Лена Гродская рассказывает о своем детстве, а меня вновь охватывает то чувство, которое я испытал при первом чтении ее стихов в журнале "Фома". Чувство, что я уже слышал этот голос, эту интонацию. Где? Когда?..
В журнале была фотография Лены, и ее лицо показалось не то что знакомым, а родным. Я читал стихи и смотрел на этот снимок.
И виделся мне поникший двухэтажный дом в соседнем дворе, последний снег в тени у крыльца, женщина в зябком халате, которая развешивает белье на веранде, и ее белые полные руки то взмахивают над веревкой, как крылья чайки, то слетают к тазику, стоящему на табуретке. Я, маленький, приник к узкой щелке забора. Пахнет холодом оттаявшей земли, первой крапивой и березовыми стружками.
Как все это связано со стихами Лены? Не знаю.
Ее взгляд на жизнь, который передается и нам, читателям, - как взгляд ребенка в щелку серого забора. Взрослый в эту щелку ничего толком не увидит, слишком она узкая, а ребенок видит в нее все самое главное. Вот входит "в кадр" кошка, вот муравей переползает через березовое полено, вот открылась форточка.
Стесненность взгляда рождает его пристальность. А это как раз то, с чего начинается поэт.
"...Большинство моих детских счастливых дней связаны с Щелыковым - Домом творчества актеров, где я впервые оказалась в одиннадцать лет с моей бабушкой-островсковедом. Щелыково - это ведь еще и усадьба А.Н. Островского, музей.
Там я познакомилась с девочкой Дашей, несколько раз "пра" внучкой Островского, и мы тайком бегали под "струи". Местную речку Куекшу перекрывала плотина, и вот мы залезали внутрь этой плотины и вставали под небольшими водопадиками. Это было счастье..."
Замешательство перед каплей, упавшей на ладонь. Что с ней делать - стряхнуть или помедлить?
Капля нашла свою колыбель в твоей ладони. Ты не можешь ее стряхнуть. И всю жизнь будешь это помнить: лето, плотина, брызги на лице, капля на ладони.
"...Помню: я в санатории, восстанавливаюсь после перелома ноги. Мне уже назавтра выписываться. И вот ко мне решает приехать мой Учитель - поэт Всеволод Некрасов, ныне покойный.
Сердце у него было нездоровым, но он решил приехать на велосипеде - из своей Малаховки в мою Некрасовку. Он приехал белый как полотно, но встреча прошла отлично (одно из любимых похвальных слов Всеволода Николаевича). Я, как обычно, читала ему стихи. Он говорил: "Не так громко". Дело происходило в санаторном дворе.
И еще в тот день Всеволод Николаевич привез мне настоящий армейский бинокль. Тогда в Жуковском проходило авиашоу, и вот он сказал, что в этот бинокль мне будет отлично все видно.
До шоу я с костылями не могла добраться, но сам бинокль, его полновесность, были радостью..."
Лена родилась на исходе зимы. Быть может, поэтому ее стихи полны предчувствием весны. Каждое - как набухшая почка. Еще нет торжества, нет распахнутых настежь окон, только ожидание.
Стихи Лены не читаются громко. Они молвятся вполголоса, шепчутся, затихают на губах.
Вот и сумерки - смотри:
Мы у сумерек внутри.
Лампа, черновик окна.
Даль напротив не видна,
Невидимки ты и я...
Когда мне трудно, я разговариваю с друзьями. Мой лучший друг - это мама. Очень помогает природа. Стихи тоже "лечат", но с ними сложнее - от собственных испытываю радость лишь в момент написания, а вот чужие, да, помогают.
Сестре
Тебя весна поцеловала,
рассыпала веснушки.
Ты, как синица, хлеб клевала
и чай пила из кружки -
настоянный и ароматный -
и с мятой, и с жасмином.
И губы красила помадой -
не розовой, кармином.
А утром победила дрему
и в семь часов проснулась.
И тихо так ушла из дому,
и с вербою вернулась.
***
Ты был как будто не был
И нет тебя, а есть
Ходили мы по небу
Как будто нам по шесть
Начало лета зелень
И облака легки
Упали мы на землю
И стали старики.
***
Недавно с Богом говорила,
когда на улице была.
Себя за многое корила,
сказала: не желаю зла.
Чернели галки в синем небе,
и, в общем, был во всем уют.
Нет у меня седого ребе,
с ладони птицы не клюют,
не причащаюсь, не говею
и много-много разных не.
Лицом, гуляя, розовею,
люблю обедать в тишине.
Спасибо, Боже, за прогулки,
за тишину благодарю,
за сдобные спасибо булки,
за то, на что сейчас смотрю.
За Пушкина хвала и Блока
и за сиреневый закат.
Прости, что мы живем
так плохо,
что говорю я невпопад.
***
У чудес особая походка -
тихая и легкая,
как в апреле вербная погодка.
Только сердце ёкает.
Хоть и воробьи, и все такое,
и далекий колокол,
облака в заоблачном покое.
Только веет холодом.
Но идут, крадутся еле слышно
тайные известия:
ты - не лишний,
дышим - значит дышим.
И душа засветится.
Колыбельная
Смыкая веки перед сном
Я чувствую: плывет паром
И я плыву, и ты плывешь
Паром хорош, и ты хорош
Мы смотрим вдаль,
мы видим сны
Предвестники седой луны
А может, пламенной весны
А может, солнечной травы
К нам обращаются на вы
Тельцы, и ангелы, и львы
Мы приплываем в тихий дом
И засыпаем легким сном
Ливень
Туча нагрянула.
Даль заслонила.
Хлынет-не хлынет? Пошел.
Застучал.
Ливень. Облил и крыльцо,
и перила, землю и листья.
И гром заурчал.
Тише и ближе...
И чище, и лучше
лук в огороде, в природе лопух.
Мокрыми ходят
курицы-клуши
и - молчаливый петух.
***
Воскресная верба пустила
корни.
А в городе толпой пожарные.
Ты говорил мне о горнем,
что в небе - жаворонки.
Я и слышала, и не слышала -
там дети - такие же,
как Тёма.
А мама: "В хозяйстве будет
нелишнее"
(про новую кастрюлю).
Из дома
мы вышли в двенадцать.
Звонили колокола.
Природа не могла дождаться
тепла, тепла, тепла.
Я сказала: "Верба покрылась
листьями".
А ты ответил: "Воистину!"
P.S. Все эти стихи Елены публикуются сегодня впервые. Сохранена авторская пунктуация .
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru