большой фразой.  Французы мыслят фразой, в которой каждая нота разной краски. Это связано и с русской музыкой, русская и французская очень близки в этом смысле, - что в "Онегине", что в "Вертере" текст для либретто заимствован у великих поэтов, там не повторяются слова. А у Россини и Доницетти мы можем петь 15 страниц один и тот же текст. Это означает, что для итальянцев единичное слово не было так же важно, как для французов и для русских. Для них было важно идеальное пение - belcanto - техника, фразировка.

Вы считаете себя певцом русской школы или итальянской?

Дмитрий Корчак: Существует общепринятый эталон звучания - итальянский звук belcanto. Изначально мы все учимся на вокализах одних и тех же итальянских мастеров. Весь мир на этом учится. Основная техническая база есть для всего - для вокала, для футбола, для тенниса. Ты не можешь как-то иначе держать ракетку и пинать мяч пяткой, а не носком.

А дальше начинаются уже различия музыки, правил и техники исполнения именно этой музыки. Когда говорят про русскую школу, сегодня во всем мире воспринимают это негативно - как жирное, глубокое пение где-то в затылке. Это не русская школа! Это плохая школа! Ни Образцова, ни Архипова, ни Атлантов, ни Милашкина, ни Мазурок не пели той школой, которую сегодня многие в негативном плане называют русской. Это просто плохое пение, которое может быть и у корейца, и у американца, и у француза, и у русского.

Конечно, фонетика русского языка требует определенного произношения, фонетически русское произношение более глубокое, чем итальянское. Когда мы слушаем русскую музыку, спетую в итальянской манере, то сразу слышим, что певцы не могут правильно произнести слова. Иностранным певцам, кстати, это сходит с рук. Нам же, чтобы попасть на международный рынок, нужно заниматься с коучами много лет, чтобы потом услышать: "Какая у вас странная фамилия для итальянца!"

Вам когда-нибудь такое говорили?

Дмитрий Корчак: До сих пор после спектаклей в Италии подходят и спрашивают, что за фамилия такая странная для итальянца? Это очень приятно. Это означает, что у тебя не только с языком хорошо, но и фразировка, мышление, звуковедение итальянское. Мне очень приятно, что я пел Вертера с Софи Кох - французской певицей, и она признала, что у меня хорошее французское чутье этой музыки.

Конечно, 30 или 40 лет назад пели иначе, чем сейчас. Законы, требования и эталон качественного пения меняются. Если раньше был театр див, сейчас это режиссерский театр, где режиссеры репетируют месяц, а дирижеры - два дня. Поэтому уходит эпоха великих дирижеров, эпоха великих певцов - потому что у певцов нет времени заниматься голосом, мы все время перелетаем куда-то, переезжаем. Меняется оплата - в результате певцы должны больше работать. При этом сегодня среднее техническое качество, на мой взгляд, выше, чем 30 лет назад. Это связано с тем, что без хорошей техники невозможно выдержать такой график работы, который требуется.  И те, кто не подкованы технически, не выдерживают.

Вы как-то говорили, что ваши родители - не музыканты -  знают оперы наизусть на русском языке просто потому, что много слушали их - и в театрах, и по радио, и телевидению, в переводе, как было тогда принято. Опера была в Советском Союзе популярным жанром. Не получилось ли так, что с возникновением традиции петь на языке оригинала она превратилась в жанр элитарный, не доступный широкой публике?

Дмитрий Корчак: В Вене есть театр Фольксопер, "Народная опера", где оперы идут в переводе на немецкий. И "Дон Карлос" по-немецки, и "Князь Игорь" по-немецки. Я думаю, в каждой столице должен быть театр, ориентированный именно на местную публику и местный язык. В Берлине такую функцию выполнял знаменитый театр "Комише опер". Думаю, что в России эту роль мог бы взять на себя один из оперных театров. Конечно, не Большой и не Мариинский театры - главные театры страны должны давать все оперы на языке оригинала.

Я не сторонник исполнения опер на русском языке - в этом теряется своеобразная колористика, фонетика языка. Никогда "Травиата" не будет звучать по-русски так, как она звучит по-итальянски. И никогда "Борис Годунов" не будет так звучать по-немецки, как он звучит по-русски. Многие оперы меняются в зависимости от языка. Я, можно сказать, на своей шкуре это ощутил. Многие оперы Доницетти и Россини существуют во французских редакциях. И они меняются полностью на другом языке. Другой вопрос, что певцы должны петь так, чтобы зрители понимали язык. И если вы поете "Травиату", то это должен быть хороший итальянский, а "Кармен" - прекрасный французский.

Сейчас в Венской опере, например, появились субтитры на русском языке, и мне этого вполне достаточно для понимания.

Вообще опера и классическая музыка - это не тот жанр, на который можно прийти с банкой пива, сидеть и просто наслаждаться. Надо готовиться к походу в концертный зал или оперный театр. Даже не накануне, а с детства, чтобы в семьях прививали любовь к искусству. Это тоже длительный процесс - так же, как и воспитание оперных звезд - не делается за один день. Прочитать либретто перед заходом в зал - это не значит подготовиться к спектаклю. Хотя и это делать необходимо.

Концерт в Москве назван "Дмитрий Корчак и его друзья". А кто они, ваши друзья?

Дмитрий Корчак: Это по следам моего дня рождения, 40-летия. Решил сделать такой музыкальный праздник с моими друзьями. Мы часто и встретиться-то не можем из-за гастрольных графиков. Скрипач Сергей Крылов, например, прилетит проездом из Бейрута. Другие исполнители прилетают из Европы. Молодой тенор Леви Секгапане из Южной Африки - победитель конкурса "Опералия" прошлого года. Андрей Данилов - победитель конкурса Хосе Каррераса в Москве, где я был членом жюри. Будут Сергей Романовский и Алексей Татаринцев, их уже хорошо знают у нас. Василий Ладюк - мой одноклассник, баритон, обладатель первой премии "Опералии". Будут две потрясающие певицы - Вероника Джиоева и Любовь Петрова, которую я специально пригласил для исполнения "Глории" Пуленка. В концерте участвуют Московский областной хор имени Кожевникова и замечательный оркестр "Musica viva”, с которым мы уже сделали великолепный концерт Россини в ноябре. В одном отделении я буду петь, а дирижировать - Константин Чудовский. А в другом отделении дирижировать уже буду сам.

Последний вопрос. А где вас ждут после Москвы, куда отправитесь?

Дмитрий Корчак: Сразу вернусь к изучению новой партии - "Роберта-Дьявола" Мейербера, которого предстоит петь в апреле в Брюсселе. В конце апреля и в мае буду дирижировать концертами лауреатов конкурса Хосе Каррераса - они пройдут и в Большом зале консерватории в Москве, и в Золотом зале Музикферайна в Вене. А в начале апреля - концерт из произведений Гершвина и Стравинского в Большом зале консерватории. Много планов, много новой музыки, много партитур лежит, которые еще предстоит выучить. В этом тоже сложность нашей профессии - много новой музыки. Но она дает жизнь, воздух, эмоции и силы, чтобы двигаться дальше.

*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"