Как закалялся миф

Продолжаем наши книгопутешествия. На сей раз речь пойдет о каноническом советском романе.

Павка Корчагин в битве за идею. Иллюстрация художника А. Ф. Пахомова к изданию романа 1948 г. Фото: Янов Николай/ Фотохроника/ ТАСС

По данным на 1991 год в СССР издали 53 млн экземпляров книги Николая Островского - абсолютный рекорд. Понятно, тиражи определял Госкомиздат - того же "Мастера" можно было купить только с рук, по бешеной цене, запрос читателя был куда больше желания издателя. Но другие идеологически правильные книжки - от "Молодой гвардии" Фадеева до "секретарской литературы" начальства Союза писателей - тоже на такие тиражи не тянули. Просто потому, что их мало читали, можно издать больше, чем купят, но все же "всякому безобразию есть свое приличие", какое-то соотношение между числом напечатанных и купленных книг превышать невозможно (интересно, кстати, какое именно это было соотношение?).

Я уж не говорю об изданиях в других странах - "Как закалялась сталь" переведена на все языки мира. Особенно популярна она "у китайских товарищей", а учитывая масштаб страны, рискну предположить, что там тоже счет идет на миллионы экземпляров.

Три экранизации - тоже рекорд для советской литературы. Но самой популярной оказалась опять же китайская экранизация 2000 года, которую мы не видели. Думаю, секрет успеха прост. Да, идеологическая поддержка, но было ЧТО поддерживать. Это и правда - сильная книга. В своем, вполне определенном жанре.

"Каноническое Житие Святого, написанное им самим". Для Советски-Коммунистической Религии - книга незаменимая, сакральная, скрепоносная. И вся ее сила в том, что это Правда. Конечно, "правда" - не буквально-документальная, а ритуальная, мифологическая, но при этом эмоциональная, живая, не унылая идеологическая бормотуха, огонь, а не пепел. То есть не "правда жизни", а Правда Жития, правда религиозной книги-скрепы.

Островский написал три книги в одной: историю своей жизни, каноническую историю комсомола и историю самой этой книги, ее написания. Писал не только он - литературоведы нашли в рукописи правки-вставки более чем 10 человек, но в целом "сакральное авторство" Николая Островского бесспорно - как его "право на СВОЮ жизнь, на СВОЙ замысел". Меньше всего там, пожалуй, своего ЯЗЫКА - это "общий язык комсы" 1920-х, но опять же не "Комсомольской правды", а "правды Островского".

Какая "сталь" закаляется? Мужество, конечно. Но мужество бывает - как любое человеческое качество - очень разным. Бодро-веселое - у трех мушкетеров, безжалостное - у пиратов того же "Острова сокровищ", мужество отчаяния - в "Трех товарищах" Ремарка, "мужество-в-себе" Хемингуэя. Мужество Островского - религиозное, мужество Веры, мужество Восхождения со своим крестом на Голгофу.

Святой Корчагин не прошел путь искушений. Он не был Великим Грешником, как многие святые, там не было Преображения из Савла в Павла на пути в Дамаск. У Корчагина иной Путь - Восхождение Мученика, постепенного умерщвления плоти, саморазрушение плоти, преодоления плоти. Единственный искус, который он постоянно преодолевает, - искус ОБЫЧНОЙ ЖИЗНИ. Но, конечно, это - самый первый и тяжелый искус. Самое интересное, что это было и в книге, и в жизни, о которой написано в этой книге. Конечно, такое Житие абсолютно невозможно для "нормального коммуниста-комсомольца", причем не только в циничные 1960-1980-е, но и в "верующие 1920-1930-е". Так ведь и в христианстве никто не "подставляет щеку", никто (почти никто!) не живет буквально "как святой", однако Вера в то, что такие святые ЕСТЬ, составляет основу религии. И вера, что таких святых НЕТ, означает разрушение религии.

Самое буквальное воплощение Пути - знаменитое строительство "узкоколейки в Боярку". Эти "6 верст" и есть зримый отрезок Крестного Хода Корчагина. (Реальная история, которая описана в романе, более чем странная, какой же идиот заготавливает дрова, не проложив дорогу к месту заготовки?! Но книга Островского - не "производственно-строительный роман" о головотяпах и вредителях.)

Если про это восхождение все знают, то другое умерщвление плоти, история Искушения менее известна, хотя проходит нитью через весь роман.

Как положено Святому, Корчагин - девственник. По не вполне понятным причинам он много раз сознательно, волевым усилием отказывается от секса - и это при том, что его любят, "девушка молит".

Роман начинается с истории Фроси, посудомойки станционного буфета, где вкалывал еще мальчишка Павка. Фросю "продали поручику" за 300 руб. "Не передать, не рассказать чувств, которые охватили Павку... когда он... стоя в темноте под лестницей, видел вздрагивающую и бьющуюся о поленья головой Фросю. "И эту продали, проклятые. Эх, Фрося, Фрося!.." Ну отчего ж "не передать". Хорошо "передано", да любой подросток в 13 лет по себе "эти чувства" неудовлетворенного желания отлично знает - хоть и при менее "социально-драматических" обстоятельствах. Кстати, потом Фрося опять является, когда Корчагин ранен, "около него, почти не отходя, сидит санитарка Фрося".

Потом - Тоня Туманова, "когда рука испуганно вздрагивает и убегает в сторону, случайно прикоснувшись к груди подруги, и когда дружба юности бережет от последнего шага!".

Но уж от Риты Устинович его "берегла" точно не "дружба юности". Здесь он опять ушел от искушения, но уже вполне сознательно, жестким усилием: "А вы же считали, товарищ дорогой, что, кроме идейной дружбы, ничего нет. Как же это вы просмотрели, а? - иронически допрашивал себя Корчагин. - Такая же ты, видно, сволочь, как любой мужик". Вот! Желание секса - это "сволочизм". Слова не вполне канонические, но смысл абсолютно религиозный ("поповский, братишка!", как сказал бы сам Корчагин). Его Путь - мирское монашество, которому он следует, "ломая плоть", но твердо подчиняясь "своим заморочкам".

Самая драматическая история - даже не "умерщвления", а просто физического отмирания, исчезновения плоти, история превращения Корчагина в Мощи, всем, читавшим книгу, известна, пересказывать не буду. Просто еще раз напомню, что самое сильное в этой истории - ее подлинность, "репортаж о самораспаде и Вознесении".

Да, Островский исповедует свою (т.е. коммунистическую, но его личную) Веру. "Самое дорогое у человека - это жизнь... и прожить ее надо так, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире - борьбе за освобождение человечества". Затертые до дыр слова. Они кажутся казенными, над ними легко сегодня (да и тогда!) смеяться, еще легче их опровергнуть, что ж, слепая служба Партии, Государству, Родине (а попросту - Вождю) - это и есть "борьба за освобождение"? Нет? Ок. А ЧТО тогда есть эта самая "борьба" и это самое "освобождение"? Может, "освобождение" - вовсе не "борьба" с чем угодно, а "преодоление борьбы", ПРИНЯТИЕ Мира, чувство гармонии с ним? Что ж, гармонии со ВСЕМ Миром - всей его жестокой несправедливостью и абсурдом?

Нет ответа. НЕТ. Ни тогда, ни сейчас. И его - пусть невольно, несознательно - все ищут. В чем Смысл?