Впервые столкнувшись с феноменом, Ховард и сценарист Марк Монро не ищут к нему новых путей - используют те же лекала: документальные кадры, запечатлевшие певца на сцене и в жизни, любительские съемки в семье, интервью с коллегами и близкими женщинами, фрагменты концертов и спектаклей. Особенное везение авторов - съемки, сделанные вдовой Паваротти Николеттой Мантовани: певец рассказывает о себе с той мерой юмора и откровенности, какие возможны только между любящими. Даже возникло ощущение, что Паваротти сам взялся быть ведущим фильма о себе.
Такой подход уравнивает столь разные явления, как рок, рэп и опера: все это - наш музыкальный мир. Но ведь и Паваротти, к неудовольствию поклонников, под занавес жизни пришел на стадионы, участвуя в феерическом трио теноров, а затем предприняв серию благотворительных гала "Паваротти и друзья", где выступал с Элтоном Джоном, Стингом, группой U2. Это дало Ховарду повод снять композицию из трех "актов", из которых третий, с роком, ему явно понятнее и ближе. За счет не вполне компетентного обращения с оперным материалом фильм тоже принимает позу неофита, изумленного открывшейся ему красотой - мелодий, звучаний и той скрытой энергетики, которая свойственна хорошей опере, а в роке заменена энергетикой внешней, "децибельной". Этот момент осознания чего-то невероятного - самое сильное качество картины. Он дает ей шанс стать хитом даже для тех, кто при слове "опера" зевает. То есть стать популяризатором оперы в массах, каким всегда стремился быть сын моденского пекаря Лучано.
Один из козырей фильма - его начало: Паваротти с друзьями плывут сквозь джунгли Амазонки к городу Манаусу, где есть роскошное оперное здание, в котором пел сам Карузо. Пустующий театр отпирают, и Паваротти выходит на сцену, что слышала великого тенора, и пробует акустику, вглядываясь в полутемные своды. Кадры эти сняла его оркестрантка Андреа Гриминелли, и это, конечно, уникальный момент, где сошлись века, традиции и мощь всепроникающего искусства, протянувшего свои лучи даже в эти малоизвестные края экваториальной Бразилии.
Использованы редчайшие записи - к примеру, дебют Паваротти в партии Рудольфа ("Богема") в Театро Реджио Эмилия или мастер-классы, которые он давал в Японии, прививая ее древнему искусству европейскую культуру. Увы, никак не раскрыта тайна его становления как певца и артиста - пытливость авторов и экранное время ушли на подробности личной жизни, отношений с женщинами и семейных драм. То есть того, что всегда было добычей таблоидов, до чего охоч обыватель и без чего фильм, адресованный широкому кругу, не мог обойтись. Наиболее точную характеристику феномена дал Боно: Паваротти не исполнял партии, а их проживал как личную судьбу. И фильм это подтвердит, акцентируя финальные ноты драматических арий, после которых артист далеко не сразу мог вернуться к реальности. Фильм часто напоминает живые картинки к википедии: сказано, что это "король верхних "до", - и авторы непременно посвятят диковине значительный по объему "клип". Их способность восторгаться неведомым миром трогательна, и, возможно, позволит достучаться до сердец непосвященных зрителей, но серьезный разговор о феноменальном таланте в кино, думаю, еще впереди.
Важнейшим достижением фильма стал его звук. Современная техника позволила оживить старые несовершенные записи, воссоздать звучания насыщенные, богатые обертонами. Звукорежиссер картины Крис Дженкинс стал для нее наиболее важной фигурой: он как раз явил тонкое знание классической музыки и использовал технологии Dolby Atmos, чтобы передать ее дыхание, атмосферу, чувственность. Режиссер по монтажу Пол Краудер сумел соединить разнородные оперные фрагменты в единую выразительную сюиту со своей драматургией. Ее кульминацией стал эпизод выступления трех теноров - Паваротти, Каррераса и Доминго - на сцене Терм Каракаллы в Риме: здесь звукорежиссер стал полноправным участником фантастического по экспрессии собрания певцов, грандиозного оркестра Зубина Меты и наэлектризованной публики.
Фильм выходит в двух вариантах: с субтитрами и в дубляже. Дублированный рассказ Паваротти, конечно, напомнит анекдот про соседа, напевшего что-то из Шаляпина, но дублировать его пение подходящим отечественным тенором у нас, к счастью, не рискнули.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"