Какой урок осторожности при карантине вынес барон Брамбеус

Фото: wikimedia.org

Пушкин относился к эпидемиям и карантинам, как утверждают литературоведы, с "азиатским фатализмом" - но не забывал о здравомыслии. Все помнят про пирующих на фоне окружающей чумы. И эти безрассудные "зажжем огни, нальем бокалы, утопим весело умы". И странные фантазии: мол, "все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья". О чем это? Что за гусарство в самоизоляции? Пирующим у Пушкина не светит ничего хорошего. Но время было романтическое. Этот мотив в литературе повторялся часто. И на разные лады.

Барон Брамбеус - вымышленный персонаж, под именем которого публиковал свои остроумные и ироничные истории Осип Сенковский, издатель популярнейшей когда-то "Библиотеки для чтения". Пушкин у него публиковал и "Пиковую даму", и "Песни западных славян", и сказки, и стихотворения. В 1833 году Сенковский опубликовал свое поучительное и полезное на случай эпидемии "Поэтическое путешествие по белу-свету" (из сборника "Фантастические путешествия барона Брамбеуса").

Этот плутовской роман с инфекцией стал вариацией на тему пира во время чумы и его последствий.

Барон Брамбеус в юности искал каких-то острых ощущений. Он чувствовал в себе поэта ("все великие поэты играют в карты") и жульничал за карточным столом. В конце концов ему пришлось скрываться от тех, кого он обмишурил. Добрался из столицы аж в Одессу. Скрылся в пограничном карантине, прикоснувшись к зачумленному больному. Оттуда перебрался в Турцию - здесь все и случилось.

В Константинополе Брамбеус зачастил к богатому синьору Петраки, чье заведение - тандур - считалось лучшим. Здесь чубуки длинней и у туфлей носы острей. Сплошные эвфемизмы.

Брамбеус без ума от старшей дочери Петраки, по имени Дуду. "Это бессмертная нимфа, с полною белою грудью, ожидающая...". Ну, не передать, чего.

Дуду ответила взаимностью. Они сгорали друг от друга. И не заметили, как опрокинули жаровню. "Мы спохватились, когда уже дым начал душить нас, и со страхом выскочили из тандура. Через минуту вся комната была объята пламенем".

Еще немного - и горело все предместье. "Мы с Дуду сожгли нашею любовию 9580 домов". Вот сила страсти.

Погорельцы переехали к родне. Брамбеус следом - и Дуду бросается на шею. Такое "электричество души". Брамбеус сказал: "Я счастлив!" Ответ красавицы - не угадаете.

"- Я зачумлена!.. - сказала она, дрожа и пряча за моим лицом свои пламенеющие ланиты.

- Как, друг мой?.. - вскричал я, невольно вздрогнув от страху.

- Да, мой друг!.. я зачумлена. В этом доме есть язва. Я неосторожно коснулась ее рукою... Я чувствую ее в моей груди..."

По нашим временам красавице светила бы статья за умышленное распространение опасной инфекции. Но это не могло остановить Брамбеуса - он был горяч.

"Она сказала это с такою ангельскою беспечностью, с такою невинностью, что я покраснел, стыдясь своего испуга. Я посмотрел ей в глаза и забыл об опасности. Ужасное впечатление, произведенное во мне именем чумы, уступило место горькой, глубокой, пронзительной печали.

"Несчастное дитя!.. - подумал я про себя, подпирая ее голову рукою, - ты была послана на землю, чтоб испытать сладость любви, осчастливить одного человека и с его сердцем воротиться на небо - и этот человек, на первом шагу, похищает у тебя спокойствие, ввергает тебя в пожар, а из пожара в язву!.."

- Ангел мой! - воскликнул я, плача, подобно ей, - наша судьба решена".

Брамбеус был романтиком, смешалось все, чума и поцелуи. Продолжили, пока не стало дурно.

"Я упал на софу... Далее не помню и не знаю, что со мною делалось". Очнулся Брамбеус уже в лазарете. Случилось чудо, и его спасли. Доктор беседовал с ним каждый день. "Старался заставить меня постигнуть красоту идеальную, красоту красивее самой природы. Я постигнул, но мой ум значительно притупился от такого напряжения".

Брамбеус после этого даже стал расти по службе. После карантина барон уже не забывал об осторожности. И думал, прежде чем поцеловаться.