97-летний фронтовик в COVID-изоляции пишет стихи и очерки

Всю войну - с "Катюшами"

Несмотря на долгую и очень непростую жизнь, которая иного человека просто сломала бы, выжав и выкрутив, как женщины выкручивают мокрое белье, Михаил Пеймер до сих пор не утратил ни особой своей юморной задоринки, ни способности образно и ярко мыслить. Например, когда он первый раз услышал слово "коронавирус", ему, рассказывает, сразу представился "величественный вирус в мундире царствующей особы с короной на голове". С тех пор он эту напасть иначе как "коронованный вирус" и не называет.

- Потом шутки оказались совершенно неуместны, - одергивает сам себя изрядно уставший от самоизоляции ветеран. - К большому сожалению, все это случилось в уникальный, так долго и трепетно ожидаемый год - юбилейный год нашей Победы. Сегодня можно констатировать, что нам было и остается тяжело, но мы не дрогнули! Праздник состоялся. И не только в душе, и не келейно, а предельно массово, но с соблюдением всех вынужденных предосторожностей.

Вот это "не дрогнули, выстояли" сопровождает его всю жизнь. Когда началась Великая Отечественная, Михаил Пеймер был курсантом 1-го гвардейского Московского военного училища артиллеристов-ракетчиков. Учиться пришлось в ускоренном темпе, параллельно ликвидируя пожары после бомбардировок города и устраивая засады для обнаружения наводчиков. Потом в составе 72-го гвардейского полка ракетных установок ("Катюш") воевал на Брянском фронте, а в конце июля 1942-го его полк перебросили в Сталинград, где взвод, а потом батарея, которой командовал 19-летний "мальчишка" Пеймер, билась насмерть двести дней и ночей. Все бойцы в подразделении были старше командира, а политруку вообще было уже 43, но проблем с дисциплиной у юного гвардии лейтенанта не было. Батяню-комбата тогда просто называли "сынком".

- У подножия этой горы (Мамаева кургана. - Прим. ред.) я по-пластунски все излазил, у меня там остались и добрые воспоминания, и очень тяжелые, - глаза ветерана, вернувшегося мысленно в прошлое, как будто гаснут.

С передовой - на нары

Затем было участие в операции "Багратион" (в составе 24-й гвардейской бригады 3-го Белорусского фронта), освобождение Белоруссии, Литвы, бои в Восточной Пруссии. До Победы было - рукой подать. Да только эти руки командиру Пеймеру едва не отбили: по письменному доносу парторга дивизиона его обвинили в якобы антисоветской агитации, исключили из партии, арестовали и без долгих разбирательств осудили по 58-й статье на десять лет заключения и пять лет поражения в правах. По словам ветерана, он пострадал за то, что высказался против ареста и ссылок военнопленных, освобожденных из немецких концлагерей, потому что многие попадали туда, будучи ранеными. При аресте у него отняли награды и наградные документы, письма родных, дневники, именные часы от политотдела с подписью маршала Жукова.

Срок Михаил Пеймер отбывал в Воркуте - в Воркутлаге: работал шахтером, геодезистом. Потом толкового заключенного сделали начальником планового отдела стройуправления, где он занимался созданием новых шахт. Судимость с него сняли только через год после смерти Сталина, а еще через несколько лет его реабилитировали, вернув боевые награды и воинское звание. Обретя свободу, Михаил Николаевич окончил Кемеровский горный институт и... вернулся в Воркуту, где проработал до пенсии, в том числе начальником комплекса реконструкции шахт Воркутинского угольного бассейна, имея в подчинении до 20 тысяч человек.

"Я еще молодой..."

Гвардии майор в отставке Пеймер давно возвратился в Ярославль, где в 1940 году окончил среднюю школу N 37. Немало молодых людей - школьников, студентов, курсантов - за последние три десятка лет имели счастье с ним встретиться и поговорить - о войне, о мире, о том, что действительно ценно, а что не очень. Правда, последние девять лет разговаривать ему очень непросто: серьезное заболевание и перенесенная операция повлияли на речевой аппарат, и ветерану приходится прилагать усилия, чтобы голос был слышен: прежде чем произнести слово, он нажимает на "ямку" на шее, где находится трахея и стоит протез, и таким образом помогает звуку родиться.

Но фронтовик не унывает. В свои 97 он активный пользователь интернета и завсегдатай одной из соцсетей. "Я же молодой - мне еще ста лет нет", - подшучивает над собой бывший комбат. Он пишет стихи, воспоминания, эссе, очерки, радуя и удивляя великолепным слогом, острым умом, широчайшим кругозором и тонким чувством юмора друзей и знакомых.

Вынужденные коронавирусные ограничения он пережидает на даче в деревне Лупычево под Ярославлем. "Это утомительно и тоскливо, - признается Михаил Николаевич. - Бывает и депрессия. Впрочем, она долго не длится, нахожу занятие..." Он предпочитает "держаться на плаву на пузырях, наполненных легким юмором".

Именно благодаря Михаилу Пеймеру и в его честь ярославские активисты к 75-летию Победы восстановили очень редкую разновидность "Катюш" - на базе шасси американского автомобиля International. На таких воевали юный комбат Пеймер и его батарея в Сталинграде, и 9 Мая авторы проекта "Машины Победы" приехали на уникальной восстановленной "Катюше" с поздравлениями к дому ветерана, чем растрогали его до глубины души.

Фронтовик сетует лишь, что, "запертый" на даче, он не может пользоваться всей ее территорией из-за "болота" в огороде. Участок так неудобно расположен, что даже в сухое время половина его находится в воде. Нужны серьезные мелиоративные работы, которые без привлечения специалистов не сделать. Совсем недавно региональные власти и областной совет строителей помогли ему обновить на доме крышу. "Я очень им благодарен! Но скажу честно: лучше бы они сделали мелиорацию, потому что крышу мы и сами могли починить, кровельных рабочих найти несложно, а мелиораторов попробуй найди", - рассказывает он о своей проблеме. Несмотря ни на что, задачу гвардии майор в отставке намерен решить, пусть и с помощью "шабашников". Потому что шутки шутками, но, как Михаил Пеймер написал в одном из своих стихотворений, "... я теперь уязвим, впору пить "имунеле": растрачены резервы месяцев и лет. В закромах остались дни и недели..."

"Немцы шли медленно, ощупью, с поднятыми руками, некоторые с оружием за спиной, но больше без оружия... Эти отчаявшиеся немецкие солдаты пошли сдаваться именно ночью, чтобы не расстреляли свои же... Один из дезертиров сумел объяснить, что их часть неспособна оказать какое бы то ни было сопротивление, что немцы ждут с нетерпением команды штаба армии о прекращении огня и капитуляции. Потом добавил, что все смертельно голодны. Вид этих измученных людей, еще недавно певших раскатисто фривольные немецкие песенки, уверенных в своем высшем праве топтать чужую землю... постепенно менял наше отношение к ним. На смену жгучему желанию избить этих пришельцев из так называемой цивилизованной Европы, поставить в строй и расстрелять за все их злодеяния появилось сознание солдатского долга, не допускающего бить лежачего. Присмотревшись к этим неуклюжим, одетым во что попало, горестно поникшим, ожидающим с тревогой своей дальнейшей участи, утратившим не только солдатскую выправку, но и нормальный человеческий облик людям, советские солдаты начали пересмеиваться, затем протягивали пленникам табачок, а кое-кто и припрятанную горбушку".