РИА Новости
Два Гоголя и два города
Два Гоголя смотрят на москвичей - серебрянновековый и сталинский, грустный и веселый, стоящий и сгорбленно сидящий, рациональный и мистический. Какой из них ближе нам? Можем ли мы отделить свой город, где до нас жили и Гоголь, Толстой, Чехов, Достоевский, Пушкин, Рыбаков или Лермонтов, от того города, про который мы читали в их книгах? И где грань между реальностью, пусть даже и мифологизированной, поскольку городов без мифов не бывает, и нашими фантазиями, мечтами или образами, почерпнутыми из литературы?
Памятники - исторические стражи пространства, превращающие его из философской абстракции в мостик между прошлым и будущим, связывающие "смыслы", неважно, закладывали их специально или они возникли явочным порядком.
Доступное "вчера"
Немецкий философ К. Ясперс писал, что "ни одна эпоха не была столь осведомлена о прошлом, как наша: публикации, реставрированные памятники, собрания источников и их систематизация дают нам то, чего не было у предыдущего поколения"1. Сейчас к этому добавились оцифрованные архивные документы, а главное - исторические источники, доступ к которым при желании может иметь любой и в короткие сроки. И если Ясперс в середине ХХ века рассуждал об изменении исторического сознания, то сейчас можно говорить об эволюции и даже революции этого сознания. Это феномен и технологический тоже. Интегрированные коммуникации и возможности цифрового хранения артефактов победили лангольеров из одноименного романа Стивена Кинга.
"Вчера" теперь означает - всегда, когда мы захотим.
Мы находимся внутри пространства, обладающего совершенно иными, нежели еще полвека назад, свойствами. Но, значит, и памятники уже не могут быть памятниками нашему и чьему бы то ни было "минувшему".
Они есть часть нашего настоящего.
Стражи пустоты
XX век - время не только социальных, но и пространственных трансформаций. Менялись пространства, где люди ставили памятники. Менялись пространства, куда люди приходили, чтобы встречаться, и что породило феномен "парков культуры". Города минувшего века стали первыми жертвами кризиса глобальной модели развития, по привычке именуемой "капитализмом". Этот кризис ударил прежде всего по слабым точкам городской жизни. По тем, где видна пустота.
"Стражами пустоты" и стали памятники, что очень заметно по многим российским городам. Возьмем лучше всего известные авторам Москву и Санкт-Петербург, посмотрим на ситуацию там с точки зрения отношений памятника и пространства.
Пушкинская площадь. Пространство гармонично соотносится с памятником, является действительно центром города, отобравшим это право у Красной площади.
Триумфальная площадь. Пространство трансформировано до степени неузнаваемости и утраты первоначального смысла и не согласуется с памятником. При том что поэты читали стихи не у памятника Пушкину, а у памятника Маяковскому.
Сенная площадь. Пространство стало пустым и социально не наполненным, оставшись без доминанты, за которую можно было бы принять собор Спаса на Сенной; или Гауптвахту по проекту Луиджи Руска; или Сенной рынок авторства архитекторов Китнера, фон Паукера и Креля. Ситуацию усугубило то, что в пределах одного пространства сосуществуют три станции метро с разными названиями: Сенная площадь, Спасская и Садовая. И как результат: знакового, хотя и неоднозначного для Санкт-Петербурга пространства больше нет.
Памятник князю Владимиру у Боровицких ворот. Пространство никак не соотносится с памятником и живет отдельно от него.
Хитровская площадь. При отсутствии социальной доминанты почти полностью утратила эстетическую целостность, социальную значимость и коммуникационный смысл.
Во всех этих примерах есть трагическая общая черта: историческая эпоха оставляет на теле города социальную "проплешину", которую - не осознав разницы, асинхронности эпох - пытаются заделать, наслаивая на частично утраченный смысл, зато исторически обусловленный, смыслы из другой эпохи. В результате получается сперва эстетический, потом смысловой, а в завершение - и социальный хаос.
Собственно, все дискуссии последнего времени о памятниках сводятся к попытке ответить на один и тот же вопрос: как заполнить пустоту в городском пространстве?
Но, увы, мало кто задается вопросом, чем ее заполнять. Трагедия нового урбанизма - в попытке предложить городскую эстетику без заранее спланированного, продуманного социального смысла.
Яркий пример тому - блуждания во времени легендарной Хитровки.
Нехитрые перевоплощения Хитровки
Да, Хитровка была язвой в центре города. Но язвой, отражавшей важный для тогдашней России социальный смысл - глубину противоречий в обществе, непреодолимую социальную пропасть между воровской Хитровкой и домом Телешова, расположенным в 300 метрах от нее. И только революция 1917 года, изменение социальных условий в общенациональном масштабе язву ликвидировали. Этот процесс просто и страшно описан в пронзительном рассказе уже советского времени Владимира Гиляровского "Капитан дальнего плавания".
Далее на месте хитровской "социальной язвы", места сбора лишних людей, разбили сквер и построили Электромеханический техникум. То есть возникла прямая противоположность Хитровке - место, где обучали заведомо социально востребованных новой страной людей. Да и площадь перестала быть Хитровкой и стала площадью Максима Горького. Она наполнилась новыми людьми, несущими новые социальные и экономические смыслы, взамен босяков, кучковавшихся по признаку "исходного землячества", для кого Хитровка становилась зачастую конечной точкой их жизненного маршрута. Площадь стала не поглощать души, а пестовать. С площади расходились по всей огромной стране люди, объединенные новой профессией. У них была главная социальная связь их жизни - образование.
Прошли годы, и в небытие ушла страна, нуждавшаяся в Электромеханическом техникуме. Ушли носители тех социальных смыслов, что создавали площадь Максима Горького. Здание техникума снесли, а на его месте собирались построить бизнес-центр с подземной парковкой, но что-то "не склалось". И на месте Хитровки, вновь ставшей называться Хитровкой, возникло "пространство", не отражающее никакого социального смысла. И постепенно - особенно это заметно по вечерам - наполняющееся разного рода, как сказали бы прежде, деклассированным элементом.
Бумеранг вернулся.
Но уже утрачен смысл, утрачена эстетика, и в городе возникла смысловая проплешина .
Ржев, Зарядье, "Патриот" - кто следующий?
Задумаемся: почему в России столько столкновений по поводу различных памятников?
Исключениями стали Ржевский мемориал, когда дискуссия носила эстетический характер, да памятник конструктору Михаилу Калашникову, где вопрос касался качества и исторической точности исполнения. Все остальные вопросы, связанные с памятниками, вызывали бурную политическую полемику. На памяти споры о возможности установки в Москве памятника Ивану IV Васильевичу, второму в нашей истории "Ивану Грозному". Но этот памятник случился не в Москве, а в Орле, к возникновению которого усмиритель бояр имеет самое прямое отношение.
А вот памятник Святому и Равноапостольному князю Владимиру, никогда не бывавшему даже рядом с Москвой, в столице есть. И стоит он на месте, где когда-то планировалось поставить эстетически не безупречный, во всяком случае "в первом приближении", но бесспорный с точки зрения социального значения подземный выставочный зал музеев Московского Кремля, дружно оплеванный тогдашними "протоурбанистами".
Мораль: если пространство не заполняется новыми социальными смыслами, в него заползает архаика, причем совершенно не имеющая отношения к "историческому облику" и всем тем псевдоаргументам, обычно в таком случае приводимым. Вот и спор между сторонниками талантливого памятника Дзержинскому и не очень талантливому, мягко скажем, Александру Невскому стал опасным шагом к новому разделению общества по архаическим по форме, но актуальным по сути линиям, на "красных" и "белых".
Фактически мы имеем странное и опасное противоречие - современная коммуникационная действительность вполне вписана в систему исторической мифологии, но совершенно не связана с социальным пространством.
Но ведь есть интересный пример парка "Зарядье"! Артефакта новой исторической эпохи, более, чем что-либо другое, говорящего о движении Москвы в формате постиндустриализма. Причем Зарядье, по сути пустое пространство, оказалось сравнительно быстро освоено. Почему? Потому что для обычного человека это пространство всегда и было относительно пустым, к эстетической пустоте привыкли, тем более что дореволюционное Зарядье мало кто помнит визуально, только если по рассказам Гиляровского. Да и было это место прибежищем городских низов, потомки которых растворились в советском обществе и вряд ли донесли социальные образы Зарядья до наших дней.
Но дело не только в этом.
В пространстве Зарядья было приглашение к освоению. Не к потреблению созерцанием, как у многих "объектов" нового урбанизма, а к познанию, пусть даже и в новых технологических форматах, куда же без них. Собственно, так в этом месте и появился "человек действующий"2, быстро превративший это пространство в "свое". Надеемся, на этом пути и Ржевский мемориал.Вопрос в том, чтобы сделать его таким же местом не только духовной, но и социальной консолидации общества, как мемориал на Мамаевом кургане. Главное - наполнить это место людьми. Людьми, приезжающими на место одной из самых кровавых битв Великой Отечественной войны не на дежурную экскурсию, а чтобы осознать для себя и масштаб трагедии народа, и глубину его воли к победе, и значение этой победы.
Это и есть наполнение пространства социальным смыслом, смыслом, связывающим прошлое, настоящее и будущее.
Такой опыт есть - мемориал в парке "Патриот". Он тоже вызвал возражения у откровенно компрадорской части общества, но, будучи наполненным смыслами, близкими большей части социально-активного сегмента общества, смог стать явлением не столько эстетическим (в этом смысле он остается спорным даже для нашего времени, особенно в религиозной его части), но социально-политическим. В данном случае появился не только "человек действующий", но и "человек помнящий".
Прошлое оказалось сфокусированным в будущее, а спорная эстетика отошла на второй план, дожидаясь того момента, когда она - может быть, а может, и нет - станет мейнстримом.
... Давайте не будем забывать: эстетика, не наполненная социальным смыслом, - всего лишь вычурная, иногда и вовсе извращенная фантазия, а иногда - старание не по разуму или таланту. Давайте помнить: памятник лишь инструмент, призванный сказать как минимум одному-двум грядущим поколениям о том, как жили, боролись и умирали те, кто его поставил. И в чем они видели смысл для своих детей и внуков.
Спор о памятниках прошлому - это спор о нашем настоящем. И шаг к разговору, которого так не хватает, - о будущем.
1. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994. С. 271-277.
2. Турен А. Возвращение человека действующего. Очерк социологии. Пер. с франц. - М., 1998, 204 с.