"Безмолвием развалин Варшава мучительно озирала нас..."

Центральный же участок фронта - в Польше - Гитлер ослабил.

А между тем именно там Сталин готовил главный удар зимней кампании. Удар, выводивший от Вислы, с захваченных в августе 44-го на ее западном берегу Магнушевского, Пулавского и Сандомирского плацдармов, к Познани и в Силезию.

Направление главного удара

Удар должны были нанести два самых мощных советских фронта - 1-й Белорусский и 1-й Украинский (Маршалы Советского Союза Георгий Жуков и Иван Конев).

Имевшие четыре из шести советских танковых армий, они были еще и сверх меры усилены артиллерией.

"Тесно было на плацдарме от сосредоточенной массы артиллерии. Видел, как некоторые командиры, размахивая пистолетами и не жалея крепких слов, "бились" друг с другом за место для постановки своих орудий" (бывший командир дивизиона 76-мм пушек Валентин Иванов)¹.

"Артиллерийские орудия стояли колесо к колесу длинными многоярусными рядами. Между ними нельзя было проехать на машине" (бывший начальник оперативного отдела штаба армии Илларион Толконюк)².

Плотность артиллерии на плацдармах довели до 230-250 орудий на километр фронта. Снарядов только на Магнушевском и Пулавском накопили почти 3,8 миллиона - 3289 вагонов. И в артиллерии, и в танках, и в авиации, и в живой силе Жуков и Конев превосходили противника в 9-10 раз³...

Триумф "бога войны"

Уже доказано, что Висло-Одерскую операцию начали не раньше намеченного срока (спасая якобы теснимых в Арденнах союзников), а, наоборот, позже. Не говоря уже о том, что к январю 1945 года наступление немцев в Арденнах выдохлось, удар на Висле намечался отнюдь не на 20-е, а на 9-10 января. Решили, однако, выждать улучшения погоды - чтобы можно было корректировать артогонь и использовать авиацию⁴.

Но погоды все не было... И Конев ударил 12 января с Сандомирского плацдарма в густой снегопад, а Жуков, 14-го, с Магнушевского и Пулавского, в густой туман.

14-го же, с Рожанского и Сероцкого плацдармов на реке Нарев, перешел в наступление на польской земле жуковский сосед справа - 2-й Белорусский фронт Маршала Советского Союза Константина Рокоссовского. (Это уже была составная часть другой стратегической операции - Восточно-Прусской.)

На Магнушевском плацдарме "земля вздрогнула, запульсировала, раздались раскаты невообразимого грохота"⁵ (Илларион Толконюк).

"Выстрелы слились в сплошной ревущий гул. А несущаяся над головой лавина металла ощущалась физически, вызывая желание пригнуться, как будто и не было над нашим блиндажом перекрытия в несколько накатов. [...] Над вражескими позициями вздыбилась земля и высоко поднялась стена дыма, смешанного с землей и снегом. Ее пронизывали огненные смерчи разрывов. Она как бы зависла в воздухе и оставалась стоять не только на всем протяжении артиллерийской подготовки и последовавшего за ней огневого вала артиллерии, катившегося в глубину вражеской обороны, но еще долго по их окончании"⁶ (Валентин Иванов).

Командующий 8-й гвардейской армией генерал-полковник Василий Чуйков двинул пехоту с танками - под защитой огневого вала - даже раньше срока. И не ошибся.

"Пехотинцы шли в полный рост, не спеша. Они не держали винтовки наперевес, как мы привыкли видеть в кинофильмах, а произвольно, кто как, несли их в руках".

Ведь немецкие траншеи первой линии "были сравнены с землей. Кругом виднелись груды бревен разбитых блиндажей и дерево-земляных огневых точек, смешанные с телами убитых. От оборонительных сооружений не осталось ничего"⁷ (Валентин Иванов).

"Появляются очумелые, оглушенные пленные, у многих из ушей струится кровь"⁸ (Илларион Толконюк)...

То же и на Сандомирском плацдарме.

"Над линией фронта я попал в настоящий ад: шла артиллерийская подготовка. Наши снаряды летят и светятся в облаках. Ощущение, что вокруг тебя все горит"⁹ (бывший летчик-штурмовик Николай Пургин).

"Все кругом было буквально перепахано, особенно на направлении главного удара армий Жадова, Курочкина и Пухова. Все завалено, засыпано, перевернуто. [...] Перед танками открылись ворота - хоть на тройке въезжай!"¹⁰ (бывший командующий фронтом Иван Конев).

Четыре танковых тарана

Конечно, прорыв даже первой позиции немцев достался не бескровно.

"Первая траншея сровнялась с землей, песок почернел от огня, всюду лежали обгорелые немецкие трупы. Здесь же разбитые орудия и пулеметы.

Но в последующих траншеях мы вступили в бой с уцелевшими немцами. Всюду пулеметные вспышки, свист пуль. Мы ворвались в одну из траншей. Мелькали каски, лица. Немцы оборонялись отчаянно. [...]

Пройдя мелколесье, наша рота вышла на поле и увидела подбитые и горевшие танки. И наши, и немецкие"¹¹ (бывший командир саперного отделения Андрей Иванов).

Тем не менее "бог войны" позволил прорвать все три позиции либо в первый же день (у Конева), либо (у Жукова) к середине второго.

И уже 12 января в пробитую артиллерией, пехотой и танками брешь устремились танковые армии Конева - 3-я гвардейская (генерал-полковник танковых войск Павел Рыбалко) и 4-я (генерал-полковник Дмитрий Лелюшенко). А 15-го - 16-го в прорыв вошли танковые армии Жукова - 1-я и 2-я гвардейские (генерал-полковники танковых войск Михаил Катуков и Семен Богданов).

Не ввязываясь в затяжные бои, обходя очаги сопротивления, оставляя их идущим следом общевойсковым армиям, эти четыре быстроходных тарана устремились на запад, в глубокий тыл группы армий "А" генерал-полковника Йозефа Гарпе.

Прорыв танков Богданова к Сохачеву вынудил немцев отойти из района Варшавы. Это помогло 1-й польской, 47-й и 61-й армиям Жукова вытеснить 17 января врага из польской столицы.

"Обугленная провалами домов, клочьями рваных стен, костлявыми призраками домов, обглоданными лавиной снарядов и огня, всем безмолвием развалин Варшава мучительно озирала нас"¹² (бывшая военная переводчица Елена Ржевская).

После восстания 1944 года Варшава "представляла собой горы руин, подвалы которых были заполнены телами убитых поляков. Могилы виднелись повсюду - на улицах, в скверах"¹³ (бывший старшина медсанроты Николай Никулин)...

"Вызволить братьев-поляков..."

Нехватка у врага резервов умножилась на возросшую к 1945 году боеспособность советских танковых войск.

С танковыми бригадами шли самоходно-артиллерийские полки, пушки и гаубицы на буксире "шевроле" и "студебеккеров", "форды" и "студебеккеры" с мотострелками. Часть пехоты ехала на броне Т-34 и "Шерманов"...

"Перед глазами раскинулись серые холмистые поля Польши, кое-где прикрытые снегом, поля бедноты. Справа или слева недалеко от дороги встречались мелкие населенные пункты с десяток домов. Иногда оттуда слышались выстрелы, но у нас своя задача: только вперед"¹⁴ (бывший командир мотострелковой роты Евгений Бессонов).

Контрудар врага под Кельце армия Лелюшенко отразила, не ввязываясь во фронтальные бои. Обходя немецкие дивизии с флангов, прорываясь в промежутки между ними и отрезая их друг от друга и от тылов...

Крепость Познань армия Катукова обошла - оставив ее пехоте Чуйкова...

"Танки "Т-34" катят на запад. [...] От сверхъестественного числа танков волосы становятся дыбом"¹⁵ (бывший пилот "Юнкерса-87" Ганс Ульрих Рудель).

"Фашисты не успевают драпать, много их валяется по дорогам, а часть рассыпалась по лесам"¹⁶ (бывший артиллерийский разведчик Евгений Селиванов).

Получали свободу военнопленные и подневольные иностранные "арбайтеры".

Вел колонну итальянцев однорукий серб,

Под норвежским флагом фура проплелась, пыля,

И мне честь, шагая мимо, отдал офицер

В непривычном мне мундире службы короля. [...]

Так и шли людские толпы.

Что там толпы - тьмы! -

Всех языков и наречий, всех земных племен.

В эти дни свободу возвращали мы.

В эти дни был сломлен нами новый Вавилон¹⁷.

И день за днем выполнялся отданный еще 1 мая 1944 года приказ Верховного главнокомандующего: "Вызволить из немецкой неволи наших братьев-поляков"¹⁸.

"Вызволить братьев-поляков..."

Выделяя среди "союзных нам народов" поляков и "чехословаков" как "наших братьев", Сталин апеллировал к популярной в России идее славянского единства.

"Вот почему-то при встречах возникало чувство славянского единения, братства. Кроме того, близкий язык, правда, у них католическая церковь, не православная, это не единило нас. Но видели, что славяне бьют немцев, возникало внутреннее чувство славянского патриотизма"¹⁹ (бывший командир батареи "Катюш" Юрий Новиков).

Тем сильнее был охвачен этим чувством корреспондент газеты 2-й ударной армии 2-го Белорусского фронта Сергей Наровчатов - поэт, выпускник знаменитого ИФЛИ*, с гордостью ощущавший себя в те дни как

Русских войск строевой капитан.

"Поляки тепло и радостно встречают наших бойцов и офицеров и горячо благодарят за освобождение из-под немецкого гнета. Население повсеместно с огромной ненавистью говорит о бесчинствах и злодеяниях..."²⁰ (отчет политуправления 2-го Белорусского фронта).

2-й Белорусский, а за Лодзью (переименованной немцами в Литцманштадт) и 1-й Белорусский шли по польским землям, присоединенным в 1939 году к Германии. Где поляков выбрасывали из квартир, где им не продавали колбасу и масло, где им не давали говорить по-польски...

Шли мимо разрушенной в 44-м Варшавы.

"Стало уже светать, когда повстречали первых варшавян. Измученные и изможденные, они на колясках и телегах везли детей и свои жалкие пожитки, возвращаясь из соседних деревень в родной город. [...] Многие бежали за нами, старались пожать нам руки или хотя бы просто дотронуться до нас, а вслед нам кричали: "добре пани", "спасибо за свободу"²¹ (бывший командир взвода женской роты снайперов Нина Лобковская).

"Москалей" приветливо встречали даже там, где еще в 1914-м добра им не желали.

"Вместе с пехотой мы вошли в город [Краков. - Авт.], из домов выскакивали поляки и звали: русс, идем водку пить"²² (бывший командир взвода батареи 122-мм пушек Владимир Ходош).

На Берлин!

Развал немецкой обороны позволил продолжить наступление и за меридиан Познани - к Одеру.

И 29 января 1945 года танки Катукова, пройдя всю Польшу, вступили на территорию Германии - в прусскую землю Бранденбург. (Танки Рыбалко еще 19-го вошли в прусскую землю Нижняя Силезия...)

То есть за 17 дней была освобождена почти вся территория Польши к западу от Вислы - кроме "польского коридора" между Померанией и Восточной Пруссией.

31 января войска Жукова вышли к реке Одер.

"Напрасно он лег поперек германских дорог, ржавчину игл ощетиня, разинув драконову пасть у Штеттина. Глубоко мы вонзили копье, Одер, в холодное брюхо твое! Насквозь прошло острие"²³.

На западном берегу был захвачен плацдарм, и Красная армия оказалась в 60 километрах от Берлина.

---

* Институт философии, литературы и истории.

^{1. Иванов В.М. Война глазами лейтенанта. 1941-1945 годы. СПб., 2001. С. 195.}

^{2. Толконюк И.А. Раны заживают медленно. Записки штабного офицера. М., 2004. С. 423.}

^{3. История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941-1945. Т. 5. М., 1963. С. 61-62, 64.}

^{4. Киселев В.Н. Висла - Арденны, 1944-1945 // Военно-исторический журнал. 1993. N 6. С. 29-34.}

^{5. Толконюк И.А. Указ. соч. С. 427.}

^{6. Иванов В.М. Указ. соч. С. 200-201.}

^{7. Там же. С. 201, 203.}

^{8. Толконюк И.А. Указ. соч. С. 428.}

^{9. Драбкин А. Я дрался на Ил-2. М., 2006. С. 46.}

^{10. Конев И.С. Записки командующего фронтом. 1943-1945. М., 1985. С. 320, 322.}

^{11. Першанин В. Сталинградская мясорубка. "Погибаю, но не сдаюсь!" М., 2012. С. 114, 115.}

^{12. Ржевская Е. Далекий гул. Повесть // Дружба народов. 1988. N 7. С. 5.}

^{13. Никулин Н.Н. Воспоминания о войне. М., 2014. С. 227-228.}

^{14. Бессонов Е. На Берлин! М., 2005. С. 174-175.}

^{15. Рудель Г.У. Пилот "Штуки". Мемуары аса люфтваффе. М., 2003. С. 276-277.}

^{16. Селиванов Е.И. Дорога к победе. Записки русского солдата Великой Отечественной войны (дневники). Очерки о послевоенных встречах. М., 2000. С. 59.}

^{17. Наровчатов С. Дорога в Тчев // Наровчатов С. Стихи. М., 1960. С. 90-91.}

^{18. Сталин И.В. О Великой Отечественной войне Советского Союза. М., 1953. С. 146.}

^{19. Драбкин А. На войне как на войне. М., 2012. С. 570-571.}

^{20. Наровчатов С. Польские стихи // Наровчатов С. Стихи. С. 58-59.}

^{21. Лобковская Н.А. Была такая рота // Военно-исторический архив. Вып. 10. М., 2000. С. 72-73.}

^{22. Ходош В.А. Воспоминания участника и свидетеля многих важных событий ХХ века в России // Военно-исторический архив. 2005. N 6 (66). С. 71.}

^{23. Кирсанов С. Одер // Кирсанов С. Избранное. М., 1949. С. 178.}

---

Сергей НАРОВЧАТОВ

ПРАЗДНИК В ЦЕХАНОВЕ

Я вошел в Цеханов утром, в час, когда над ним свобода

Снова крылья распростерла, крылья светлые свои.

На востоке встало солнце, и лучи его восхода

Стали первыми лучами счастья, дружбы и любви.

И над каждым встречным домом, над венцами древних башен,

Как над каждым честным сердцем этой горестной страны,

Кровью, пролитой по снегу, кровью польской, кровью нашей,

Флаги Речи Посполитой бело-красные цвели.

Рядом с ними развевались наши праздничные флаги,

Флаги чести и свободы, флаги праведной войны.

И дома от них хмелели, как на празднестве от браги.

Как при встрече с давним другом из далекой стороны.

По цветастой этой вьюге, среди плещущих полотнищ,

Я прошел как именинник, как виновник торжества,

Принимая поздравленья площадей, домов и сходбищ,

Щедрой горстью возвращая им приветные слова.

На скрещенье узких улиц - Маршалковской с Кастелянной -

Я увидел дом из камня прочной кладки давних дней,

Здесь меня судьба настигла, повстречав глазами с панной,

Что стояла недвижимо у резных его дверей.

Если б с звездами сравнил я ослепительные очи

И посмел сравнить со снегом белизну ее лица,

Звезды крикнули б "спасибо", рассиявшись среди ночи,

И растаял снег от счастья у январского крыльца.

Словно вышла мне навстречу молодая королевна

Из крылатого сказанья незапамятных времен, -

Ведь недаром на сугробе, сбитый с древка силой гневной,

Распластался флаг враждебный, как порубленный дракон.

Я стоял, застыв в молчаньи, красотой смущен жестокой,

Как нежданно и внезапно, удивив сверх всяких мер,

Вдруг сказала королевна, мне отдав поклон глубокий:

- Про'шу Вас зайти до дому, незнакомый офицер.

Сердца стук смирив, сказал я, что она меня обяжет,

Рассказав, чем заслужил я приглашенье в этот дом.

Но ответила мне панна: - Вам отец об этом скажет,

Это он Вас приглашает, он и скажет обо всем.

И по знаку незнакомки я поднялся по ступеням,

И вошел за нею следом в распахнувшуюся дверь,

Словно случаю подвластный, околдованный мгновеньем,

Позабывший почерк горя и язык своих потерь.

Седогривый и костлявый, схожий с яростною птицей,

Схожий с о 'ржелом* старинным ягеллоновских монет,

За столом, накрытым щедро, среди убранной светлицы,

Восседал хозяин дома - ойц** шестидесяти лет.

Он поднялся мне навстречу, заключил меня в объятья.

Исколол меня усами, руку сжал в своей руке,

И по хватке по медвежьей, по хрустящему пожатью

Я тогда узнал, что сила не ослабла в старике...

- Если пан в распоряженье полчаса имеет праздных,

Перед тем как подниму я чарку первую свою,

Я хочу ему поведать, почему здесь нынче праздник

И за что я вместе с другом эту чарку разопью.

Коли спросите в округе, кто, ни в грош не ставя разум,

Как хмельную свадьбу, прожил долгий свой и грешный век,

Все друзья мои ответят, весь Цеханов скажет разом:

"Это, верно, Ян Поплавский, беспокойный человек".

Но при всем своем беспутстве сына вырастил и дочку,

Сын давно пошел в казарму, на семнадцатом году,

Ну, а дочка помогла мне закопать большую бочку,

Всем друзьям моим в подарок, в небольшом моем саду.

А вино в зарытой бочке, к нашей гордости и чести,

Было тем вином бесценным, что в начале всех начал

В чарках искрилось у деда в час, когда на этом месте

Он своих друзей высоких привечал и угощал.

Мы в роду его пивали лишь на свадьбах и крестинах,

И когда враги ворвались в древний наш и славный край,

Я сказал своим соседям - детям, женщинам, мужчинам:

"Все, что дедами добыто, сохраняй и охраняй!"

Нет, ни я и ни соседи не смогли бы это сделать,

Если б нам не помогала наша польская земля,

Если к нам бы на подмогу россиян не встала смелость,

Не пришли бы к нам на помощь ваши долы и поля.

В этой здравице застольной, в смысл ее любого слова,

Все, чем мы близки с Россией, навсегда заключено.

Нас приветствует сегодня, из земли воспрянув снова,

Дружбы Польши и России многодавнее вино.

Дочка вышла Вам навстречу в переулок этот узкий,

У резных дверей стояла, волю выполнив мою,

Потому что приказал я: кто бы ни был первый русский,

С ним вино любви и братства я тотчас же разопью.

Седогривый и костлявый, он поднялся над светлицей:

- Так за Польшу и Россию я подъемлю этот тост! -

И подняла королевна вверх тяжелые ресницы,

Черным жемчугом сияло отраженье вышних звезд.

Так меня Цеханов встретил в день, когда над ним свобода

Снова крылья распростерла, крылья светлые свои.

На востоке встало солнце, и лучи его восхода

Стали первыми лучами счастья, дружбы и любви!

---

^{* Орлом (искаж. польск.)}

^{** Отец (польск.)}