Исполнилось 100 лет со дня рождения Марии Чуковской

Письмо из подмосковного поселка Переделкино от Павла Михайловича Крючкова, ведущего научного сотрудника "Дома-музея Корнея Чуковского":

Дорогой Дмитрий!

В переделкинском Доме-музее К.И. Чуковского мы открыли выставку под названием "Муркина книга", посвящённую столетию со дня рождения дочери Корнея Ивановича - Марии (1920-1931).

В семье её все называли Мурочкой.

Мура родилась в трудное и для страны, и для семьи время. Отец девочки без конца разрывался между подёнными заработками.

Появление младшей дочери стало для Корнея Ивановича утешением и благодатным подарком судьбы. Он целыми днями всматривается и вслушивается в свою маленькую дочь, не уставая радоваться и удивляться ей. Записывает свои впечатления в дневник.

"У Мурки такое воображение во время игры, что, когда потребовалось ловить для медведя на полу рыбу, она потребовала, чтобы ей сняли башмаки. Сейчас она птичка - летает по комнатам и целыми часами машет крыльями..."

В те годы Корней Иванович создавал свою знаменитую книгу о детской психологии, и подрастающая Мурочка очень скоро пришла на страницы "От двух до пяти".

"...Ребенок бессознательно требует, чтобы в звуке был смысл, чтобы в слове был живой, осязаемый образ; а если этого нет, ребенок сам придаст непонятному слову желательные образ и смысл... Услышав два стишка из "Мойдодыра": "И сейчас же щетки, щетки / Затрещали, как трещотки..." - моя трехлетняя дочь, никогда не слыхавшая слова "трещотка", попыталась осмыслить его при помощи такой трансформации: "И сейчас же щетки, щетки / Затрещали, как три тетки..."

Мы назвали нашу выставку по имени редкой книжки, составленной отцом специально для дочери. Мурочка оказалась героиней многих сказок и стихов, включенных в неё: "Путаницы", "Чуда-дерева", "Бяки-закаляки" и других. Владимир Конашевич, художник "Муркиной книги", старался изобразить в своих рисунках именно Муру.

"Конашевич стал просить её, чтобы она открыла рот (ему нужно нарисовать, как ей в рот летит бутерброд, он нарисовал, но непохоже). Она вся раскраснелась от душевного волнения, но рта открыть не могла, оробела. Потом я спросил ее, отчего она не открыла рта: - Глупенькая была..."

Мура была настоящей творческой личностью с необыкновенной памятью и фантазией.

И главное - человеком удивительной, нежной, трепетной души.

Многие взрослые люди, даже ненадолго оказывающиеся рядом с нею, как-то невольно просветлялись и мягчели сердцем. Это помнили все, кто её знал.

Постепенно в семью Чуковских пришла страшная беда: десятилетняя Мура заболела костным туберкулёзом.

"Еще третьего дня я мог говорить на посторонние темы, и вдруг рука за сердце, - горестно пишет Корней Иванович в дневнике незадолго до кончины Муры. - Может быть, потому, что я пропитал ее всю литературой, поэзией, Жуковским, Пушкиным, Алексеем Толстым - она мне такая родная - всепонимающий друг мой... Сегодня ночью я услышал ее стон, кинулся к ней... Она: Ничего, ничего, иди спи. И все это на фоне благодатной, нежной, целебной природы - под чудесными южными звездами, когда так противуестественными кажутся муки..."

В архиве семьи Чуковских сохранилась небольшая переписка Муры с отцом и её стихотворные опыты, некоторые из которых содержат в себе настоящий воздух поэзии.

"Милый К.И., - пишет Чуковскому его жена Мария Борисовна в декабре 1930 года, - вот тебе Мурины стихи, продиктованные мне скороговоркой на ухо..."

"Мурочкины стихи, конечно, чудесны, - отвечает Корней Иванович. - Особенно "Новая кукла". Как она владеет изысканным ритмом!.."

И сразу же пишет Муре в её лечебный санаторий "Бобровка" из Ленинграда:

"Мурка!

Нам всем очень нравятся твои стихи. Они поэтичны и написаны с большим мастерством. Сразу видно, что ты читала и Жуковского, и Блока, и Пушкина. Особенно мне понравились: "Солнечный зайчик", "Новая кукла" и "Мы лежим". "Буря" и "Улитки" - совсем неудачны. В "Новой кукле" и в "Солнечном зайчике" - очень музыкальный ритм, весь построенный на паузниках, и я никогда не ожидал, что ты так хорошо им владеешь. Итак, ты тоже будешь писательницей, я в этом твердо уверен... Я надеюсь дожить до того времени, когда в ГИЗе выйдет книга Марии Чуковской. Может быть, это будет книга о Бобровке? Подумай об этом..."

Осенью 1931 года, после долгих страданий, Мурочка Чуковская умерла в крымской Алупке. Отец сам похоронил её на местном кладбище. Эта рана не зажила никогда.

Отмечая в Доме Чуковского столетие со дня рождения Муры, шлём читателям "Российской газеты" три её стихотворения. Может быть, они найдут своё место в "Календаре поэзии", и Ваши читатели откроют для себя чудесную, талантливую, отважную душу этой девочки...

Прилагаю также одну её фотографию.

Стихи Муры Чуковской 1930-1931 годов

"Десять лет там прожила и счастливая была..."

Новая кукла

Новая кукла, новая кукла,

Ты в магазине раньше была.

Ты там молчала как неживая,

Ты ничего рассказать не могла.

Новая кукла, новая кукла,

Я теперь думаю за тебя.

Новая кукла, новая кукла,

Я тебя шлёпаю, любя.

Новая кукла, тебя зовут Лидой.

Новая кукла, тебе десять лет.

Новая кукла, ты - шалунья.

Ты наделаешь много бед.

Солнечный зайчик

Солнечный зайчик, солнечный зайчик

Весело прыгает на потолке.

Солнечный зайчик, солнечный зайчик

У Марины на руке.

Солнечный зайчик, солнечный зайчик,

Ты пойди на этот дом.

Солнечный зайчик, солнечный зайчик,

Обеги его кругом.

Солнечный зайчик, солнечный зайчик

Бегает далеко.

Солнечный зайчик - маленький зайчик,

А поймать нелегко.

* * *

(На размер Царя Салтана)

Я лежу сейчас в палате.

Рядом с тумбой на кровати,

Окна белые блестят,

Кипарисы шелестят.

Ряд кроватей длинный, длинный,

Всюду пахнет медициной.

Сёстры в беленьких платках,

Доктор седенький в очках.

А за сотни вёрст отсюда -

Звон трамваев,

Крики люда.

Дом высоконький стоит,

Прямо в сад окном глядит.

В этом доме я родилась,

В нём играла и училась,

Десять лет там прожила,

И счастливая была.

29 января 1931

Пишите Дмитрию Шеварову: [e-mail]