В МАМТе поставили "Дон Кихота" в хореографии Рудольфа Нуреева
Накануне премьеры он рассказал "РГ" о секретах хореографии Нуреева.
Вы танцевали в Парижской опере под руководством Рудольфа Нуреева и, можно сказать, входите в число артистов, которые вышли при нем на первые роли. Можно ли сказать, что постановка "Дон Кихота" в Москве - ваша дань его памяти?
Лоран Илер: Не только, хотя и это тоже, конечно. Мне хочется представить этот балет русской публике, которая его еще не видела. Кроме того, для меня было очень важно познакомить балетную труппу театра с новой манерой и техникой танца.
Как бы вы охарактеризовали стиль Нуреева-хореографа?
Лоран Илер: Рудольф Нуреев восхищался творчеством Мариуса Петипа и строил свои постановки на классической базе, заложенной выдающимся балетмейстером. Вкладом Нуреева в стиль "большого классического балета" стало то, что он стремился подчеркнуть благородство мужского танца, придать ему более высокий статус, чем это было принято в классической хореографии раньше.
О Нурееве часто говорят, что его хореография очень сложна для исполнителей.
Лоран Илер: Работа над балетами Нуреева сложна тем, что она требует понимания логики и структуры, на которых основывается классический танец с его чистотой позиций и четкостью каждого движения. В поисках энергии и выразительности он часто использовал особую координацию, построенную на контрфорсе - разнонаправленных движениях частей тела с целью достигнуть баланса. И если танцовщик понимает, как устроено его тело и по каким законам оно движется, то у него все получится.
Еще одно расхожее мнение, что Нуреев развивал мужской танец в ущерб женскому.
Лоран Илер: Это совершенно не так. Нуреев, естественно, создавал такие вариации для мужчин, которых до него не существовало. Но в его постановках очень много сложных вариаций и для балерин. Скорее нужно говорить о том, что Нуреев стремился установить равенство между женской и мужской ролями в балете. В этом плане он был очень современным в своих исканиях, оставаясь в то же время верным классическим основам танца.
Вы много репетировали с Нуреевым. Каким он был в работе?
Лоран Илер: В первую очередь очень требовательным. Когда ему говорили: "Нет, это невозможно", первое, что он спрашивал: "Почему? Объясните мне". Если была веская причина, - нет проблем. Но если отказ был просто способом уйти от трудностей, он всегда это чувствовал. В этом смысле он был бескомпромиссным человеком. Он никогда не требовал от нас невозможного, но был уверен, что лишь превозмогая трудности артист растет.
Азбука танца, классический словарь хореографических движений, все это обладало для него абсолютной ценностью. И это было важным уроком для всех нас: если ты следуешь классическим правилам, тебе легче найти верное решение в сложной ситуации.
Находясь в России, я очень многое открыл для себя и понял: то, что он требовал от нас, своих учеников, он во многом впитал здесь, в русской среде. Именно благодаря этому опыту появились его будущие балеты. Практически до последних дней - как бы ни прошла ночь накануне, как бы он себя ни чувствовал - Нуреев всегда приходил на утренний класс. Подобно начинающему танцору он отдавался своей работе со страстью, которая сопровождала все, что бы он ни делал.
Нуреева любят изображать экстравагантным, непредсказуемым. Это немного противоречит тому образу, который вы описали: образу дисциплинированного артиста, который ежедневно приходит на класс.
Лоран Илер: Он был очень умным, образованным, харизматичным и да, в каком-то смысле экстравагантным, но абсолютно организованным человеком. И конечно, ему была присуща исключительная внутренняя свобода.
Я помню, когда мы впервые встретились и он посмотрел на меня, мне показалось, что он читает все мои мысли. Он видел собеседника насквозь. Да, у нас с ним были порой напряженные моменты, иногда мы спорили. Но, с другой стороны, он потом больше уважал таких людей - тех, которые с ним не согласны и могут ему возражать.
Во время первой нашей встречи ему было 44, а мне 19. И он мне сказал как-то во время репетиции: "Если я могу это сделать, то и вы можете. Или вы уже устали?" Больше никаких вопросов у меня не возникало.
Помню, был случай, когда мы репетировали целый день, и в семь или восемь вечера уже собирались уходить. Вдруг он нас зовет повторить па-де-де из "Лебединого озера". Мы говорим: "Но мы уже переоделись!" - "Оденьтесь заново".
Такой режим, конечно, делает тебя сильным. Порой он заставлял меня делать вещи, которые, как мне казалось, я никогда не смогу сделать. Он всегда словно раздвигал ваши границы, снимал внутренние ограничения и тем самым расширял поле ваших возможностей. Он всегда поддерживал тех, кто силен духом и борец по природе.
Еще один важный момент, характеризующий Нуреева-хореографа: он никогда не объяснял тебе роль, никогда не говорил об интерпретации, не давал никаких подсказок. Он считал, что вполне достаточно того, что содержит хореография, сама внутренняя структура балета. Каждый артист должен был в соответствии со своим талантом, видением, харизмой создать собственную интерпретацию роли. Свобода артиста заключается не в каких-то изменениях хореографии, а в ее индивидуальной личностной интерпретации, проживании. И я с этим полностью согласен.
И точно так же вы работаете сейчас с артистами над "Дон Кихотом"?
Лоран Илер: Да, конечно! Легкость и простота танца - это хорошо; но разве это только лишь то, к чему мы стремимся? Можно танцевать в свое удовольствие, но все-таки хореография - это больше, чем просто удовольствие. Это скорее бег с препятствиями, где важны усилия и момент преодоления. Если ты все время решаешь простые примеры, то никогда не освоишь высшую математику. Нужно все время стараться сделать еще один шаг вперед.
Премьерные спектакли "Дон Кихота" в МАМТе можно увидеть 25, 26, 27 и 28 октября.