В Москве открылась выставка Моисея Фейгина, работавшего до 104 лет

В галерее Art Story открылась выставка в честь 115-летия одного из художников "Бубнового валета" Моисея Фейгина. Сам Фейгин до юбилея не дожил каких-то 11 лет - умер 104-летним в апреле 2008 года, не выпуская из рук рабочего инструмента: вот на выставке серия рисунков шариковой ручкой, сделанных уже в больнице… Несколько автопортретов, худая кляча одним росчерком (внизу подпись - "это я") и сюжет: больной на койке, а рядом любимый художником Чарли в котелке и с тросточкой. Эти рисунки выставлены впервые, и рука Фейгина на них традиционно тверда.

- Да, у отца были очень сильные руки, даже когда он уже плохо ходил, - вспоминает дочь художника Анна Моисеевна. - Он до 90 лет сам сколачивал подрамники, натягивал холсты. И другим помогал.

Художник Моисей Фейгин - пример жизни, не замешанной на корысти. Не способный врать ни в жизни, ни в творчестве, он единственный из коллег в 1948-м не побоялся в ЦДРИ прилюдно обнять старшего товарища по "Бубновому валету" Александра Осмеркина, подвергавшегося травле.

В советские времена Фейгин работал по заказу: зарабатывал на жизнь портретами членов Политбюро и видами цехов завода "Серп и молот" - но феерическое зрелище льющегося огненного металла было для него не дежурной производственной темой, а художественным событием.

Впрочем, никаких цехов и официальных портретов в его работах 60-х уже не было, реальная натура тогда в принципе ушла из произведений Фейгина, а на ее место пришли образы из книг, музыки, театра, кино, разбитые временем на осколки, из которых художник и выкладывал свой мир. По работам второй половины ХХ века мы и знаем Фейгина, из них и выстроена выставка "И смеюсь, и плачу".

Главными героями его живописи - и героями выставки - стали Христос, Дон Кихот и Санчо, Арлекин, персонажи Библии, Скрипач, Чарли Чаплин, идущие по жизни плача, размышляя, творя, страдая, падая, снова поднимаясь, переходя из сюжета в сюжет. Маленький скрипач прильнул к скрипке, за ним - некто, вслушивающийся в музыку: черные условные фигуры, острые углы локтей и колен, геометрический фон цвета костюма Арлекина. А вот два "арлекина" в "Возвращении": один явно отец, взявший за плечи другого героя, "блудного сына". В работе "Без названия" лица и фигуры приблизительны, главное - линии, цветовые пятна, но их достаточно, чтоб понять: толстячок в красном, Санчо, что-то передает высокому в черном, Дон Кихоту, за этим наблюдает конь Росинант резких голубых тонов.

Спокойных работ на выставке вообще нет - везде нерв, порыв, движение. Мазок Фейгина, и без того широкий, грубый, насыщенный, становится чем дальше, тем грубее и шире. Художнику мало краски, он наклеивает на холст фольгу, пишет по фанере, оргалиту, картону, по плотной бумаге. После столетия уже болят глаза, и он пробует писать вслепую: по его словам, когда рука сама начинает двигаться по холсту - все получается особенно выразительно.

Как так выходило у Фейгина? Настроить зрителя на размышления - в том числе и к этому подводит зрителя устроенный в начале выставки "лабиринт-предисловие". Нужно двигаться по лабиринту, рассматривая по ходу выплывающие из полумрака графические наброски Мастера, из которых и выходили потом его чаплины и скрипачи. А дольше всего задерживались многие на повороте, где стоит мольберт Фейгина, попавший к нему из мастерской Коровина…