21 декабря исполняется 125 лет со дня рождения Константина Константиновича Рокоссовского - дважды героя Советского Союза, маршала Советского Союза и Польши. В 1941 году он праздновал свое сорокапятилетие на передовой, но зато вместе с самыми близкими друзьями - офицерами штаба 16-й армии, сражавшейся под Москвой.
Военкор Александр Бек, бывавший в ходе боев за столицу в расположении 16-й армии, которой командовал Рокоссовский, впоследствии писал: "Мне кажется, что я уловил правило, которым Рокоссовский неизменно руководствуется. Это правило, быть может, годится не для всех. В нем сказались не только опыт и размышления Рокоссовского, но и особенный склад его характера. Правило, о котором идет речь, Рокоссовский высказал за ужином в штабе. В комнате находились многие из комсостава армии: Лобачев, Малинин, Казаков, начальник службы тыла генерал Анисимов и другие. Пели "Стеньку Разина". Подошла строфа: Чтобы не было раздора между вольными людьми...
- Святые слова! - сказал Рокоссовский.
- Почему святые? - спросил я.
- Потому что на войне все совершает коллектив.
- А командующий?
- Командующий всегда должен это помнить. И подбирать коллектив, подбирать людей. И давать им развернуться.
- А сам?
- Сам может оставаться незаметным. Но видеть все. И быть большим психологом."
Сам Рокоссовский неизменно следовал этому правилу. Поэтому, говоря о битве за Москву, нельзя не сказать о событии, которое, возможно, покажется не таким уж и значительным по сравнению с тем, что происходило тогда на всех фронтах Великой Отечественной, но вне всяких сомнений сыграло огромную роль, и без него история могла бы повернуться по-другому. Это событие - встреча в конце июля 1941 года Константина Рокоссовского с офицерами штаба 7-го механизированного корпуса, которые прибыли в его распоряжение на ярцевском рубеже. Это их - члена военного совета Алексея Лобачева, начштаба Михаила Малинина, командующего артиллерией Василия Казакова - вспомнил Бек. Но были и другие, например, начальник войск связи Петр Максименко, командующий бронетанковыми и механизированными войсками Григорий Орел. В том же очерке военкор писал о каком-то успехе в боях на волоколамском направлении, свидетелем которого он был, и пояснял: "Работал штаб - целая фабрика мысли, целый комбинат управления". Рокоссовский вспоминал, как он понял, что они сработаются. "Все стало по-другому, и я это почувствовал следующим же утром с мелочи. Подъезжает на мотоцикле девушка-красноармеец.
- В чем дело?
- Завтрак товарищу командующему.
- Откуда?
- Из штаба.
До этого командующий группой войск, как и все, спал под сосной или в машине, ел из солдатского котелка. Вилка и свежая салфетка показались вещами из другого мира". Эта малозначительная деталь запомнилась Рокоссовскому на всю жизнь. Штаб армии перешел вместе с Рокоссовским на Брянский фронт, когда его назначили командующим. И после, если полководца переводили на другой фронт или перебрасывали на другой участок, его боевые друзья всегда следовали за ним. Он вспоминал: "Мы старались создать благоприятную рабочую атмосферу, исключающую отношения, построенные по правилу "как прикажете", исключающую ощущение скованности, когда люди опасаются высказать суждение, отличное от суждения старшего".
Зная об этой особенности Рокоссовского, в ставке верховного главнокомандующего ему всегда предлагали взять друзей на новое место службы. Только один раз пришлось им расстаться - когда в ноябре 1944 года маршала перевели с 1-го Белорусского на 2-й Белорусский фронт. Он понимал, что именно 1-й Белорусский нацелен на Берлин. Он знал, что его друзья мечтают, как говорилось, "уничтожить врага в его логове". Он осознавал, что если новый командующий, а это был его однокашник по кавалерийским курсам в юности Георгий Константинович Жуков, привезет новую команду, ей придется принимать дела, вникать в обстановку. Будет потеряно драгоценное время и разрушены налаженные за время освобождения Белоруссии механизмы управления фронтом. Поэтому тогда он не взял своих друзей на новое место службы. Но они помнили о нем, когда штурмовали Берлин.
Еще один фронтовой журналист Павел Трояновский вспоминал, что как-то осенью 1941 года был прислан в штаб 16-й армии, чтобы уговорить Рокоссовского написать передовицу к годовщине октябрьской революции. Заодно попросил командующего расписаться на карте московской области. Константин Константинович пожурил военкора, что у него нет карты Европы, и сказал: "Надо видеть весь возможный театр войны. Вы что думаете, мы, Красная Армия, не будем в Берлине?" И отдал свою карту, подписав на память: "Специальному корреспонденту "Красной звезды" Трояновскому П. И. Воюя под Москвой, надо думать о Берлине. Обязательно будем в Берлине! К. Рокоссовский. Подмосковье, 29 октября 1941 года". А в конце апреля 1945 года Трояновский встретился в Берлине с Малининым. Начштаба попросил у военкора ту - вещую - карту, и подписал правее записи, сделанной в октябре 1941 года его командиром и другом: "Сим удостоверяю, что мы в Берлине! Начальник штаба 1-го Белорусского фронта генерал-полковник М. С. Малинин, бывший начальник штаба 16-й армии, которой командовал К. К. Рокоссовский. Берлин, 22 апреля 1945 года".
Плечом к плечу с этими людьми Рокоссовский прошел через все испытания - они стали не только потрясающим, сплоченным коллективом, в котором каждый понимал другого с полуслова, а то и без слов, но и настоящими фронтовыми друзьями. Они были рядом с маршалом в последние дни его жизни. И после смерти Рокоссовского офицеры его штаба во время Великой Отечественной войны продолжали ежегодно собираться в день рождения Константина Константиновича. Собираются и в наше время их потомки - возложить цветы к месту его захоронения в Кремлевской стене.