РИА Новости
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО
(Женщине из города Вичуга)
Я вас обязан известить,
Что не дошло до адресата
Письмо, что в ящик опустить
Не постыдились вы когда-то.
Ваш муж не получил письма,
Он не был ранен словом пошлым,
Не вздрогнул, не сошел с ума,
Не проклял все, что было в прошлом.
Когда он поднимал бойцов
В атаку у руин вокзала,
Тупая грубость ваших слов
Его, по счастью, не терзала.
Когда шагал он тяжело,
Стянув кровавой тряпкой рану,
Письмо от вас еще все шло,
Еще, по счастью, было рано.
Когда на камни он упал
И смерть оборвала дыханье,
Он все еще не получал,
По счастью, вашего посланья.
Могу вам сообщить о том,
Что, завернувши в плащ-палатки,
Мы ночью в сквере городском
Его зарыли после схватки.
Стоит звезда из жести там
И рядом тополь - для приметы...
А впрочем, я забыл, что вам,
Наверно, безразлично это.
Письмо нам утром принесли...
Его, за смертью адресата,
Между собой мы вслух прочли -
Уж вы простите нам, солдатам.
Быть может, память коротка
У вас. По общему желанью,
От имени всего полка
Я вам напомню содержанье.
Вы написали, что уж год,
Как вы знакомы с новым мужем.
А старый, если и придет,
Вам будет все равно ненужен.
Что вы не знаете беды,
Живете хорошо. И кстати,
Теперь вам никакой нужды
Нет в лейтенантском аттестате.
Чтоб писем он от вас не ждал
И вас не утруждал бы снова...
Вот именно: "не утруждал"...
Вы побольней искали слова.
И все. И больше ничего.
Мы перечли их терпеливо,
Все те слова, что для него
В разлуки час в душе нашли вы.
"Не утруждай". "Муж". "Аттестат"...
Да где ж вы душу потеряли?
Ведь он же был солдат, солдат!
Ведь мы за вас с ним умирали.
Я не хочу судьею быть,
Не все разлуку побеждают,
Не все способны век любить,-
К несчастью, в жизни все бывает.
Но как могли вы, не пойму,
Стать, не страшась, причиной смерти,
Так равнодушно вдруг чуму
На фронт отправить нам в конверте?
Ну хорошо, пусть не любим,
Пускай он больше вам ненужен,
Пусть жить вы будете с другим,
Бог с ним, там с мужем ли, не с мужем.
Но ведь солдат не виноват
В том, что он отпуска не знает,
Что третий год себя подряд,
Вас защищая, утруждает.
Что ж, написать вы не смогли
Пусть горьких слов, но благородных.
В своей душе их не нашли -
Так заняли бы где угодно.
В отчизне нашей, к счастью, есть
Немало женских душ высоких,
Они б вам оказали честь -
Вам написали б эти строки;
Они б за вас слова нашли,
Чтоб облегчить тоску чужую.
От нас поклон им до земли,
Поклон за душу их большую.
Не вам, а женщинам другим,
От нас отторженным войною,
О вас мы написать хотим,
Пусть знают - вы тому виною,
Что их мужья на фронте, тут,
Подчас в душе борясь с собою,
С невольною тревогой ждут
Из дома писем перед боем.
Мы ваше не к добру прочли,
Теперь нас втайне горечь мучит:
А вдруг не вы одна смогли,
Вдруг кто-нибудь еще получит?
На суд далеких жен своих
Мы вас пошлем. Вы клеветали На них.
Вы усомниться в них
Нам на минуту повод дали.
Пускай поставят вам в вину,
Что душу птичью вы скрывали,
Что вы за женщину, жену,
Себя так долго выдавали.
А бывший муж ваш - он убит.
Все хорошо. Живите с новым.
Уж мертвый вас не оскорбит
В письме давно ненужным словом.
Живите, не боясь вины,
Он не напишет, не ответит
И, в город возвратясь с войны,
С другим вас под руку не встретит.
Лишь за одно еще простить
Придется вам его - за то, что,
Наверно, с месяц приносить
Еще вам будет письма почта.
Уж ничего не сделать тут -
Письмо медлительнее пули.
К вам письма в сентябре придут,
А он убит еще в июле.
О вас там каждая строка,
Вам это, верно, неприятно -
Так я от имени полка
Беру его слова обратно.
Примите же в конце от нас
Презренье наше на прощанье.
Не уважающие вас
Покойного однополчане.
По поручению офицеров полка К. Симонов 1943
Не перечитывал этот стих Симонова, наверное, лет двадцать. Но вот совсем недавно случайно он попался мне на глаза. Не стану говорить о поэтических достоинствах. Меня по-настоящему встряхнуло другое: Симонов обладал совершенным этическим чутьем. Если проще - он мог мгновенно и безошибочно решить, что хорошо, а что плохо, что может позволить себе порядочный человек, а чего - никогда и ни при каких обстоятельствах.
Пожалуй, я не стал бы об этом писать, если бы не одно очевидное обстоятельство: то, что Константину Михайловичу много лет назад давалось с легкостью, нынче по большей части утрачено напрочь.
Я понимаю, что прошу вас о немыслимом, но хотя бы несколько минут внимательно послушайте любые популярные ток-шоу на федеральных каналах или выступления региональных чиновников перед своими избирателями. Вы очень скоро обнаружите абсолютную бессовестность, торжество бесстыдства и пещерный уровень воспитанности. Самое интересное в том, что носители этих чуждых нормальному человеку качеств, как правило, не подозревают о своей этической исключительности и держатся как люди, у которых и ширинка застегнута, и пинджак не заляпан.
Вы, конечно, помните сюжет "Открытого письма". Лейтенант поднимается в атаку и гибнет от фашистской пули. Однополчане хоронят его там, на линии фронта под жестяной звездой. А наутро после его смерти на имя лейтенанта приходит письмо от его "жены", которая пишет, что больше не нуждается в нем и его аттестате, поскольку нашла себе другого мужа, которого любит и который любит её. Вот, собственно, и всё.
А теперь - внимание.
Симонов пишет: "Письмо нам утром принесли.../Его за смертью адресата,/ Между собой мы вслух прочли -/Уж вы простите нам, солдатам".
Это он у кого просит прощения? У этой вот, которая предала своего мужа? У той, которая - пусть разлюбила - но не смогла дождаться. У той, у которой не хватило ни ума, ни совести не писать о своем предательстве мужу, чтобы не убивать его раньше фашистской пули?
Да, у неё.
Он просит прощения у неё, потому что чужие письма читать нельзя и особенно вслух. Конечно, "за смертью адресата" можно. Но все же и в этом случае элементарная воспитанность требует принести извинения. Даже той, которая сумела отправить на фронт такое вот письмецо.
Для Симонова и для однополчан погибшего в 1943 году это элементарно.
Семьдесят семь лет спустя то, что было очевидно для Константина Михайловича и его фронтовых друзей, как элементарное требование личной гигиены, стало далеко не элементарным и уж точно не очевидным. Родители с удивительной беззастенчивостью читают личные дневники и письма детей. Это у них называется контролем за ребенком. Ребенок тоже не утруждает себя излишними ограничителями. А чё утруждать, когда на телевидении может быть публично прочитано любое личное и даже интимное откровение любого человека, а то и показано то, что составляет его суверенную частную жизнь.
"Живите, не боясь вины,/Он не напишет, не ответит/И, в город, возвратясь с войны,/С другим вас под руку не встретит"...
Ну, вот они и живут, не боясь вины. Кто - они? Те, кто предал своих лейтенантов и рядовых. Но не только они. В это трудно поверить, но в столице России существует издательство, которое с плохо объяснимым сладострастием издавало совсем еще недавно книжки фашистских лидеров и книжки о них. Кое-кто из коллег говорил мне: ну, мы должны знать, кем они были и как они формировали свою идеологию. Мне так не кажется. Если вы хотите это знать - читайте такие книжки на иностранных языках. Но не на русском. Потому что несколько миллионов, говоривших на этом языке, погибли от фашистских пуль.
Нельзя издавать фашистов на русском. Как нельзя читать чужих писем. Нельзя и всё.