Поделиться
Едва ли не всех любимых персонажей картин Якоба Йорданса (которого, как уверяют исследователи, теперь правильнее звать Жаком) можно встретить на выставке "Русский Йорданс", что открылась в ГМИИ им. А.С.Пушкина. Это вторая - московская - часть большого межмузейного проекта, первая глава которого была весной показана в Николаевском зале Эрмитажа.
Впрочем, проект этот далеко выходит за рамки Москвы и Петербурга. Из Пермской художественной галереи привезли "Пир короля" и "Павел и Варнава в Листре". Из Екатеринбургского музея изобразительных искусств - полотно "Мелеагр и Аталанта". Из Нижегородского художественного музея - "Христос и самаритянка". Наконец, впервые за долгие годы в музейных залах выставлена масштабная работа Йорданса "Оплакивание Христа" из Свято-Троицкого собора Александро-Невской лавры. Это первый за 225 лет случай, когда картина, купленная Екатериной II и подаренная ею Александро-Невской лавре, покинула ее для музейного показа.
Собственно, именно с легкой руки Екатерины II и началось увлечение голландской и фламандской живописью в России. Точнее, с ее решения создать Эрмитаж, для которого покупались работы из знаменитых европейских коллекций, появлявшихся на рынке… Первоклассные картины и рисунки Якоба (Жака) Йорданса (1593-1678) в Россию пришли из собраний Эрнеста Гоцковского и всемогущего саксонского графа Генриха фон Брюля, французской коллекции Пьера Кроза и британской - Роберта Уорпола…
Это не значит, что нынешняя выставка - лишь повод стряхнуть пыль веков. Об относительно недавней сенсации 2013 года, когда после реставрации картины из Екатеринбургского музея изобразительных искусств на полотне "Мелеагр и Аталанта" нашли подпись Йорданса, уже шла речь. Полотно, считавшееся копией картины Йорданса в Королевском музее Антверпена, обрело права подлинника. Другая история 2015 года связана с картиной "Повар у стола с дичью", привезенной некогда в Эрмитаж из графства Норфолк, где было поместье Роберта Уорпола. Огромный натюрморт здесь превращен в жанровую сцену: еще не остывшие охотничьи трофеи осматривают повар, кот и борзая. Полотно приписывалось Франсу Снайдерсу. Правда, по поводу фигуры повара сомнения были. И эксперты обтекаемо замечали, что, возможно, она написана Йордансом. Но проверить это было непросто, поскольку со времен войны и эвакуации, картина хранилась накатанной на вал. Когда в 2015 полотно сняли с вала и отреставрировали, то обнаружили вместо Снайдерса подпись Пауля де Воса, мастера натюрмортов. А что касается Йорданса, то почти такой же довольный повар с битым зайцем в руках, как на полотне в Эрмитаже, уже появлялся на его с Паулем де Восом картине "Повар в кладовой", выставленного на аукцион Christie's в 1973 году. Разделение труда при больших заказах было обычным делом в мастерских художников. Так что нынешняя выставка - это возможность не только увидеть всех "русских Йордансов" вместе, но и с некоторыми работами фактически познакомиться заново.
Уместившись в двух залах старой европейской живописи, выставка Йорданса в ГМИИ им. А.С.Пушкина пленяет парадоксальным сочетанием почти камерной интимности и монументальной мощи. Поразительно, насколько оно органично для полотен Йорданса, который с середины 1630-х годов очень много работал для знаменитых фламандских шпалерных мастерских. Шпалеры, с их виртуозно разработанными мифологическими и аллегорическими композициями, разумеется, служили украшением интерьера, но напоминали и о настенных монументальных росписях жарких стран. Этот микст камерности и строгости архитектуры на картине, способной вдруг средь домашнего уюта фламандского дома напомнить о триумфальной арке и ренессансной перспективе, характерен для Йорданса. Важный старик на знаменитой картине из Эрмитажа явно рассчитывал на парадный портрет. Весь торжественный набор жанра налицо. Алый занавес справа, скрывающий античную статую, колонны и изгиб триумфальной арки, - род второй "рамы", в которую вписан пожилой тучный герой с изящной седой бородкой, черном наряде, чей аскетизм не может скрыть роскоши. Но он этот уважаемый человек так же втиснут в римскую арку, как он плотно "вписался" в домашнее красивое кресло. В результате даже триумфальная арка начинает выглядеть деталью интерьера. Ну, или по крайней мере, частью роскошной шпалеры.
Еще ярче память о росписях для шпалер в картине "Одиссей в пещере Полифема" (ок. 1635), создававшейся как живописная основа для ковров из цикла "История Одиссея". Впрочем, шпалера именно на этот сюжет не найдена. Но история спасения хитроумного героя и его спутников из пещеры великана предстает как театральная сцена. Драматичности ей добавляют продуманные контрасты освещения в духе Караваджо. Правда, при всей неизбежной декоративной театральности композиций Йорданс насыщает картины чудесными деталями, будь то малыш, самозабвенно лупящий в барабан, глядя прямо на нас, на "Пире короля" (1660-е), или нежная девочка с изумленным взором, выбранная "королевой" и оказывающая в центре картины и... в окружении орущих, поднимающих бокалы сотрапезников Бобового короля.
К слову, удивительно, как искусно оркестрованы картины Йорданса. Барабан и заздравные тосты, детский крик и льющееся пиво из кувшина буквально оглушают в "Пир короля". Точно так же, как поражает тишиной, детским лепетом и напевной материнской речью "Святое семейство" (1650-1660-х), одно из самых умиротворенных полотен выставки. А уж в перенаселенном "Одиссее в пещере Полифема", кажется, муха не пролетит - слышно лишь блеяние овец, ворчанье великана и едва слышный шорох движения греков, проползающих под овцами прямо у ног Полифема…
Отдельное удовольствие - рассматривать рисунки Йорданса, где самые невероятные персонажи, назидательные композиции на темы пословиц и зарисовки домашних сценок ("Открывай рот, когда тебе предлагают кашу") уживаются вполне мирно. "Самый фламандский" из фламандских художников, Йорданс умеет самые обыденные сценки осветить волшебным светом радости.