Греческий режиссер представил в Петербурге свою драматическую трилогию

Один из ведущих режиссеров Европы, основатель и бессменный президент Международного комитета Театральной олимпиады Терзопулос удивил публику какой-то нарочитой простотой своих постановок. В каждой из них он исследует природу конфликта, но при этом сводит столкновение героев до азбучных первооснов: "Дай! - Нет", "Ты виновата! - Я? Когда?". Цитирую почти дословно слова персонажей, хотя в первой постановке "Аларм" литературной основой спектакля стали фрагменты исторической переписки между Елизаветой I и Марией Стюарт, королевой Шотландии.

Alarme, к слову, это сигнал тревоги, и суть происходящего на сцене, как упреждают зрителя в программке, - роковая борьба двух женщин за трон, завершившаяся казнью Марии Стюарт.

Но на сцене мы видим лишь черный помост, на котором лежит мужчина (Тасос Димас), время от времени комментирующий споры двух женщин ожесточенными и изобретательными ругательствами. А сами героини (их играют Аглая Паппа и София Хилл), лежащие нос к носу на наклонной плоскости, ведут нескончаемые препирательства, выражающиеся не столько в словах, сколько в интонациях и мимике. Отрешившись от королевской природы героинь, вполне можно узнать в их склоках и ругне непримиримые распри, например, между свекровью и невесткой: "Я виновата? - Ты!", "Когда? - Тогда! Тогда! Тогда!". Или словесную баталию офисных соперниц. Или непристойные оскорбления друг друга обитательниц "веселого дома". Не зря мужчина-комментатор то и дело кричит про них: "Путаны!". И по ходу развития действия некий напряженный эротизм, связывающий этих двух особ, на сцене действительно возникает. Высунутые для дразнения их языки, кажется, вот-вот соединятся. В страстном поцелуе? В укусе? "Слизь саранчи у вас на языке", - злобно комментирует рассказчик, и в данном случае с ним трудно не согласиться.

Похоже, Терзопулос выявляет нам основное, сущностное противоречие конфликта: ненависть - не альтернатива любви, альтернатива любви - равнодушие. А в соперничестве всегда таится взаимное притяжение: ведь люди обуреваемы борьбой за общие для них ценности, и неважно, трон это, любимый мужчина или повышение по службе. Но единомышленниками в этой борьбе стать не получится: "общая ценность" не делится на двоих.

Вторая часть трилогии Amor объединена с другими той же изобразительной стилистикой. Перед нами опять черный помост, на котором вытанцовывает причудливый и нервный танец мужчина в офисном костюме, но босиком. Зритель быстро понимает, что актер Антонис Мирягкос играет не столько конкретного биржевого брокера, сколько воплощение суперпрагматичного начала в сегодняшнем человеке. Вся его лексика - это перечисление бессмысленного набора чисел, изредка перемежающегося терминами "индекс", "прибыль", "доу джонс".

Его партнерша (Аглая Паппа) поначалу спрятана в некой черной трубе, откуда виднеется только ее лицо. Их диалог не отличается разнообразием: "Купи мне! - Продай!". Но вскоре женщина выбирается из трубы, и на сцене разворачивается аукцион, где на продажу выставлено все: театральная бутафория, роли, эмоции, память, части человеческих тел. Причем страсти, мечты, надежды и воспоминания идут по гораздо более низкой цене, чем, к примеру, почки или волосы. Впрочем, цены меняются вместе с биржевым курсом, в текст вплетаются сводки новостей и комментарии актеров по этому поводу. Но женское начало, эмоцио, в конечном итоге проигрывает "мужскому" рацио. И снова мы слышим одуряющие бесконечностью цифры…

Эта тотальная "цифровизация" всего и вся, похоже, в итоге уничтожает и пыл самого мужчины. Во всяком случае, кончается спектакль общим кликом "Amor!", идущим словно из самой глубины человеческого существа, и тоскливым звериным воем обоих персонажей, так и не сумевших соединиться.

В спектакле "Анкор" тема конфликта как мифического источника высвобождения энергии, лежащей в основе любого творения, выявлена, пожалуй, ярче всего. Встреча двух тел на сцене (Аглая Паппа и Антонис Мирягкос), их взаимное поглощение и разрушительный эротизм напоминают зрителю о неразрывной связи Эроса и Танатоса, страсти и смерти - так знакомо закрепленной в вечной русской рифме "кровь-любовь".

Похоже, что "очень грек" Терзопулос лучше других понимает, что конфликт, лежащий в основе любого мифа, является сгущенным опытом человечества. А поскольку вся драматургия строится на конфликте, то исследование его "азбучной сути" занимает режиссера больше всего.

И здесь, как у любого мудреца, у режиссера неизбежен соблазн "впасть к концу, как в ересь, в неслыханную простоту". Что мы и видим в представленной трилогии.