Поделиться
Он свободно играет на чужом поле по своим правилам и не боится без всякого пиетета рассуждать о людях, к которым театральные профессионалы относятся с заслуженным ими почтением. Автор смотрит на них сквозь призму судьбы своего героя, и поэтому его оценки их поступков порой безжалостны. Ему нет нужды допытываться до правд Г. А. Товстоногова или О. Н. Ефремова, искать объяснения их поступкам. Просто потому, что он и не ставит такой задачи. Если в БДТ Олегу Борисову было работать сложно хотя бы потому, что он пришел уже в сложившийся коллектив выдающихся актеров, в своего рода театральную сборную СССР, где он и не старался стать своим, всегда держась на особинку, то ефремовский МХАТ стал главным "театральным разочарованием" его жизни. При том, что он переехал в Москву после ошеломившей всех "Кроткой", поставленной Львом Додиным на Малой сцене товстоноговского театра. У Борисова и прежде в БДТ были роли, в которых он потрясал бешеной, нездешней яростью, рвущейся из бездн его существа, - достаточно назвать Григория Мелехова в инсценировке шолоховского "Тихого Дона" или Кистерева в "Трех мешках сорной пшеницы" В. Тендрякова, но работа с Львом Додиным привела к постижению таких тайн человеческого естества, что становилось не по себе. И дело было не столько в виртуозности психотехники, формирующей ритм и нерв роли, сколько в бесстрашной очной ставке с самим собой. Борисов заставлял зрителей подключиться к процессу самопознания, зная, что он бесконечно мучителен, что изнуряет душу и плоть человеческую. Именно после "Кроткой" стало окончательно ясно, что Олег Борисов трагический актер мирового масштаба, при этом глубоко укорененный в русской почве. Его сравнивали с Лоуренсом Оливье и Полом Скофилдом, но даже им, гениям британской сцены, наверное, было не пробиться в те закоулки человеческой души, по которым путешествовал Олег Борисов. Не случайно А. Смелянский назвал его своего рода реинкарнацией Михаила Чехова - у каждой эпохи должен быть свой великий трагик, чье сердце способно вместить все боли окружающего мира.
А. Горбунов, талантливый журналист-международник, один из лучших, а может быть, лучший спортивный обозреватель, знаток футбола, автор интереснейших книг об Анатолии Тарасове, Валерии Лобановском, Викторе Маслове и других, не боится покинуть привычную для себя территорию и вступить в пространство Мельпомены и Талии. Оно вовсе не чуждо ему. Горбунова знают актеры многих театров, нередко справляющиеся у него о делах футбольных и не только. Нас познакомил Вениамин Смехов в счастливую пору любимовского еще Театра на Таганке более сорока лет тому назад. Автору книги об Олеге Борисове не надо доказывать, что не только кинематографисты и люди театра могут разбираться в футболе, но и профессионалы, всю жизнь со спортом связанные, способны проникнуть в заповедные тайны искусства. Вовсе не случайно на одной из фотографий, которая уже стала исторической, на трибуне сидят рядом Олег Борисов, Валерий Лобановский и Александр Горбунов. И Борисова, и Горбунова с легендарным тренером киевского "Динамо" и сборной СССР связывала многолетняя дружба. Именно он соединил в конце 70-х годов А. Горбунова с героем его нынешней книги. А Борисова с Лобановским познакомил футболист Олег Базилевич, которого в киевский дом Борисовых привела его сестра Оксана. Именно Валерий Лобановский, не просто классный тренер, но настоящий философ спорта, рассматривал футбольную игру как творческий процесс. Он сформулировал важнейший для него метод создания особого ритмического проведения матча, когда взрыв ускорения следовал после убаюкивающих периодов в поведении игроков. Термин "аритмия", предложенный В. Лобановским, вызвал неподдельный интерес Борисова, и они часто обсуждали его применительно к футболу и к сцене. Неслучайно свою телевизионную программу об Олеге Ивановиче Анатолий Смелянский так и назвал: "Аритмия". И уж точно многие высказывания Лобановского были близки Борисову. Хотя бы вот это: "Пытаться скопировать некий идеал - занятие бесполезное. Опережение - вот единственный смысл работы". Именно поэтому Лобановский становится сквозным персонажем книги Горбунова. Человеком, ценящим дружбу и не способным на предательство.
Да и сам Горбунов, обладающий безукоризненной журналистской репутацией, невольно становится героем собственной книги, хотя он искренне хочет раствориться в ее герое. Не скрою, мне трудно согласиться с его жесткими характеристиками Кирилла Лаврова, который благоговейно относился к наследию Г. А. Товстоногова до самой своей смерти, или Олега Ефремова, роль которого в жизни советского и русского театра второй половины ХХ века была необычайно велика и важна. В конце концов "каждый пишет, как он слышит..." - никто не отменял эту мудрость Булата Окуджавы. Пристрастный субъективизм автора делает эту книгу необычайно интересным и поучительным чтением. Эта книга написана свободным человеком, и в этом смысле она созвучна ее герою. Олег Борисов страдал от того, что профессия актера столь зависима. Но он был абсолютно свободным человеком во власти своего божественного трагического дара.