В сентябре 1758 г., в разгар "незнаменитой" в истории государства Российского Семилетней войны (1756-1763), спустя месяц после битвы при Цорндорфе между русской армией и войсками Фридриха II, пруссаки перехватили фурьера лейб-гвардии Преображенского полка Людвига Фридрихса1. У курьера изъяли кожаную сумку фельдъегеря, в которой наряду с официальной корреспонденцией находилось около ста частных писем. О неоценимом боевом трофее незамедлительно доложили Фридриху II.
Материалы перехвата были использованы в информационной войне, после чего письма отложились в архивном фонде Тайного совета прусской королевской администрации. Там и обнаружил их спустя 250 лет кандидат исторических наук Денис Анатольевич Сдвижков. Исследователь потратил десять лет на то, чтобы подготовить к печати эту не имеющую аналогов архивную находку.
В 2019 году снабженную иллюстрациями и картами 688-страничную книгу "Письма с Прусской войны. Люди Российско-императорской армии в 1758 году"* выпустило в свет издательство "Новое литературное обозрение".
Окопная правда Елизаветинской эпохи
Своему капитальному, тщательно фундированному исследованию историк предпослал эпиграф - слова князя Петра Андреевича Вяземского:
"Письма - это самая жизнь, которую захватываешь по горячим следам ее. Как семейный и домашний быт древнего мира, внезапно остывший в лаве, отыскивается целиком под развалинами Помпеи, так и здесь жизнь нетронутая и нетленная <...> еще теплится в остывших чернилах"2.
Хранящиеся в берлинском архиве письма написаны по-русски, по-немецки, по-французски, по-грузински3. Их авторы - генералы, офицеры, канцеляристы и интенданты, месяц тому назад принимавшие участие в Цорндорфской баталии. Численно преобладают офицеры в невысоких чинах. Это самая настоящая "лейтенантская", или, точнее, "поручицкая", проза - порой наивные свидетельства нижнего офицерского звена русской армии.
Перед нами толстовский взгляд на войну, материализованный почти в сотне писем, написанных за сто лет до Толстого.
В 1868 г., то есть 110 лет спустя после битвы при Цорндорфе, активный участник Крымской войны отставной поручик граф Лев Толстой на страницах журнала "Русский архив" сформулировал мысль о лживости официальных реляций, описывающих ход сражения. А ведь именно на этих реляциях основывают свое повествование военные историки!
"Объездите все войска тотчас после сражения, даже на другой, третий день, до тех пор, пока не написаны реляции, и спрашивайте у всех солдат, у старших и низших начальников о том, как было дело; вам будут рассказывать то, что испытали и видели все эти люди, и в вас образуется величественное, сложное, до бесконечности разнообразное и тяжелое, неясное впечатление; и ни от кого, еще менее от главнокомандующего, вы не узнаете, как было всё дело. Но через два-три дня начинают подавать реляции, говоруны начинают рассказывать, как было то, чего они не видали; наконец, составляется общее донесение, и по этому донесению составляется общее мнение армии. Каждому облегчительно променять свои сомнения и вопросы на это лживое, но ясное и всегда лестное представление. Через месяц и два расспрашивайте человека, участвовавшего в сражении, - уж вы не чувствуете в его рассказе того сырого жизненного материала, который был прежде, а он рассказывает по реляции"4.
Письма с Прусской войны написаны до того, как в офицерской среде был сформулирован и укоренен официальный взгляд на ход сражения и его итоги. Поэтому в них так много драгоценного для историка и художника "сырого жизненного материала" об изнаночной стороне любой войны и почти отсутствует то, что вызывало нескрываемое раздражение Толстого, - "особенный склад выспренней речи, в которой часто ложь и извращение переходят не только на события, но и на понимание знания события"5.
Благодаря письмам с Прусской войны профессиональные историки получили возможность познакомиться с одетыми в военные мундиры неизвестными россиянами XVIII века, вступить с ними в мысленный диалог и сделать шаги к раскрытию застывшего быта и теплящейся жизни Елизаветинской эпохи. Ожили и заговорили до сей поры безмолвствующие россияне, жившие в годы правления дочери Петра Великого, о которой мы еще на школьной скамье затвердили стихи графа Алексея Константиновича Толстого:
Веселая царица
Была Елисавет:
Поет и веселится,
Порядка только нет6.
Порядка, или, как говорили в XVIII веке, "регулярства" (регулярности), действительно не было. Дадим слово современникам...
"Русских надо еще и повалить..."
В 1758 г., в то давно прошедшее время, когда армии воевали в ярких разноцветных мундирах; когда еще не был изобретен бездымный порох и поле битвы на картинах батальных живописцев так романтично окутывали густые клубы порохового дыма; когда даже главнокомандующий не всегда умел читать карту и повелительным жестом указывал направление движения ратному строю, а офицер, отправляясь в поход, брал с собой целый штат прислуги; когда еще не было ни сухого пайка, ни консервов и верили в добросовестность полковых маркитантов; когда мужчины носили пудреные парики и шпаги, а до рождения Пушкина оставалось чуть более сорока лет и без малого столетие до "Севастопольских рассказов" Толстого - в наивные времена рокайлей, мушкетов, камзолов, гусиных перьев и восковых свечей, во времена Разумовских, Шуваловых, Ломоносовых, - в тот год у прусской деревни Цорндорф7 близ города и крепости Кюстрин состоялось одно из самых кровопролитных сражений XVIII века.
И в этой баталии не было никакого "регулярства".
"Вы что-нибудь поняли из этого чертова дня?
- Сир, я видел начало дела, но остальное ускользнуло от меня. В производимых движениях я ничего не разобрал. - Не Вы один, мой друг, не Вы один, утешьтесь..."8
Так говорил своему спутнику Фридрих II после Цорндорфской баталии, победу в которой приписывали себе и одетые в синие и белые мундиры пруссаки, и противостоявшие им русские в красных и зеленых мундирах. "Синие" атаковали "красных", но те устояли и сохранили боеспособность в первом столкновении с "самим" прусским королем, почитавшимся первым полководцем Европы. Ни энергично наступавшие "синие", ни стойко оборонявшиеся и активно контратаковавшие "красные" не достигли поставленных целей. По словам Вольтера, это была "героическая бойня"9. Как очень точно заметил современник, Цорндорфское кровопускание - это баталия, которую "обе стороны и выиграли, и проиграли"10. Именно после этой баталии Фридрих II якобы и произнес свою апокрифическую фразу о русских солдатах как людях (вариант: "стенах мяса"), которых "мало убить, а нужно еще и повалить"11.
Последняя поверка
Да, воины Русской армии были убеждены в своей победе. Но в их письмах с Прусской войны, написанных месяц спустя после Цорндорфской бойни, нет никаких следов военного энтузиазма12. Это понятно и объяснимо. В это время наградная система Российской империи состоит всего-навсего из двух орденов - Св. Андрея Первозванного и Св. Александра Невского. Есть еще голштинский орден Св. Анны. Это - генеральские награды. Штаб- и обер-офицеры не имеют ни малейшего шанса заслужить их за мужество и отвагу на поле боя.
Ситуацию переломит Екатерина II, учредив ордена Св. Георгия (1769) (об этом на стр. 32 - Авт.) и Св. Владимира (1782); они имели четыре степени, причем низшую степень мог получить даже обер-офицер. Столь существенная демократизация наградной системы станет важным катализатором военного энтузиазма служилого сословия.
Но все это произойдет в недалеком будущем. А пока ни один из авторов не пытается сочинить красивые, но лживые боевые эпизоды. Никто не измышляет того, чего не было. Никто не уподобляется второстепенному персонажу толстовской эпопеи "Война и мир" - гусарскому корнету Жеркову, придумавшему, чтобы обратить на себя внимание высокого начальства, нечто такое, что "клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня"13.
Если бы Лев Николаевич Толстой прочитал эти письма, он был бы доволен их авторами. Они не оскорбили бы его чувство правды.
Генерал-майор Петр Иванович Панин:
ТРИ ЧЕЛОВЕКА МОИХ ЖЕСТОКО ИЗРАНЕНЫ
"...В ту баталию две мои фуры, между которыми и вся моя канцелярия пропала, в которой были журнал, чертежи и все мои записи, да и бывшеи при неи офицер убит, а три человека, моих собственных людеи жестоко изранены"14.
В битве при Цорндорфе Панин был ранен. Цифры реляции свидетельствуют: "Насколько кровопролитной была, однако, эта баталия, и сколько храбрости показала в ней армия Е.И.В."15. В пехотной бригаде, которой командовал Панин, к концу сражения в строю осталось 1475 воинов из 4595: 4 штаб-офицера из 11; 2 капитана из 25; 42 младших офицера из 137; 1302 солдата из 419816.
Когда же Петр Иванович попросился в отпуск для неотложного обустройства домашних дел (потеря дома и смерть двух детей), раздраженная императрица отказала в просьбе и поставила генерал-майору на вид предпочтение "должности" перед "партикулярностью"17. Отныне вся последующая история русского дворянского сословия станет непрекращающимся - то скрытым, то явным - противоборством между этими двумя полюсами.
Поручик 1-го Артиллерийского полка Афанасий Невельской:
ОБРОКИ ВСЕ ИЗВОЛТЕ СОБИРАТЬ
"И ныне мы неприятеля не видим, а живем в ево границах в Бранденбурии... Хотя, где показываются, однако их всех ловят. А мы все слава Богу целы и здоровы. Оброки все изволте собирать и деревни содержать также изволите. ...Попросите Бога чтоб Бог меня живому определил въехать в Россию и вас видеть"18.
Был ли своевременно собран крестьянский оброк в деревне Беляевке Шацкой провинции Воронежской губернии (ныне деревня Беляевка Ухоловского района Рязанской области) - мы не ведаем. Достоверно известно, что поручику Невельскому не было "определено" вернуться на Родину. В августе 1759-го он погибнет в сражении при Кунерсдорфе, оставив после себя 154 рубля долгу19. Чтобы современный читатель адекватно представил величину этой суммы, укажем, что согласно прейскуранту, который был утвержден главнокомандующим, у маркитантов один фунт осетрины, "белужины", тешки, икры или семги должен был стоить 10 копеек, мясо говяжье "лутчее" - 4 копейки, а "старое французское вино" - 15 копеек бутылка. Это были очень высокие цены: в Петербурге, городе по определению недешевом, один фунт "лучшего мяса" обходился в 2 копейки20.
Поручик 2-го Гренадерского полка князь Сергей Васильевич Мещерский:
ОСТАЛСЯ В РУБАШКЕ, А ПРОЧЕЕ ВСЕ ИЗРУБЛЕНО
"Я незнаю, чем мне возблагодарить всевышняго тварца за такое несказанное милосердие, что я остался жив, будучи = 12 = часов в безпрестанном огне, а только одна рана в ногу, и пуля миновала кость, так что я теперь зачинаю ходить. Истинно, милостивый государь мой батюшка, я незнаю, может ли быть когда нибудь подобная сей кровопролитной баталии. Реткой, как из генералитету, так из штаба и обер афицеров остался неранен...
Мы с своей стороны почти все свои афицерские экипажи потеряли, ибо иные взяты прусаками, а иные собственными своими салдатами были разграблены, Между которых и мой бедный совсем пропал. Так что только остался в одном том кавтане и в рубашке, в которых был на боталии, а прочее все изрублено..."21
Аноним:
Я ЧАСТО ДУМАЛ О МОЕЙ ДОРОГОЙ НАТАШЕ
"Только представьте, жизнь моя: всю ночь проводя на коне, скакать повсюду, задевая за ноги умирающих, жалобные стоны, проникающие мне глубоко в сердце, слышать множество людей, окликавших меня по имени, прося как милости, чтобы я их прикончил и положил конец их жалобам и страданиям.
Вот, сердце мое, что за отрады войны, вот ради чего мы совершаем тяжелые марши, терпим все тяготы и невзгоды. Ради того, чтобы сдохнуть, как собака, или прикончить других.
...Ради всего святого, будьте же мне верны и сохраните Вашу клятву! Не низводите меня во ад. Вам слишком хорошо известно, моя дорогая супруга, до какой степени я вас обожаю.
...Знайте, жизнь моя, что в кровавый день прошедшей баталии, ежесекундно ожидая в продолжение 12 часов смерти, я часто думал о моей дорогой Наташе - что если меня убьют, это очень опечалит ее, и эта мысль очень меня трогала даже на пороге самой смерти. Истинно, жизнь моя, я знаю, что в час моей смерти умру с Вашим именем на устах"22.
Измены супруги Аноним страшится больше, чем гибели от прусского ядра или пули. Письмо Анонима - это настоящее торжество толстовского взгляда на ход Истории. И в период эпохальных исторических событий частная жизнь людей идет своим чередом. Вспомним эпопею Толстого:
"Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей шла, как и всегда, независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований"23.
Капитан Никифор Андреевич Шишкин, секретарь при главнокомандующем Заграничной армией генерал-аншефе графе Вилиме Вилимовиче Ферморе:
НЕПОМЫШЛЯЕМ О КВАРТИРАХ, НЕСМОТРЯ НА СЕНТЯБРЬ...
"Еще непомышляем о квартирах, несмотря что сентябрь месяц идет с продолжением суровой погоды. Думаю, что и октябрь месяц вместе с холодом, дождем, грязью и ветром препровождать будем. Всякои курьер з большою радостью от нас отъезжает нежели от вас сюда приезжает, они сами вам сказать могут о нашем житье. ...Мы не предписываем себе смотреть на один день вперед, что будем делать, а в России на год на денги правизию люди себе заготовляют, не думая ничево"24.
Алексей Денисенко:
ЛОШАДЬ ОТ ЧУГУННОГО МЯЧА В МИГ УМЕРЛА
"Я слава Богу жив. В Марсов праздник, который мы 14 числа августа целой день торжествовали, я был крепко зашиблен в левое плечо, и две недели не мог надеть кафтана, тагда же и в правое колено ранен. Лошадь, накоторой я сидел, от чугунного мяча в миг умерла"25.
Сюжет для небольшого романа
Я закрываю книгу. Ее с интересом изучат профессионалы, которые неспешно станут знакомиться с россиянами "осьмнадцатого столетия". Для сочинителей же исторических романов книга бесценна. Один из сюжетов лежит на поверхности.
В ходе Цорндорфской баталии был взят в плен флигель-адъютант Фридриха II граф фон Шверин. Пленного направили в Петербург в сопровождении героя баталии Григория Орлова, получившего в ходе сражения три раны, но оставшегося в строю. И эта ничтожная историческая случайность будет иметь далеко идущие последствия. В столице Орлов сделается кумиром гвардии, познакомится с великой княгиней Екатериной Алексеевной, станет ее фаворитом и в конечном итоге, используя помощь своих братьев и поддержку гвардии, возведет Екатерину на престол...
Так свяжутся воедино битва при Цорндорфе и Золотой век русского дворянства.
1. Курьер под конвоем был отправлен в Кольберг и по пути туда отбит русским отрядом, осаждавшим эту прусскую крепость.
2. Сдвижков Д.А. Письма с Прусской войны. Люди Российско-императорской армии в 1758 году. М.: Новое литературное обозрение, 2019. С. 7 (Серия Archivalia Rossica).
3. Среди авторов писем, написанных по-грузински, - квартирмейстер Грузинского гусарского полка Георгий Гамгеблидзе (Гангеблов) и вахмистр этого же полка князь Папуна Салагов (Сологашвили).
4. Толстой Л.Н. Несколько слов по поводу книги "Война и мир" // Роман Л.Н. Толстого "Война и мир" в русской критике. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1989. С. 32-33.
5. Там же. С. 33.
6. Толстой А.К. История государства Российского от Гостомысла до Тимашева // Толстой А.К. Полное собрание стихотворений: В 2х т. Т. 1. Л.: Сов. писатель, 1984. С. 334 (Б-ка поэта. Большая серия).
7. Ныне - Сарбиново близ города Костшин-над-Одрон в западной части Польши (Любушское воеводство).
8. Сдвижков Д.А. Письма с Прусской войны. С. 123.
9. Там же. С. 132.
10. Там же. С. 124.
11. Там же. С. 200.
12. Там же. С. 173.
13. Толстой Л.Н. Война и мир. Т. I. Ч. 2. Гл. ХХI. М.: Художественная литература, 1978. С. 186.
14. Сдвижков Д.А. Письма с Прусской войны. С. 216.
15. Там же. С. 227.
16. Там же. С. 228.
17. Там же. С. 171, 585.
18. Там же. С. 255.
19. Там же. С. 259.
20. Там же. С. 149.
21. Там же. С. 264.
22. Там же. С. 269, 270.
23. Толстой Л.Н. Война и мир. Т. II. Ч. 3. Гл. I. С. 381-382.
24. Сдвижков Д.А. Письма с Прусской войны. С. 349, 351.
25. Там же. С. 358.