Писатель Владимир Крупин: русский взгляд на глобализм
В общем таковы все повести и рассказы его сборника "От застолья до похмелья. Русский взгляд на глобализм" (М.: Алгоритм, 2007). Все они объединены этой интонацией, но в "моем" рассказе поразителен абсолютный минимум реплик рассказчика, их полная бытовая простота и достоверность. Эти же слова Васе мог сказать любой мужик в Сергиево-Посадской электричке: ни поучений, ни сектантского "просветительского" азарта (Вася побывал и у таких), ни грамма заискивания перед "простым народом".
Тут невольно тянет сопоставить "писателей-деревенщиков" второй половины 20 века и "народников" второй половины века 19-го с их знаменитым "хождением в народ". Те - да, злились на непонимание, а с другой стороны заискивали перед народом, гордились ловкостью написания подложных, подстрекательских "Царских манифестов"… И закончили сварой, террором. Нынче кризис доверия, взаимопонимания поистине "глобальный": заискивание и перед любыми меньшинствами, и перед "народом" в убого-политкорректном понимании. Возможно, именно этот обрыв связей возвратит внимание к "деревенщикам", даже если их будут читать уже с каким-нибудь "Словарем деревенских терминов России". Интонация-то разговора остается единственно возможная.
В той великой плеяде: Абрамов, Распутин, Белов, Астафьев, Носов, Шукшин - есть имя Владимира Крупина. Валентин Распутин говорил: "По работам Владимира Крупина когда-нибудь будут судить о температуре жизни в окаянную эпоху конца столетия. Его творческий опыт уникален. Он решительнее большинства из нас".
Владимир Крупин открывает свои "Повести последнего времени" словами: "У России великое прошлое. Она много раз спасала мир. Спасает и сейчас. Надо делать все, чтобы помочь России".
В дневниковых записях с названием "Родные половицы" он вспоминает старую лошадь Партизанку, мобилизованную, прошедшую всю Отечественную войну и вернувшуюся… демобилизованную, работавшую в родном колхозе.
Помню парадное издание, представлявшее лауреатов Патриаршей премии портретом лауреата, биографической справкой и фрагментом его текста. У Владимира Крупина тогда было издано немало книг под стать премии: о Святой земле, Святом Афоне… Но в то издание он включил рассказик... о кошке Муське. Хозяева решили продать дом, собираются, кошку на новое место не берут: куда ей, восемнадцать лет. Кошка чувствует это, ловит из последних сил мышей, помирает. Похоронили ее, завернув в старое хозяйкино платье. Перед самым отъездом хозяйка перебирает старые фотографии и на одном снимке видит себя - девочку, в том самом, новом тогда платье, а на коленях котенок - Муська.
Рассказ вроде никак не соответствовал формату издания, текстам других лауреатов. Но ведь ткань платья (тогда их носили десятилетиями) - это
ткань жизни, ткань памяти. Мы ведь и "жестокость крепостничества" постигали через судьбу собачонки Муму.
Владимир Николаевич и сегодня легок на подъем, щедр на беседы, безотказен на выступления на различных конференциях, "круглых столах". Чем пользуется в числе многих и автор этих строк. Приглашая его в свой Российский Университет Транспорта (МИИТ), всегда держу один "козырь": студентом МИИТа был Константин Нечаев, в будущем известный Митрополит Питирим, кроме много прочего возродивший в 1997 году в своей альма-матер и, как оказалось, вообще в постперестроечной России практику студенческих стройотрядов. Владимир Крупин долгие годы был прихожанином храма в Брюсовом переулке, где служил владыка. Студенты, преподаватели слушают Владимира Крупина внимательно, нить, связывающая поколения, тянется дальше.
Мы все надеемся еще - многая лета!