Страна припала к телевизору и всяк по-своему реагировал на происходящее за стенами Кремля. Кого-то удручал, а кого-то воодушевлял пафос, с которым один из ораторов призывал предать инакомыслящих депутатскому суду чести. Кому-то казалась смешной, а кому-то вполне нормальной просьба другого депутата поскорее свернуть дискуссию, потому что "нам, женщинам, пора домой". Но сетовать по этому поводу было все равно что пенять на зеркало. Ход съезда, его атмосфера отражали ситуацию в обществе, состояние умов, уровень демократической культуры.
Когда на трибуну поднялся командующий Закавказским военным округом Игорь Родионов, все ждали от него объяснений по поводу тбилисской трагедии, и он их представил. Кого-то эти объяснения удовлетворили, кого-то нет, тут тоже не было единогласия. Но было общее упорное стремление спокойно и беспристрастно изучить все обстоятельства, приведшие к гибели людей. Так родилась депутатская комиссия под председательством Анатолия Собчака; съезд поручил ей всесторонне и объективно проанализировать действия всех, кто прямым или косвенным образом был причастен к исходу тбилисских событий.
Тогда же - впервые с государственной трибуны - в полный голос, порою срываясь на крик, заговорили межнациональные противоречия, обида, ущемленность, тяга к обособленности. Съезд нарушил молчание власти по национальному вопросу. Долголетнее молчание, выдаваемое за высшее проявление интернационализма. К жанру социального мифотворчества была причислена и радостная песня о семье единой, где якобы царили только счастье, покой и благоденствие. Та старая песня нет-нет, да и влетала в зал, ее мотив доносили то снисходительные улыбки, которыми кое-кто встречал взволнованную речь Евдокии Гаер о судьбе малочисленных народов Севера, то недовольное шиканье на представителей прибалтийских республик: да погодите, мол, дайте сначала решить государственные проблемы, а там и до вас дойдет очередь. Но уже явственно звучал и другой мотив: нет и не может быть у государства проблем, которые так или иначе не касались бы народов, его населяющих. Съезд показал: национального вопроса в чистом виде не существует. Высоковольтное межнациональное напряжение, опасное своими короткими и долгими замыканиями, имеет один источник питания - советскую систему (Гавриил Попов, дабы не покушаться на основы, дал ей эвфемистическое название "административно-командная").
Сегодня трудно назвать этот съезд "съездом победителей". Хотя кое-какие локальные победы были одержаны. Общественной победой стал прежде всего сам принцип формирования тогдашнего депутатского корпуса. Кроме ста депутатов от КПСС, избранных внутри партии, все остальные получили мандаты в результате альтернативных выборов. Михаил Горбачев сделал и еще одно полезное дело - разрешил избирать депутатов от общественных организаций и творческих союзов. Например, Андрей Дмитриевич Сахаров был избран от Академии наук, Гавриил Попов - от Союза научных и инженерных обществ СССР. Не дай Горбачев тогда такой возможности, съезд недосчитался бы многих людей, составлявших цвет нашей интеллигенции. Кстати, и Марк Захаров, и Алесь Адамович, и Николай Шмелев, и многие из этой же когорты шли в депутаты, не порывая и не собираясь порывать со своей основной профессией. Учтем к тому же, что участие в первом советском парламенте для многих демократов первой волны было сопряжено с риском, требовало не только идейного, но и элементарного человеческого мужества.
Конечно, не стоит идеализировать тот депутатский состав. Иначе откуда же появилось вошедшее затем в политический словарь горбачевской эпохи "агрессивно-послушное большинство"? Как возник сформированный этим съездом "сталинско-брежневский Верховный Совет"? Кто "захлопывал" Сахарова? И зачем в таком случае была нужна Межрегиональная депутатская группа? Она ведь создавалась как раз в противовес "агрессивно-послушному большинству".
Была ли четкая программа у депутатов, входящих в МДГ? Увы... В своей среде они вели мучительные дискуссии, но на вопрос "что делать?" ответа не дали. Что им действительно удалось, так это добиться отмены шестой статьи Конституции, т.е. упразднить монополию КПСС на власть. Это был огромный исторический результат. Никто ни в СССР, ни на Западе не верил тогда, что такое возможно.
Первый Съезд народных депутатов СССР не произвел революции в стране и обществе. Но он совершил переворот в умах. Потому что был показан по ТВ. Разрешив прямую трансляцию заседаний первого советского парламента, Горбачев вряд ли тогда понимал, какого джинна он выпустил из бутылки.