Как в Суздале в местной поликлинике работает хирург из Африки

Кто ж знал, что спирт - "привычная жидкость" для хирургов, как двусмысленно выразился Шейк Дженг, 40-летний врач из Суздаля, черные кудрявые волосы которого ну совсем не гармонируют с бесчисленными луковками местных церквушек.

Мы сидим в небольшом ресторанчике возле Суздальского кремля, и я решаю блеснуть: начинаю учить заезжего афроамериканца, как правильно пить национальный русский напиток. В Суздале, правда, все пьют хреновуху - водку, настоянную на местном хрене. Чудесная вещь, скажу я вам.

В центре большого стола красуется внушительный графин, доверху наполненный желтоватой жидкостью. Я с легким оттенком превосходства разглагольствую о видах закусок, грибах, сале, огурчиках, норме потребления, важности выдоха перед приемом 50-граммовой порции. Как вдруг Дженг вежливо перебивает: "Может, начнем?". Он берет большую рюмку, залпом опрокидывает ее и - даже не закусывает ("Люблю послевкусие", - объяснит мне потом). Молча смотрит на меня. Я машинально хватаю маленькую рюмку, делаю глубокий выдох, пью горькую и - сразу набиваю рот капустой. "По второй"? - ненавязчиво интересуется хирург. Ну, а дальше - вы уже знаете. Таксист доставил меня прямо к кровати.

Яйца - в студию!

Каждое утро в центральной поликлинике Суздаля столпотворение. У кабинета N2 люди разве что только не спят на полу, как раньше на вокзалах. Коридор забит под завязку. Все в масках, ясное дело, и у каждого в руках или батончик "Сникерса", или шоколадка "Вдохновение", или - надо же! - десяток яиц в коробке. "Господи, у нас же не "Поле чудес", - ругается медсестра Наташа. - Куда мы это складывать-то будем?! Да и не любит Дженг сладкое! А мне нельзя, худею..." Со всех сторон нарастает гул: "На потом возьмите... От души ведь... Хирург такой хороший...".

Шейка Дженга привечают здесь все. И не потому, что прибыл в Суздаль за тридевять земель. Прибыл он как раз из Москвы. Вот в нее приехал издалека - аж из самой Гамбии. "Это такое государство в Западной Африке, - долго втолковывал он мне в ресторане. - Граничит с Сенегалом, жил я в Серекунде". "Сере... чего?" - переспрашиваю с озабоченным лицом. "Город такой на берегу океана. А столица у нас Банжул", - устало разъясняет Дженг. "За Банпулкул стоит выпить отдельно", - предлагаю тост.

- Блаженный он какой-то, - делится со мной охранник в поликлинике. - Прием до четырех, он все равно торчит до восьми. Пока последний пациент с каким-нибудь вывихом не уйдет. А к нему столько народа прется, он ведь даже в полицию ничего не сообщает, правильный чересчур.

Выпив за здоровье жителей Гамбии и прилегающих стран, спрашиваю про полицию. Шейк морщится: "После выходных или праздников очень много пациентов с бытовыми травмами, особенно женщин - дома за столом не поладили, поругались... Я, в принципе, о таких случаях должен в полицию сообщать. Но за это пациенткам потом все равно от мужей прилетит... как по-русски? Ответка. Придут с новыми ушибами. Хотя город у нас очень тихий, спокойный. Он мне тем и понравился. Можно даже дом не запирать - все равно никто без спросу не войдет".

30 раз в день

Свой дом Шейк запирать все-таки вынужден. Иначе два померанских шпица разбегутся куда глаза глядят. "Ой, прямо! - остужает мой пыл соседка Дженга тетя Зина. - Они что, совсем дурные от такого хозяина бегать? Он с ними возится - я так с внуками не вожусь. Ему б своих детей завести - на шаг от них не отходил бы".

Во время операций веселого Дженга не узнать: он становится жестким и сосредоточенным Фото: Олег Карамаза

Поднимаем рюмки за благополучие моего сына и будущих детишек Шейка. Он достает айфон и начинает набирать номер. "Жене, в Москву", - извиняется. "Решил не откладывать процесс в долгий ящик?" - пытаюсь сострить, понимая, что Дженг, скорее всего, не уловит смысл фразы. Однако он начинает хохотать: "А зачем откладывать, куй, горячо ведь".

На том конце берут трубку, Шейк начинает что-то быстро говорить по-английски. И так минут 20. Я уже обошел весь ресторан четыре раза, а он все не унимается. Похоже, дай ему волю - будет разговаривать с женой 24 часа без перерыва. "Уи, - уже по-французски соглашается он. - В день иногда мы созваниваемся раз по тридцать. Моя Инга - моя жизнь. Только на выходных и видимся".

- И где вы с ней познакомились? - интересуюсь. Он на секунду замирает. Забыл... Потом вспоминает: на медицинской конференции в Сеченовском институте, в Москве. Она там бухгалтером работала, а он спросил у нее дорогу в актовый зал. "Бум-молния! Бум-взрыв! - описывает свои тогдашние ощущения. - Через месяц я уже был своим в их семье". "О, за семью!" - предлагаю я. Голос уже чуть-чуть подрагивает. Дженг же - как стеклышко. Хотя по-прежнему не закусывает, а все ищет послевкусие. Это в хреновухе-то...

Знакомство со скинхедами

- Тебя часто били? - спрашиваю в лоб. Чего стесняться после графина суздальской. Он понимает с полуслова. "В Москве случалось, правда, не били, а задирали, обзывали "обезьяной черножо...", ну, в общем, по-всякому. А здесь ни разу. Да и в Москве было, когда скинхеды ходили. После самого приезда. Мы в Гамбии как раз в аэропорт ехали, на рейс в Москву, и тут нам сообщили, что у вас во время мюзикла "Норд-Ост" террористы заложников захватили. Мы развернулись, поехали в Сенегал, рейсом на Париж, там кучу времени в отстойнике провели, потом, наконец, из Парижа в Москву полетели. Приземляемся, а вокруг Шереметьева снег. Конец октября. Выхожу из самолета, чувствую - лихорадка начинает бить. Ну, думаю, заболел. Вот некстати. Потом выяснилось: просто замерз. Такое странное состояние..."

- А чем Москва прельстила? - допытываюсь. - Ведь мог же и в Париже остаться.

- Запросто, - соглашается он. - Друзья вообще советовали в США лететь. Там община большая была. Но, понимаешь, - вдруг переходит он на "ты", - в Советском Союзе очень много наших ребят училось, в Университете дружбы народов: из Гвинеи-Бисау, Сенегала. И все рассказывали, что русские врачи прекрасно руками работают, без аппаратуры. И что в Москве очень большая практика. У нас в Гамбии тоже главное хорошие руки иметь, аппаратуры-то нет никакой.

- И когда первый раз со скинхедами познакомился? - не отстаю я.

- Недели через две после прилета, - нехотя отзывается Шейк. - Мы, афроамериканцы, вскоре стали ходить группами по 10 человек. С палками, с камнями. А что было делать?

Потом Шейк долго объяснял мне, что люди, которые с предубеждением относятся к другому цвету кожи, - просто не очень образованные. Не знают мировую литературу, не изучали историю, не читали классиков. "Ерунда, - отмахиваюсь я. - Многие расисты прекрасно разбираются и в мировой литературе, и в истории, и в искусстве. Дело не в этом. Что-то есть внутри каждого из нас, какой-то генетический алгоритм. Не сбой, а именно алгоритм, реакция, которая может у кого-то дремать почти всю жизнь, и этот человек под влиянием воспитания, школы, университета будет эталоном толерантности. А потом - бац, и вылезает наружу его истинное, и он не режет голову темнокожему, нет, не линчует его, упаси боже. Просто отдает на очередных выборах голос партии, которая заявляет: что-то многовато у нас стало цветных".

- Ты тоже считаешь, что движение Black Lives Matter в Штатах актуально сегодня? - спрашивает вдруг Шейк.

- А ты считаешь по-другому??? - на весь зал изумляюсь я. За соседними столиками оборачиваются на нас. Причем неодобрительно смотрят именно в мою сторону, как будто я чем-то задел "их" Шейка, их местную знаменитость. К столику подходит официант, который не у меня, а у Дженга интересуется: что-то не так? Я понимаю, что еще один мой громкий вскрик в споре с главным суздальским хирургом - и меня просто выведут из зала. Забавно.

Негры не смеются

- Меня этот Тумба-Юмба осматривать будет?! - возмутился однажды на приеме у Шейка местный пациент, молодой парень. Медсестра Наталья среагировала мгновенно: "Возражаете - пишите отказ. Писать-то умеете?".

Впрочем, это было лишь раз за все время нахождения Дженга в Суздале. Обычно в регистратуре просят: "Меня к этому... темненькому... к нему только..." В своем кабинете N2 Шейк совсем не тот добродушный хохмач, с которым приятно было посидеть и побалагурить накануне. Он может долго выслушивать жалобы и вздохи-ахи, но потом действует жестко и быстро. "Сюда", - показывает пожилой бабуле на амбулаторный операционный стол. "Свет", - командует сестре и ассистенту. "Иглу", - снова сестре. Несколько минут, я не успеваю даже осмотреть кабинет толком - гнойный нарыв вскрыт, очищен, рана обработана. "В среду ко мне", - командует Шейк. "И все?" - удивляется бабуля, готовая снова поведать, как долго ее мучила эта "зараза", как ночами не спала, прикладывала и ромашку, и зверобой, и мочу мужа, все без толку.

Из клиники мы идем фотографироваться на рынок. "Ой, здрасьте, - подлетает к Дженгу незнакомый мужичок. - Я вас знаю, вы доктор. А я бывший архитектор города, строил здесь многие объекты, памятники реставрировал (потом оказалось - все правда, его фото и биография есть в инете. - Прим. авт.). Скажите - почему из Эфиопии перестали к нам кофе экспортировать? Такой замечательный был, вкусный!".

- Я вообще-то из Гамбии... - начинает Шейк.

- Так вот, скажите вашим эфиопским властям, пусть побольше пришлют кофе, а то что они, в самом деле? - напирает архитектор.

- Ок, я переговорю и с правительством Эфиопии, и ряда других африканских стран, задержек с кофе больше не будет, - как ни в чем не бывало рапортует Дженг. Мы идем дальше.

- На днях ко мне пациент пришел, мужчина лет 30, - улыбается он. - Читаю историю болезни, его Родионом зовут. Говорю - какое редкое у вас имя. Прямо, как у Раскольникова. Тот надулся - я православный, не раскольник. Говорю - да нет, это герой у Достоевского такой был, неужели не слышали? Нет, не слышал. А вы неужто самого Достоевского читали, удивляется? Про него что, и в Африке знают?

Мы смеемся. Потом я задумываюсь: в 30 лет не знать, кто такой Раскольников?! "Вы бы спросили его про князя Мышкина, "Идиота"-то он наверняка читал", - усмехаюсь я.

Шейк хохочет: "Спросил! Он говорит - не может у русского князя быть такой дурацкой фамилии, не писал Достоевский про него!"

Продавщицы у торговых лотков с интересом наблюдают, как мы с Дженгом веселимся. "Смотри-ка, хохотунчика черненький поймал, - комментирует одна. - А еще говорят, негры не смеются".

С самого утра возле кабинета No2 начинают собираться больные со "Сникерсами" и шоколадками. Фото: Олег Карамаза

На позитиве

В первые месяцы работы в суздальской райбольнице главный вопрос у доктора Дженга к пациентам был не традиционный "На что жалуетесь?", а - "Вы посмотреть или лечиться?" На врача из Гамбии действительно многие приходили просто поглазеть. Казалось бы, всего двести километров от Москвы, летом туристов пруд пруди, в том числе и из Африки, ан нет, темнокожий врач, принимающий в поликлинике маленького русского городка, для многих был в диковинку. Все только и задавались вопросом: а зачем он приехал? Не мог же, в самом деле, по своей воле - в такую глушь? Где ни станции железнодорожной, ни метро, ни ночных клубов с дискотеками, ни модных магазинов, ни даже каршеринга. Одни памятники старины, бесчисленное множество красивейших монастырей и церквей - но ему-то что? Чай, не православный.

Шейк - мусульманин. Это по папе. По маме - католик. Но в город влюблен "по самый затылок, или по уши, как правильно?" Здесь невероятно красивые места, чистейший воздух, экологические продукты, картошка, огурцы - объедение, а какие ножки утиные... "Ой, а телячьи щечки! - спохватывается он. - В Гамбии мы едим очень много риса и морепродуктов. Я обожаю копченых устриц, которые мне делала бабушка. Перейти со всего этого на котлеты, борщ, пельмени, капусту квашеную с луком непросто. Но я перешел. И не жалею. Тем более, если под хреновуху...".

Шейк обожает гулять по Суздалю, где скинхедами и не пахнет - в буквальном смысле. Фото: Олег Карамаза

Еще по одной - за русскую и гамбийскую кухни. Шейк обещает: "Встретимся в Москве - сделаю плов с дорадо, все равно как в Гамбии побываешь". Я только "за". Давно уже из-за ковида не путешествовал. С языка сам собою слетает вопрос - а чем в Москве-то плохо было? Практики навалом, клиник уйма, да и с деньгами явно посерьезней, чем здесь. Скинхедов, опять же, на улицах нет. Переловили отморозков или мозгов у них стало больше, что вряд ли.

- Все так, здесь я получаю, конечно, меньше, чем в Москве, - качает головой Дженг. - У меня 10 лет практики, 1000 операций, я кандидат медицинских наук, по паховым грыжам защищался. Готовлюсь к докторской. Но здесь, в Суздале, гораздо больше возможностей, да и случаи разнообразнее. В Москве я поработал в клиниках, институтах Академии наук. И был просто хирургом Дженгом. А тут я - Шейх. Кстати, это мое настоящее имя. Шейком я стал из-за опечатки в документах, которые получил из российского консульства в Гамбии. Шейх в переводе - глава, руководитель. Разве плохо быть самым-самым?

Шейк-Шейх смеется. Он вообще на позитиве живет, как я заметил. Чистюля, аккуратист, на улице лужи, мелкий снег сыпет, мои кроссовки уже под кран просятся, а он в лакированных ботиночках, глядя в которые можно бриться, в модной куртке, брендовом свитерке (перечисляю не зависти ради, а описания для. - Прим. авт.). "В Париже, поди, все куплено", - поддеваю. "В Милане, - простодушно отвечает он и тут же начинает вроде как оправдываться. - Я должен выглядеть хорошо, быть в добром настроении, здоровым, приятно пахнуть, одетым во все свежее, чистое. Пирогов, Захарьин, Боткин, Склифосовский, Юдин - все такими были. Мне до них, конечно, далеко, но ведь и я - русский доктор".

Твори добро

А ведь и правда! Пусть Шейк из далекой Гамбии, пусть у него темный цвет кожи, пусть пока еще говорит с явным акцентом, но он действительно стопроцентный русский лекарь. К которому, случись что, я бы пошел сам и которого бы наверняка посоветовал своим близким. В моем понимании русскость врача - не во множестве регалий, не в величине оклада, не даже в умении провести операцию, образно говоря, топором, а не скальпелем, и уж тем более не близостью к власть имущим. Легендарный Гааз, которого при жизни называли "святым доктором", был по происхождению немцем, а стал самым русским из всех русских врачей.

Сострадание, не показушное, а от всего сердца, сумасшедшая ответственность, милость к падшим, да-да, именно так, глубочайшая эмпатия, жгучее желание творить добро хотя бы вокруг себя... Вот она, русскость. Высокий штиль? Ненужная пафосность? Пожалуйста: открытость, предельный профессионализм, чистота, и внешняя, и внутренняя, помощь в любой ситуации и в любом состоянии, умение выслушать, умение почувствовать, умение поддержать. В принципе, немного. Но сколько же их, так и не овладевших нехитрым искусством - быть обыкновенным русским врачом. Сельским, земским, участковым, семейным, пусть даже и главным.

На подходе лазер

- Скоро у нас тут вообще чудеса начнутся, - оживляется под конец посиделок в ресторане Шейк. - В больнице откроется отделение лазерной хирургии. Варикозы, тромбозы, сосудистые операции станем делать на месте, прямо в Суздале. А если купим еще и компьютерный томограф... Да к нам со всей Владимирской области больные потянутся, из Москвы даже.

- А сколько в день пациентов проходит через кабинет N 2? - спрашиваю напоследок.

Шейк пожимает плечами: "Человек 50-60. Плюс экстренные операции. Вообще-то я сижу допоздна, до последнего. Если ты врач - помогать приходится круглосуточно. Э-э, журналист, выход не там. Давай хоть до такси доведу..."