Иван Малыгин
Заслуженный врач России Виктор Рехачев
Сегодня осталось мало людей, которые помнят первый день Великой Отечественной. Один из них - Заслуженный врач России, знаменитый архангельский хирург Виктор Рехачев, отметивший в прошлом году 90-летний юбилей.
Среди всех своих наград Виктор Павлович больше всего гордится медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне": он получил ее за свой мальчишеский подвиг, начавшийся в июне 41-го и закончившийся уже после войны. Выйти на работу в поле в девять лет - разве это не геройство?
Накануне Дня памяти и скорби Виктор Павлович рассказал корреспонденту "Родины", каким был первый день Великой Отечественной:
- Мне было девять лет, а бабушка в том июне решила перестроить скотный двор. Для этого требовался мох - его между бревнами тогда прокладывали вместо пакли. И вот, как только вернулась мама с дойки, поехали мы с нею 21 июня, ближе к ночи, в лес - мох драть. Ночи-то у нас белые в июне... Возвращались уже на следующий день. Въезжаем в первую деревню перед Емецком и чувствуем беспокойство. Репродуктор висел тогда прямо на храме Емецка - и слышно его было на все село. Помню, как женщина бежит и кричит одно только слово: "Война".
Я начал готовиться! Дело в том, что со времен интервенции под Емецком осталось много патронов и гранат - до войны мы их частенько кидали в костер. И у меня, как у каждого порядочного мальчишки, были свои запасы. Помню, как зарыл свои гранаты на случай прихода немцев. И в этот же вечер из Емецка пошел в Архангельск первый пароход с мужчинами - перегруженный, перекошенный на левый борт. Потому что все, кто был на борту, махали, прощались. А женщины и дети бежали за пароходом по берегу, и тоже кричали, махали платочками, плакали…
Помню также, что в тот год был очень ранний урожай картофеля - лето на Севере стояло жаркое, поэтому окучивать картошку надо было уже в конце июня. И вот, через неделю после начала войны, приходит к нам домой бригадир: "Работать некому, все мужики ушли на фронт, придется вам, дояркам - по ночам. Или сына отправляйте - пусть идет на конюшню, а лошадь ему запрягут. Так я начал работать в колхозе - летом 1941 года в свои девять лет заработал 41 трудодень! Это было очень много даже для взрослого.
Конечно, нам было тяжело: большую часть того, что давали наша корова и наш огород, мы отправляли фронту - был такой специальный военный налог. Чтобы выжить, собирали в поле капустные листья - то, что осталось от урожая, а также щавель, ягоды, грибы.
В школе детей старались поддерживать - там стояла бочка с квашенной капустой, которой нас кормили, а перед занятиями нам обязательно давали кружку хвойного напитка - морщишься, но пьешь, понимая, что так нужно - от цинги. И только после того, как в Емецк приехали эвакуированные через Ладожское озеро исхудавшие до костей ленинградские школьники, мы поняли, что этим ребятам было еще тяжелее.
Поэтому когда один из наших пионеров забрался в яму и набрал в два кармана фуфайки картошки, мы в нашем тимуровском отряде его очень искренне осуждали. Хотя сколько картошки могло войти в два кармана фуфайки 14-летнего подростка? Четыре штуки… Но как раз вышел сталинский указ - судили за любое хищение, и тому мальчику дали пять лет! Парень отсидел, а после войны вернулся домой, стал трактористом.
А еще в школе у нас висела карта СССР. И это было очень страшно - передвигать флажок все дальше внутрь, когда наши в 1941-м оставляли город за городом. Еще страшнее было, когда осенью 1942-го года я впервые близко-близко увидел немецкий самолет: черные кресты и даже силуэт летчика в кабине. Я тогда боронил в поле: помню, как прыгнул в канаву, а лошадь рванула прямо через меня, а где-то прямо надо мной повисла борона…
Но горе и беда сплотили людей, такое единство было! Все для фронта, все для Победы - тогда это были не просто красивые слова, а смысл всей нашей жизни.