Поделиться
С Верой Глаголевой мы дружили очень близко. Она была тем человеком, необходимость которого в моей жизни, была очевидна и казалось вечной. Главное ощущение сегодня: не договорили.
В последние годы ее жизни, правда, стали общаться меньше, но я всегда знал, что в любой момент могу ей позвонить, что меня выслушают, и, если будет необходимость, помогут.
Вера была абсолютно женственна. И при этом обладала каким-то не просто мужским, а, я бы сказал, мушкетерским характером. Ей все время было необходимо куда-то бежать, кого-то спасать, кому-то помогать. Иногда раздражало: вот сидишь с ней вроде, говоришь. А она все время в телефоне: надо обязательно ответить, написать... Теперь я понимаю: это была не суетливость, а потребность постоянно решать проблемы. Как правило, не свои.
Помню близкий мой человек загремел в больницу. Я сказал об этом Вере. Часа через два я стоял у окна и с удивлением увидел, как к моему подъезду подъезжает Верина машина, оттуда выходит Вера и вытаскивает кучу пакетов: она решила, что я теперь буду голодать и привезла мне кучу продуктов. Такой был у Глаголевой характер.
Я помню, как она рассказала мне о своей страшной болезни, как показала какую-то ерундовую точечку, выпуклость - вестника этой заразы. Как сдерживала слезы. Как резко сказала: "Все. Хватит. Давай о другом". Потом, в другие разговоры, к болезни своей не возвращалась. Сказала как-то: "Химию делать не буду". И снова - о другом.
Она переносила свою хворь так, чтобы даже близкие ее не жалели. Не смели жалеть. Она все время улыбалась. Когда я о ней думаю, вспоминается смеющееся лицо. Словосочетание "нести радость" Вера воспринимала буквально - именно радость хотела она нести.
Когда ее не стало, меня не было в Москве. Господь уберег меня от того, чтобы видеть ее в гробу. Ругаю себя за то, что до сих пор не был на ее могиле. Я не могу понять, что она ушла навсегда. До сих пор, видя автомобиль ее марки, смотрю, не ее ли номер. Такой вот бред...
А познакомились мы по моей инициативе в 1993 году. Тогда в театре имени Ермоловой я ставил свой первый спектакль "Комедия о настоящей беде государству Московскому" по пушкинскому "Борису Годунову". Я позвонил Вере и пригласил ее на роль Марины Мнишек. Мы встретились в Доме кино. Вера внимательно рассматривала меня, изучала. Сказала, что ей очень интересно играть классику, но, чтобы сказать окончательное "да", надо прийти ко мне на репетицию.
Уже через много лет, когда мы подружились, я спросил ее: "Что могла показать одна репетиция с неизвестным тебе режиссером?" "В режиссере, - ответила Вера, - особенно театральном, самое главное - это слух на фальшь. Слышит - не слышит. Мне надо было понять, есть ли у тебя слух". Для меня это были очень важные слова.
Она замечательно играла в паре с блистательным Михаилом Жигаловым. Но очень недолго - уже носила в животе девочку Настю, которая сегодня жена знаменитого хоккеиста.
Она была актрисой с фантастической, как принято говорить, животной органикой. Неслучайно великий Анатолий Эфрос пригласил ее в свой фильм "В четверг и больше никогда" на одну из главных ролей. Гений не ошибался.
Но в последние годы она не хотела быть актрисой, ей хотелось снимать. Однажды она попросила меня посмотреть черновую сборку картины "Одна война", по-моему, даже без музыки, местами неаккуратно смонтированную. Черновик. Картина произвела на меня ошеломляющее впечатление. Такой войны, такого взгляда на войну я никогда не видел. То, как там работали актеры можно, наверное, определить одним словом "самозабвенно".
Я сказал ей об этом. Она смутилась. Она могла быть очень уверенной, жесткой даже. И тем не менее, как мне кажется, до конца дней доказывала себе, что имеет право на режиссерскую профессию.
Мечтала снять русскую классику, и чтобы главную роль непременно сыграл знаменитый Рэйф Файнс. Добилась своего. И вышел фильм "Две женщины". Она показывала его в маленьком кинотеатре на набережной. Атмосфера другой русской жизни сразу охватывала тебя, и вполне себе мелодраматическая история превращалась в рассказ про других людей, другие отношения.
А знаете, что я вам скажу? Признавая, что Вера Глаголева - замечательная актриса, мы как-то недооценили ее режиссерское мастерство. И нет в этом ее вины. Просто нам самим трудно поверить, что такая хрупкая, очень простая в общении, абсолютно естественная женщина может снимать мощное кино. Многим казалось, что это если и не вполне блажь, то что-то близкое к этому. А осталось настоящее искусство.
В эти дни звонят, просят рассказать о Вере. Можно ли одним словом определить этого человека? Пожалуй, это слово будет "невероятная". В ней все сочеталось невероятно. Абсолютная улыбчивость и открытость и столь же абсолютное трагическое восприятие жизни. Желание постоянно общаться и стремление забиться в угол, что-нибудь читать и думать. Сосредоточенность в работе и столь частая рассредоточенность в общении.
Она умела дружить, приходить на помощь в любое время суток. И обижаться так, чтобы вычеркнуть человека из своей жизни навсегда. Могла быть невероятно веселой и трагически печальной. Она всегда достигала своей цели. И при этом слова "неудобно", "неловко" я очень часто слышал от ее.
Вера Глаголева, конечно, была миром. А миры не исчезают.