Сюжет хорош: провинциальный оперный театр в Кливленде ставит "Отелло" Верди, но приглашенный из Италии тенор Тито Мерелли по чисто водевильным причинам не сможет выйти на сцену, и в партии ревнивого мавра его заменит давно рвущийся петь суфлер Макс. Все делается в жуткой тайне: в париках и гриме все Отелло похожи, мавров в сюжете образуется целых три, их постоянно путают, зрители рыдают от хохота. Я думаю, в эти психологически нелегкие дни такой спектакль - глоток кислорода, его очень вовремя привезли в Москву. Жаль, что на один только вечер: это шоу могло бы собирать здесь полные залы хоть месяц.
Для музыкального театра такой сюжет - океан возможностей. По классическим канонам мюзикла, в нем каждой из звезд труппы дарован эффектный номер, каждая может развернуть свое дарование в полном блеске. Есть шанс блеснуть даже в опере: спектакль начинается громовым вступительным хором из "Отелло", второй акт стартует терзаниями мавра и гибелью Дездемоны, а потом прима театра Диана будет соблазнять заезжего Мирелли своими безграничными возможностями сопрано - идет комическое попурри из Пуччини, Бизе, Вагнера, даже, к восторгу публики, Римского-Корсакова (блестящий выход Светланы Кочановой). Наконец, очередная свара между Мирелли и его ревнивой супругой Марией стилизована под Россини (шикарные, иначе не скажешь, Николай Капленко и Татьяна Мокроусова). Есть здесь и своя юная Мэрилин Монро - дочка директора театра Мэгги (обаятельная Екатерина Мощенко). Есть любвеобильный директор со стайкой его бывших жен (эксцентричный Павел Дралов). И, разумеется, робкий, но амбициозный герой - тот самый суфлер Макс, влюбленный и в оперу, и в ветреную Мэгги (щедро одаренный премьер театра Евгений Елпашев, которому здесь нужно явиться сразу в нескольких амплуа от опереточного простака до героя-любовника и оперного ревнивца). В спектакле есть все для счастья, включая отточенный степ, азартный симфоджаз (дирижер Антон Ледовский), элегантные костюмы и стильные декорации-трансформер (художник Анастасия Пугашкина).
Композитор оснастил свое создание хитовыми номерами, которые зрители будут напевать после спектакля, среди них лидирует "Будь собой" - эпизод, где добрейший Мирелли, почувствовав в парне талант, учит Макса, как освободить голос от зажима и как поверить в себя, - ключевая сцена, с вдохновением и заразительным драйвом разыгранная Николаем Капленко и Евгением Елпашевым. Вообще, главное, что удалось сделать молодому режиссеру, - даже в этот многооопытный и внутренне раскованный театр вдохнуть новую степень артистической свободы, то самое "все могу!", которому учит героя заезжий тенор. Актеры легко переходят, словно не замечая границ, от комедийных и драматических сцен в бурлеск и фарс, от диалогов к пению - "мюзикловому" и оперному, они органично существуют в этом универсальном жанре, в совершенстве владеют его языком и живут в нем как в единственно возможной среде. Перед изумленным зрителем возник реальный Бродвей - без скидок на "другую культуру". Славная своими традициями русская театральная школа легко вобрала в себя и эти покорившие мир ритмы, приемы и навыки "настоящего мюзикла". И даже разумно скорректировала их фирменным тактом и чувством меры - несколько записей Lend Me A Tenor на Уэст-энде, которые я посмотрел, после элегантного уральского спектакля показались грубовато комикующими.
Эта вещь вообще небезопасная, из нее очень легко сделать аляповатую вампуку, и все зависит от мастерства и такта исполнителей: небольшой пережим - и пощечина вкусу. Екатеринбургский Бродвей, виртуозно скользя по лезвию бритвы, захватывает актерской энергетикой, ни на миг не забывая, что все происходящее в стенах музкомедии - веселая игра, и в эту полную мелодий, смеха и радости игру умеет вовлечь весь зрительный зал. Редкостно ансамблевый, звездный спектакль имеет шесть номинаций на премии, но по большому счету в числе претендентов на "маски" могли быть решительно все исполнители основных ролей. И совсем необъяснимо отсутствие в числе номинантов режиссера, который не просто перенес популярный мюзикл на русскую сцену, но заново его придумал, обогатив нашу театральную практику новыми красками и вдохнув в нее новую энергию.
Кстати
Пьеса Кена Людвига шла в мире с большим успехом, пока не наступила пора доведенной до абсурда политкорректности. По новым этическим нормам белый актер не может мазать лицо черной краской, чтобы сыграть мавра, а тут еще и в фарсовой тональности. Так что теперь в западных спектаклях Кливлендская опера ставит не расиста Верди, а Леонкавалло с его "Паяцами": потерявшим бдительность клоунам еще не пришла в голову мысль оскорбиться.