Поделиться
События Дягилевского фестиваля охватывают все больше городских пространств - от Пермского оперного театра, филармонических залов, Дома Дягилева до Дворца культуры им. Солдатова и завода Шпагина, и проходит с девизом "Не спать!", что означает практически круглосуточную афишу. По утрам йога, тренинги, концерты на рассвете, как, например, выступление Сесиль Лартиго в Пермской художественной галерее, исполнявшей в 3.30 утра на загадочном электронном инструменте волны Мартено сочинения с завораживающими названиями "Шелест крыльев", "Священное пространство", сюита "К солнцу". Днем на всех площадках фестиваля разворачивается непрерывная цепь концертов, экскурсий, мастер-классов, клубных встреч, а к полуночи публика собирается на ночные гала в Доме Дягилева, "пермских Афинах", как назвали его современники импресарио: ночные концерты проходят в специфическом формате - в темноте и безмолвии, публике не объявляют, что будет звучать в следующий момент, чтобы не нарушать поток музыкальной "медитации". В этом году в Piano-galа выступали Вадим Холоденко, Полина Осетинская и Алексей Любимов, соединившие в своей программе музыку разных стилей и времен: Итальянский концерт Иоганна Себастьяна Баха и "Возвращение" композитора Алексея Курбатова, трансцедентную по сложности "Кампанеллу" Листа (Этюд № 3 на тему Паганини) и минималистский опус musique triste, parfois tragique ("музыка печальная, местами трагическая", 1976). Алексей Любимов исполнил написанную по его заказу "Шуманиану" Павла Карманова - образец рефлексии шумановского романтизма, популярного в постмодернизме (достаточно назвать шумановские оммажи Ханса Холлигера, Вольфганга Рима, Дьёрдя Куртага). В самом же сопоставлении сочинений разных эстетических систем - ключевой концепт гала, всю музыку представляющий как поток не земного, а музыкального времени.
К слову, одной из экспериментальных партитур, прозвучавших на фестивале в формате российской премьеры, было сочинение шведского композитора Малин Бонг splinters of ebullient rebellion ("осколки отчаянного сопротивления") для симфонического оркестра и четырех печатных машинок, содержащее в себе идею хрупкой коммуникации между общественными и властными институциями и современным человеком, находящимся под давлением политических решений. Стук печатной машинки, вторгающийся в контрастные фактуры оркестра и сольных инструментальных голосов, создает в этом опусе "поперечное", протестное общему потоку движение. Теодор Курентзис, исполнявший splinters of ebullient rebellion с Фестивальным оркестром, жестко обострил все ритмические и звуковые манифестации партитуры, резкие контрасты громовых литавр, скрежетов, свистов, шуршаний. Эта звуковая материя с жесткими ударами перкуссии, стуками смычков, с врывающимися голосами скандирующих оркестрантов и яростной дробью печатных машинок, точно обрисовала суть современного мира, где гуманизм и прежние ценности человеческой цивилизации стали утопией.
Курентзис также представил с Фестивальным оркестром в ДК им. Солдатова Девятую Симфонию Густава Малера, которую он ясно вписал в мистический контекст "проклятия Девятой симфонии". По суеверию, композиторы, написавшие Девятую симфонию, умирают: Бетховен, Шуберт, Дворжак, Брукнер, позже Альфред Шнитке. Арнольд Шенберг утверждал, что эту закономерность обнаружил сам Малер и всячески пытался избежать "проклятия": свою хронологически девятую симфонию он даже не стал нумеровать, а назвал ее "Песнь о земле". Однако мистика не отступила: написанная следом Девятая (по счету десятая) симфония стала последней его законченной партитурой, премьеру которой он так и не услышал.
В исполнении Курентзиса эта малеровская симфония прозвучала как симфония вечности и смерти, переполненная той исступленной прощальной красотой, которая прорывалась в искусстве малеровского времени в преддверии губительных смертоносных войн и революций ХХ века. У Курензиса пронзительная красота первой части симфонии: певучая природа Lieder с всплесками рефлексий малеровских адажио, в музыкальную материю которой вторгались короткие тревожные звучности, словно из другого измерения, огромные драматические наполнения, напоминающие оркестровые полотна Рихарда Штрауса, мотив погребального шествия, с мерным страшным приближением. Во второй части - рубленый штрих грубоватого деревенского лендлера, разгоняющегося до быстрого вальса, "заломы" ритма, острый звук и тихие наплывы миражей малеровской "красоты". Надо заметить, что Курентзис открывает эту симфонию не только малеровскими ключами, но в ней слышатся отголоски огромной звуковой культуры: и парсифалевские ассоциации, и штраусовские, и то, что усвоит потом Шостакович - в интенсивной фугированной фактуре малеровского Рондо. В финале он вывел симфонию к теме смерти, вечности, и оркестр набрал здесь огромный объем, разрастаясь, словно гигантский прекрасный цветок. Но обернулась эта картина не величием, не торжеством, а тихим тремоло, трепетом сердца человека, одинокого перед смертью. Звук оркестра ушел в небытие, а зал погрузился в полную темноту. "Проклятие" симфонии свершилось.
В афишу Дягилевского фестиваля в этом году вошел еще целый ряд крупных событий: на фестивале был показан спектакль Анатолия Васильева "Старик и море" с участием Аллы Демидовой, гостем фестиваля стал австрийский композитор, автор спектральной музыки Георг Фридрих Хаас. Оммажи фестиваля были адресованы композиторам советского авангарда - Эдисону Денисову (концерт к 90-летию) и Арво Пярту. А одним из главных событий фестиваля стали программы в новом фестивальном пространстве - в цехах бывшего паровозоремонтного завода имени Шпагина. Теперь здесь создано уникальное городское арт-пространство, со своей эстетикой - шпал, бочек, рельс, вагонов, инсталляций и арт-объектов, подобных железным человечкам в стиле Казимира Малевича. В цехах завода показали и ночной перформанс в трех частях под названием Политопон, в котором звучала музыка Дьёрдя Куртага, Джона Доуленда, Беллы Бартока, Яниса Ксенакиса, а также тексты Беккета, Данте, Домостроя. На этой заводской сцене впервые зазвучал и новый музыкальный инструмент - септемайрис, медный духовой, по форме напоминающий гигантский декадентский цветок: диковинный дебютант Дягилевского фестиваля.
С 2021 года Дягилевский фестиваль планирует показывать свои программы в Париже, в Театре "Шатле", где в свое время и проходили "Русские сезоны" Сергея Дягилева. А сегодня в Концертном зале "Зарядье" в исполнении Mahler chamber orchestra и хора musicAeterna (хормейстер Виталий Полонский) под руководством Теодора Курентзиса прозвучит "Немецкий реквием" Иоганнеса Брамса.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"