Большой и Мариинский театры отмечают юбилей Майи Плисецкой

Явления столь безусловного и более глобального в балете, как Майя Плисецкая, за последние полвека не было.

Балетному миру, превыше всего ценящему ушедшее величие, Плисецкая так и не позволила узнать себя в амплуа "великой старухи": ее поступь на высоченных шпильках оставалась легка, осанка царственна, шея неправдоподобно гибка, а руки сохраняли "лебединость". Она была единственной и неповторимой, когда танцевала, и осталась такой же до последнего появления на публике. Формальные цифры, отмерявшие мафусаилов век, и блистательная дива, появлявшаяся в разных частях света в нарядах от Кардена, оставались параллельными прямыми, вроде бы и пересекающимися, но за пределами человеческого воображения. Коллеги разных поколений до сих пор пытаются найти в словах эквивалент ее дара. И, несмотря на прославленную остроту балетных языков, не могут вывести формулу этого необыкновенного воздействия на публику, которое сохраняет свою интенсивность даже сквозь десятилетия, преодолевая статичность кинокамер и плохое качество старых фотопленок.

Уже первые появления выпускницы Плисецкой в спектаклях Большого театра (точнее, его филиала, работавшего в Москве, - шла война, основная часть труппы была в эвакуации) стали событием. В "Дон Кихоте" 17-летняя Плисецкая танцевала - нет, не Китри - вставную вариацию. Ради Плисецкой балетоманы, презрев трудности военного времени, сбегались к концу четырехчасового спектакля на вариацию, длящуюся не больше минуты. Номер, поставленный просто для того, чтобы дать передышку главным героям, благодаря Плисецкой превращался в гимн нового, неведомого искусства - цепочку jetes она прыгала так, будто ей была тесна Вселенная, делая зримым предощущение победы, которым жила Москва.

Но инопланетянкой в Большом театре ее делало все же не это. Когда она вылетала из-за кулис, появлялось чувство безграничности человеческих возможностей. За это ее боготворила публика. Этого ей не могли простить другие балерины, которые рядом с Плисецкой были лишены даже удовольствия соперничества. В середине 1940-х в Большом театре, не имевшем педагогов уровня ленинградки Вагановой, балерины все еще выглядели родными сестрами ампирных красавиц с открыток Императорских театров - невысоких, плотно сколоченных, с карикатурно переразвитыми плечами и вздутыми икрами на ногах. Генеральские и дипломатические жены, они и на сцене демонстрировали вольницу: с комсомольским энтузиазмом лихо крутили фуэте и бросались в двойные рыбки на руки партнера, забыв о выворотности и прочих балетных азбучных истинах. Плисецкая танцевала так, как танцуют в XXI веке. По меркам своего времени необычно высокая (при росте 165 см), пропорциональная, с аристократически посаженной головой на прекрасной длинной шее, мягкими удлиненными мышцами ног, она обладала координацией, "пушечным" прыжком, динамичным вращением, гигантским шагом.

Но специфика балета заключается в том, что природные возможности человека, уникальные в своем поколении, уже для следующего превращаются в банальные, а то и недостаточные. Поэтому записи великих танцовщиков даже недавнего прошлого обычно вызывают мучительное недоумение - вместе с физическими данными меняются и эстетические критерии. Случай Плисецкой исключителен - даже сегодня запись ее "Лебединого озера", сделанная в 1957-м, фрагменты "Дон Кихота" и "Лауренсии" 1963-го захватывают, как живые спектакли. Во многом благодаря тому, что ее природа обогнала остальных на полвека. И все же самое важное - в том, что Плисецкая, племянница Асафа и Суламифи Мессереров, великих звезд Большого, родилась с главным принципом московского балета в крови: танцуют - как и прыгают - не мышцами, не физическими данными, а характером.

Танец для Плисецкой был не профессией, а состоянием духа

Характер помог балерине не сломаться, когда она была отлучена от первых триумфов советского балета за рубежом. Но первый же выезд на Запад - это был тур Большого театра по Соединенным Штатам в 1959 году - ввел ее в круг небожителей, где обитали Уланова, Дудинская, Шовире, Маркова, Фонтейн. Возглавлявший балет парижской Opera Сергей Лифарь, принадлежащий двум культурам, русской и французской, писал: "Майя - прекрасная дочь Терпсихоры. Я зачарован ее искусством, ее незабываемым исполнением "Умирающего лебедя". Эмоции и Техника сплелись в ней в общую Гармонию Прекрасного. Так нас учили любить, чувствовать и понимать Моцарт и Пушкин".

Вне сцены Плисецкая ломала все представления о советских гражданах. На гастролях она погружалась в ту жизнь, которой обычно не видели советские командировочные даже за границей. Характер Плисецкой позволил ей не только самой оценить западный балет, но и добиться роли, о которой мечтала. В 1967-м, когда ей было уже за сорок, она разыграла карту дружбы Москвы с Фиделем Кастро, выписав в хореографы "Кармен-сюиты" Альберто Алонсо. Тогда она впервые продемонстрировала талант танцевать, переступая с ноги на ногу, слегка приваливаясь к партнеру или внезапно оглядываясь на зал. Даже когда в партии Хозе выходил красавец Александр Годунов, смотрели не на его вариацию, а на Кармен, которая сидела посреди сцены, не меняя позы. В ее взгляде была та нечеловеческая энергия, которая вскоре смела на ее пути все преграды советской системы и позволила добиться разрешения танцевать балеты Мориса Бежара и Ролана Пети. Она же показала в Москве с Балетом Нанси "Федру" Лифаря, открыла двери Большого театра перед Матсом Эком (на один из юбилеев она привезла его "Кармен") и одной из первых переступила барьер между классикой и contemporary dance (Джиджи Качуляну поставил для Плисецкой и Патрика Дюпона "Безумную из Шайо"). До последних дней она продолжала испытывать страстный интерес ко всему новому и неординарному в хореографии и одной из первых поддержала хореографические опыты Алексея Ратманского.

Танец для Плисецкой был не профессией, а состоянием духа, которому ее характер всегда подчинял тело. Она - из уникальной породы "животных сцены", лучи софитов удесятеряли ее энергию, и она воздействовала на зал, даже когда практически не двигалась.

С любовью к Майе

Большой театр отмечает 95-летие своей любимицы дивным концертом. Формально его скрепляют чтение автобиографии Майи Плисецкой, привычное на вечере памяти, и ученики балетной школы с шествием Ave Майя. Неформально - ее лучшие роли, воспроизводимые новыми поколениями артистов. Плисецкую вспомнят горделивыми принцессами сначала в гран па из балета "Раймонда" Ольга Смирнова и Денис Родькин, затем в адажио с четырьмя кавалерами Принцессы Авроры из "Спящей красавицы" юная звезда Мариинского театра Мария Хорева и партнеры. Сейчас бы сказали, что Плисецкая любила креатив: на вечере исполнят любимые ею "Мелодию" Глюка в хореографии ее дяди Асафа Мессерера и "Прелюдию" Баха шестидесятников Наталии Касаткиной - Владимира Василёва, бывшие для своего времени прорывом и почти крамолой. Также в программе нельзя было обойтись без обожаемого Майей монолога Мехменэ Бану из "Легенды о любви" с его графичным ориентальным минимализмом и без неизбежного па-де-де из балета "Лебединое озеро", где постараются молодые звезды Большого Алена Ковалева и Якопо Тисси. Интрига концерта - "Приношение Майе" на музыку Камиля Сен-Санса в аранжировке Родиона Щедрина: хореограф Алексей Ратманский специально для вечера поработал над ним с Дианой Вишневой и Денисом Савиным. А в финале залпом памяти великой балерине и ее самой любимой роли на сцену выйдут сразу пять блистательных Кармен, лучшие силы Большого и Мариинского театров. Мариинский отметит дату и самостоятельно. 24 ноября в Концертном зале Мариинского театра состоится мировая премьера сочинения Родиона Щедрина "Приключения обезьяны", музыкальное прочтение по одноименному рассказу Михаила Зощенко. За пультом - Валерий Гергиев, многие годы получающий право на первое исполнение сочинений Щедрина и умеющий это делать. Концерт для рассказчика, солистов и струнного оркестра подписан "В память Майи Плисецкой, так любившей этот рассказ" и сразу снимает вопросы о выборе необычной основы. Впрочем, она гораздо больше рассказа - это просто любовь и восхищение, не меркнущие с годами.

Чествовать Майю Плисецкую начали задолго до дня ее памяти. Театральный музей имени Бахрушина, хранящий быстротечную жизнь театра, приготовил выставку "Беззаконная комета. Майя Плисецкая". Открылась она 18 ноября в Кемерове, чтобы не только столица могла вспомнить искусство знаменитой балерины, имеющей множество поклонников. В феврале будущего года экспозиция переместится в Прокопьевск Кемеровской области, в марте в Екатеринбург, а в мае 2021 завершит тур в Москве.

Зрители смогут заглянуть в воспроизведенную гримерку прима-балерины с ее личными вещами от веера Кармен до любимого флакона духов. Часть вещей героиня выставки подарила музею сама: уникальные фотографии, скульптурные портреты в мраморе и фарфоре (Плисецкая любила и умела позировать), афиши и программки премьер, даже ордена. Какие-то из них будут показаны впервые, и, хотя со дня ухода балерины прошло чуть больше пяти лет, все эти вещи уже стали экспонатами. А еще на выставке будут сценические костюмы и светские туалеты - Плисецкая была перфекционисткой и к каждому своему наряду на сцене и в жизни относилась очень серьезно. Так что будут и вечерние платья, сшитые в парижском Доме мод Пьера Кардена специально для Майи Михайловны, и костюмы для спектаклей "Каренина", "Чайка", "Вешние воды", "Дама с собачкой".

Публике покажут работы театральных художников Симона Вирсаладзе, Валерия Левенталя, Бориса Мессерера, макеты к кроваво-черной "Кармен-сюите" и малахитовому "Каменному цветку". Будут фотографии мэтра балетной фотографии Михаила Логвинова и классика гламурного фото Ричарда Аведона. Сопровождает "Беззаконную комету…" видео с фрагментами лучших спектаклей балерины.

Подготовила Лейла Гучмазова