Поделиться
Мне это кажется очень важным: чтобы кроме вынужденной скороговорки, объяснимой форматом газеты, мы говорили о чем-то долго и не спеша.
В самом начале года, 10 января, в "РГ - Неделе" вышел мой очерк "Братство Соломенной Сторожки". В нем я рассказал о фронтовых судьбах братьев Дмитрия, Глеба и Рубена, внучатых племянников классика русской литературы Д.Н. Мамина-Сибиряка.
Глеб, воевавший штурманом авиации дальнего действия, после войны посвятил себя науке, его именем назван разлом на дне Мирового океана.
Рубен, прошедший финскую и Великую Отечественную, стал художником.
Дмитрий погиб в июне 44-го под Витебском. Ему было 24 года.
Родителей Дима лишился ребенком, воспитывала его сестра матери тетя Наташа.
После гибели племянника безутешная Наталия Дмитриевна с благоговением хранила его архив. Датировала каждую строчку Димы, каждый листок. Рукописи стихотворений прошивала черными нитками.
Свято веря в то, что обязательно наступит время, когда творчество Дмитрия Удинцева (а это не только стихи, но и переводы, литературоведческие работы) будет востребовано русской культурой, тетя Наташа составила "Хронику жизни Димы".
Хранится в семье Удинцевых и "Альбом для стихов", который тетя Наташа подарила Диме в 1931 году. Тогда мальчику шел двенадцатый год.
Читая его опыты, может показаться, что это стихи отрока пушкинского времени, а не школьника эпохи тракторов и Днепрогэса.
...Как загадочно всё на земле,
Все покрыто пеленой
туманов.
И плутают, как во сне,
Люди в темном сумраке
обманов.
Или вот это:
Всё тихо происходит тут,
Свободней можно тут
вздохнуть,
Не опасаясь ничего,
Тут видишь Бога одного.
Прадеды Димы были священниками. Православие было тем воздухом, которым дышала семья.
В конце альбома - стихи, посвященные Диме монахом Германом Полянским. Этот молодой, обаятельный и высокообразованный священник стал для подростка и духовником, и другом.
Отца Германа арестовали в январе 1933-го по делу "кружка христианской молодежи" и отправили в Сиблаг. Там он в декабре и написал стихотворение "Ночью перед Богом", посвященное 14-летнему Диме Удинцеву.
В сентябре 1936 года Дима, с грустью размышляя, пишет в дневнике: "Если был бы о. Герман..."
4 ноября 1937 года отца Германа расстреляли. Сегодня он канонизирован и почитается как преподобномученик.
Происходящее в стране ломало и взрослых закаленных людей, но Дима не сломался. Вообще, в нем соединились самые сильные черты русского интеллигента.
Иногда по вечерам беру в руки толстую папку, на которой я еще прошлой весной написал "Дима Удинцев". Перечитываю в который раз письма, стихи. Чернила так выцвели, что иные буквы читаются с трудом.
Но, наверное, это очень важно для нас - чтобы они читались с трудом.
Дима Удинцев - родным. Записка, написанная 1 июля 1941 года: "Нахожусь на Киевском вокзале. Вероятно, отправят на полевые работы на Украину или в Белоруссию. Народу много. Настроение хорошее. Писем скоро не ждите!"
Поля Украины и Белоруссии к тому времени уже топтали солдаты вермахта. Московских студентов бросили на рытье окопов.
Осенью выпускникам раздали дипломы. Дима получил распределение в Челябинскую область.
Еще до войны его признали негодным к службе: зрение минус 8. Но Дима добивается переосвидетельствования, и его признают... годным. Мало того: его направляют в военное училище, и он становится офицером-разведчиком.
8 февраля 1943 года Дима пишет родным: "Вот, наконец, я и офицер. Русский офицер". И с горькой иронией продолжает: "Только еще без погон, которые здесь, вероятно, введут позже, чем в тылу..."
Вот еще отрывки из его фронтовых писем.
"...Часто из-за мелочей люди портят друг другу жизнь. Но вы должны для нас всех троих братьев жить дружной-дружной семьей. Чтобы не было ни одного облачка на небе, как в ясный осенний октябрьский день. Я уверен, вам будет легче и веселее вместе. По вечерам в столовой под голубым абажуром будете собираться для чаепития и вспоминать нас. Ну а мы скоро..." (30 октября 1943)
"...Вчера встречал Рождество. Сейчас бы в большой белый Консерваторский зал. Пришлю я вам в этом письме или следующем то, что успел написать в стихах о своих военных годах. Непризнанный поэт - фигура довольно печальная. Правда, сейчас я в первую очередь не литератор и не поэт, а просто поручик-пехотинец..." (8 января 1944)
"...Время подчинено только войне и ничему больше. А от вас все-таки всегда жду большие и интересные письма. С меня пример не берите. Что продали пианино - хорошо. Записку Сенько перешлите ему по почте. Все адреса у меня разбомбило..." (28 февраля 1944)
"...Пишу левой рукой и поэтому таким диким почерком. Позавчера фриц прострелил мне правое плечо, и я сейчас нахожусь в эвакопункте по дороге в госпиталь. Так что обо мне не беспокойтесь. Все в порядке. Рука работает. Пуля попала в орден Красной Звезды, а оттуда рикошетом в правое плечо..." (12 марта 1944)
Находясь на фронте, Дима переписывался и с писателем Михаилом Пришвиным. "Любовь и вера, - писал ему Дима, - такие две двигательные силы, без которых не было бы и жизни..."
23 июня 1944-го по всему Прибалтийскому фронту отдали приказ о разведке боем. Немцы приняли группы смельчаков за авангард большого наступления и ввели в бой резервы. А наши генералы того и добивались: чтобы немцы открылись, выложили козыри.
В ту ночь вызвали огонь на себя и погибли разведчики многих частей. Из разведгруппы старшего лейтенанта Дмитрия Удинцева никто не вернулся.
Эти двенадцать ребят были для Димы самыми близкими друзьями. Еще в 1943-м он посвятил им стихотворение, которое так и назвал - "Разведчики".
В этих стихах упоминается Виктор. Возможно, это капитан Виктор Карташкин. Он погиб на следующий день после гибели Димы - 26 июня 1944-го.
В пылу грандиозного наступления никто не представил разведчиков к посмертным наградам. Да что там награды! - похоронки семьи получили только осенью. А пока они не пришли, родные продолжали ждать и надеяться.
"14/VII 44 г. Милый Дима! С 23-го июня от тебя ничего нет, и я при этом сильном наступлении волнуюсь. У нас все по-старому. Целую тебя! Твоя Н. Удинцева".
"17/VII 44 г. Милый Дима! Опять прошло воскресенье, а от тебя ничего. Знаю, что тебе не до писем, да и все может быть, а потому при первой возможности напиши. Целую. Храни тебя Бог!.."
"22/VII 44 г. Милый Дима! Все жду от тебя вестей, но, очевидно, транспорт виной неполучения. Я, конечно, очень волнуюсь. Мне кажется, что на днях я получу от тебя весточку. Вчера были в Литературном музее на открытии Чеховской выставки. Читали Качалов, Москвин, Журавлев, играла Юдина Чайковского... Было очень интересно. Целую тебя. Храни тебя Бог!.."
Все эти письма вернулись с пометкой "Доставить невозможно".
Тела разведчиков хоронили местные жители. Имя командира определили по письму, оказавшемуся при нем. "Милый Дима!.."
Из поэмы "Три года" (глава о 1942-м)
Январь, февраль.
На Волге пустыри.
Визгливые запевы до зари.
В нависшем небе - "рамы",
"костыли",
Проклятые немецкие затеи.
И даже в марте не было весны,
И нашу кровь не волновали сны,
Окопною водой унесены
В далекий угол фронтовой
траншеи.
И мы в мечтах гнилой
картофель ели.
Следы приличий стерлись
и слетели,
Когда завистливо на котелок
глядели
Голодные солдаты у костра.
Мы смотрим прямо в завтра
и в вчера.
Немногие в чумные вечера
Держались твердо. Черная пора
Согнула остальных и в грязь
свалила.
Я был солдат и сам тогда упал,
И не жил я, а лишь существовал.
Больной и вялый нехотя жевал,
И о мечтах былых не вспоминал,
А выбраться на свет не стало
силы.
И все-таки я должен был брести.
Все мины и снаряды на пути
Я звал на голову свою. Нести
Мне надоело котелок дырявый.
О подвигах военной громкой
славы
Не вспоминал я. Просто до поры
Хотел убраться из плохой
игры,
Устав карабкаться на склон
горы,
И на идущих равнодушно глядя.
Я не хотел участвовать в параде,
И сам не знаю,
как тогда я встал -
Должно быть, руку мне мой
друг подал...
Я пробудился и уже не спал.
Декабрь
1943
Разведчики
"Спой, Виктор!"
Тишина, насторожились
И слушают. Знакомые слова:
"Куда, куда вы удалились
Весны моей..." И вспомнилась
Москва,
Большой театр, Онегин, юный
Ленский.
Такой же юный, как моя
страна,
Огни в витринах и на лицах
женских,
Бурливая московская весна.
Но здесь не праздник. На другое
дело
Их собрался в землянке целый
взвод.
Разведчики - веселый и умелый,
Отважный и решительный
народ.
"Выходим через час.
От третьей роты
Идем лужайкой
к самой немчуре.
Налево мины. Цель правее -
дзоты.
Захватываем немцев в их норе.
Работа будет трудная,
не скрою:
Атаковать с гранатой
вражий дзот,
Но если вас и выведут
из строя,
На помощь целый батальон
придет.
Вы помните, идти вчера
собрались,
Не знаю, как про все узнал комбат,
И здорово же мне тогда
досталось,
Что, не спросившись, я повел
ребят.
Теперь не то. Поддержит
вся пехота
И артиллерия. Дадут огня!
Теперь винтовки, пушки,
минометы,
А не одни гранаты у меня!..
Ну все! Пошли! А ты оставь
гармошку!
Вернемся после дела
отдыхать.
Тогда не грех и погулять
немножко,
И спеть, и обязательно
сплясать".
1943
Бинокль
Имя и фамилия знакомы.
Мы еще недавно вместе были,
По безлюдным улицам бродили,
И мечтали, как нас встретят
дома...
А теперь на крышке от бинокля
Встретил снова букв знакомый
росчерк.
Значит, путь владельца
укорочен,
Значит, кровью друга буквы
взмокли...
Многие из нас сейчас уходят.
Но страна не потеряет силы.
Если пуля воина скосила,
Все оружье другу переходит.
20 июня 1943
Публикация Ольги Удинцевой