Писатель Юрий Жуковский: Стендапу мало реализма, его усиливают крепким словом
.jpg)
Стендап - жанр странный. Бесконечное говорение по принципу: "что увижу, о том пою". Акыны, ликвидировавшие протяжность изложения.
Здесь важна скорость реакции на смешное. Реактивная смешливость, доведенная до автоматизма. Юмор-спарринг со скоростью боксерского ринга. Эта скорость рождает батл, растущий из стендапа, реактивно и беспощадно. Основа батла - жесткое коммерческое унижение оппонента и его команды. Унизить оппонента, известная жанровая форма в сфере лагерей и тюрем, долго зрела и дорвалась до публичности, потому и нравится смотрящим. Сословные, этические, моральные ограничения для говорения людьми в лицо того, что они друг о друге думают, - сняты. Ликвидация запретов до полного беспредела порождает предельное унижение. Запрос на "культуру" подворотни и растет "снизу", и сформирован продюсерами.
Фристайлер (импровизатор, боксер на ринге) - это тот, кто быстро придает ритм своему потоку сознания, структурированному жанром. Крутой фристайлер - тот, кто умеет еще и худо-бедно рифмовать. Оба не умеют сочинить настоящих стихов и песен. "Поэты-тяжеловесы" из "битвы века" Гнойный и Оксимирон, коммерчески "опустившие" друг друга, стали если не частью истеблишмента, то точно не последними людьми в шоу-бизнесе. Так устроены пацанские социальные лифты для гопников и рядящихся в них. Публика прощает снижение планки, главное - скорость и... фирменные паузы а-ля Ургант (поди заполни ежедневный эфир). Для нее важно, что Ургант хорош, а то, что отдельные шутки - на уровне больницы имени Кащенко, так поди-ка быстро пошути, на игле прямого эфира или стилизованной записи, где порежешь, подклеишь, но не бесконечно же. Главное - не остроумие, не глубина, не этические берега, главное - шутить! Реальный и собирательный Ургант - это и разрешенная фронда, и отдушина, и телевизионная иллюзорная легкость бытия, и модная актуальность гостей, и технология, построенная на вычищенном, отредактированном, коллективном стендапе - важном ингредиенте жанрового коктейля.
Адепты породившего гладиаторские бои поэтов стендапа развенчивают реальность, сдирают с нее остатки красоты и романтизма. Они все время говорят: "Но вы же понимаете, что на самом деле все не так". Они как бы настойчиво счищают защитную оболочку, оставляя оголенные провода, полагая, что развенчанная реальность смешна, а не страшна. Они смотрят в лицо реальности без прикрас, защищаясь смехом. Плоскость или многомерность зависят при этом только от таланта, если в зале нет того, кто видит и чувствует многомерность, он найдется по ту сторону экрана.
Стендап тяготеет к реализму, реализм тяготеет к стендапу, стендапу мало реализма, его нужно непременно усилить соленым крепким словом, без соли стендап тухнет. Российский стендап еще и глумлив крайне выверенно и осторожно, угодлив, облизывающе-осанно-торжественен и все чувства выставляет напоказ. Легко можно представить себе Павла Волю онлайн-шутящим при родах жены и извлекающим из трансляции смыслы. Главное в стендапе - делать шоу из каждого своего чиха и физиологической надобности, а тупость и пошлость списывать на скорость.
Павел Воля - лучший. У него есть домашние заготовленные тексты, опровергающие стендап-библию, прорывающиеся такой лирикой, что хочется не смеяться, а плакать от наличия в человеке таланта, угнетаемого ежедневным боевым, скоростным форматом. Стендап - это КВН без редактуры, заменивший вкус на беспредел, мат и скорость. КВН тянется к попсе, угодливости и заданности; стендап - к маниакальному описанию себя, китчу и пошлятине, припорошенными сомнительными смыслами, с мантрой: "У нас такая жизнь!". И на стендап-садизм публика отвечает радостным мазохизмом. Российский стендап ушел в такую беспощадную детализацию бытия, что смыслы превращаются в исчезающие величины. Бунтуя против лубка, он обнаружил второе дно лубка, где Петрушки тщатся выглядеть Сократами.
Пошлость, мат и молодость - российская телестендап-триада. Чем больше смотрим в бездну ада, тем больше вокруг истерично хохочут. Эрзац-стендаперы всех возрастов изощряются в литературной форме, норовят перещеголять друг друга в мате, соленом, как розги реализма, без прикрас, намеков и думских ограничений. И людям смешно. Людям всегда смешно, когда другие люди в несмонтированном черновике горят на костре тотальной инквизиции. Эрзац-стендаперы солят густой солью трагичную трагедию, более трагичную, чем в телевизоре, давая миру надрывную, бессмысленную и беспощадную трагедию, ковыряя трагические раны кинжалом многократного усиления этого ужасного, ужасного ужаса. И невдомек им, что они не молоды, не компромиссны, не чуют кожей форматную кожу, все норовя кожу порвать. А кому они нужны такие, рваные? В сущности, они не Павел Воля. Они не пионеры телестендапа, застолбившие поляну, вовремя оказавшись в нужной точке с нужными людьми, непосредственно из неудачливых кавээнщиков. Америка им не указ. Русскому стендапу не нужен артистизм, не нужна школа, это народный беспощадный разговорный жанр, Хазанов, доводимый до полного конца, а в конце - непременно тоннель, тянущий все дальше и дальше. А имена литературных негров, рождающих незабываемые шутки и скетчи, отмеченные отпечатком дара, все равно никто не узнает, или узнают четверть века спустя. Так было уже со Жванецким и Райкиным. И гениальный писатель наверстывал свой крошащийся, ускользающий, запоздалый, материализованный стендап, лишенный признаков формата, балансирующий на грани правил, просьб, балансирующий на грани, играющий с публикой в кошки-мышки.
А публика тысячезевно жаждала и жаждет немедленной правды, онлайн-мудрости, сиюминутных откровений, остервенело ища юмора и мата, убивая рафинированность и красоту бытия, забалтывая его ужас. И культовые остряки делают все больше пауз, указывая на то, что сокровенные смыслы упрятались в тишине, а персональная тишина наступит не завтра, есть еще дела, да и просто хотелось пожить, яростно вглядываясь в подробные ежедневные детали - дрова для костра беснующегося стендапа.