"Ни 3D, ни 4D-принтер не удовлетворят потребности в донорских органах". Интервью с Мариной Мининой из ГКБ имени Боткина

Первая в мире документально подтвержденная пересадка почки от человека человеку была проведена в СССР в 1933 году главным врачом Херсонской больницы Юрием Вороным. Спасти пациентку не удалось. Минул почти век. Пересадки органов стали практикой спасения многих ранее обреченных. Однако вокруг постепенно утрачивающей свою уникальность трансплантации по прежнему немало слухов, мифов. Более всего вокруг донорских проблем. Нынешний собеседник "РГ" врач, хирург, доктор медицинских наук, профессор РАН Марина Геннадьевна Минина с 2002 года заведует Московским координационным центром органного донорства городской клинической больницы имени С. Боткина.

Профессор Минина не оперирует. Органы не пересаживает. Пациентов после пересадки не выхаживает. Некий человек за кадром. Но вся ее жизнь и работа - трансплантация. С Мариной Геннадьевной познакомилась в 2003 году: "на почве дела трансплантологов 20-й московской больницы".

Мы тогда долго разговаривали в редакционном кабинете. Потом пошли в столовую - перекусить. Стоим в вестибюле, ждем лифта. Рядом еще трое ожидающих обсуждают события в 20-й. Врачей - пофамильно - именуют убийцами. Вмешиваюсь в разговор: "Хотите познакомлю с одним из убийц?"... На лифте мы уехали с Мариной вдвоем.

Марина Минина: Это было через год после моего назначения на должность. В апреле 2003 года случилась 20-я больница. В последующие 3 года мы погрузились в следственное и судебное разбирательства. В 2006 году все врачи, которых обвиняли в попытке убийства пациента с целью изъятия у него почек для трансплантации, были окончательно оправданы. Почему я не ушла из центра после этих событий? Ну, потому что двое моих врачей находились под следствием. Им были предъявлены обвинения. Как можно в такой ситуации всех и все бросить и уйти? Это не профессионально. А по-человечески так и вовсе предательство.

Мы отвечали на сотни вопросов следствия, объясняли, убеждали. Пережили два суда, два оправдательных приговора. Потом дело вновь возвращали в суд на повторные рассмотрения. Точка была поставлена лишь в 2006 году Коллегией Верховного суда РФ. Было объявлено окончательно: не виновны! Меня так воспитали в семье: во всех ситуациях нужно быть человеком. Бросить людей и дело - это не про меня. Так нельзя. Я продолжила работать.

И никогда не пожалели, что выбрали именно этот путь в медицине? Не совсем же обычный выбор. Тем более что лечебный факультет Ростовского государственного мединститута был окончен с отличием...

Марина Минина: Это был 1999 год. Затем ординатура в Научно-исследовательском институте трансплантологии и искусственных органов, которым руководил тогда великий Валерий Иванович Шумаков, основатель отечественной трансплантологии. Он же и рекомендовал меня на должность, которую занимаю с 2002 года по настоящее время.

И все-таки... Почему академик Шумаков из специалистов, в том числе молодых, которых всегда было много в его институте, выбрал вас, женщину, для руководства ну очень сложным направлением - донорством органов?

Марина Минина: Трудно ответить. У меня несколько предположений. Во-первых, когда я училась в ординатуре и была врачом-ординатором, кто-то рассказал Валерию Ивановичу, что я знаю английский язык. Эка невидаль! Но Шумаков однажды вызвал к себе, дал текст своей оригинальной статьи о трансплантации сердца и попросил перевести статью на английский для публикации в иностранном журнале. Я перевела. Потом переводила еще несколько статей и тезисов для конференций. Много времени проводила в клинике. Ординатура у меня была по сердечно-сосудистой хирургии.

Будущее, которое нам доступно, связано с концепцией "улучшения" или "лечения" донорских органов. И тут слово за перфузионными технологиями

В институте оперировали много. И молодежь, среди которой была и я. Все время были в операционных, что-то нам давали делать самостоятельно. Сложные вещи нет, конечно. Смотрели на работу выдающихся хирургов, которых в институте Шумакова было немало. Окончила ординатуру. Мне предложили место в аспирантуре, поскольку на тот момент вакансий для работы в клинике не было. Я согласилась: уходить из института Шумакова не хотелось. Уровень медицины там был высокий, и было интересно. Когда близился к окончанию первый год аспирантуры, меня вызвал Шумаков. Это был апрель 2002 года, и сказал, что принял решение рекомендовать мою кандидатуру на место руководителя московского центра донорства. Это привело меня в состояние полного ступора. Я не отказалась. И в апреле 2002 года начала работать в этой должности.

Еще раз: почему Шумаков выбрал вас?

Марина Минина: На тот момент донорство органов в Москве находилось не в лучшем состоянии. По слухам, в центре много специалистов страдало от традиционного "русского" пристрастия, что сказывалось на работе. Трансплантации сердца и печени в Москве носили единичный характер. Шумакову, который отдал этому направлению всю жизнь, хотелось развития отрасли, увеличения количества операций. Я была молодым грамотным, ответственным и исполнительным врачом, со знанием языка. Шумаков так решил. Первый год был очень тяжелым. И коллектив центра был непростым, и многое нужно было менять, доказав, что Шумаков не ошибся в выборе.

Прошло 20 лет. Московский центр органного донорства считается уникальным по структуре, количеству и разнообразию медицинских специалистов, объему выполняемой работы...

Марина Минина: Центр координирует все этапы донорства органов для трансплантации в Москве. Производит непосредственно изъятие органов у посмертного донора, выполняет все лабораторные исследования, необходимые для иммунологического подбора донора и реципиента. Распределяет донорские органы реципиентам, состоящим в едином листе ожидания. В столице проводятся все виды клинической трансплантации: сердце, легкие, печень, почки, поджелудочная железа, кишечник.

Цифры сегодняшнего единого листа ожидания?

Марина Минина: На трансплантацию донорской почки состоят 1006 человек, донорской печени - 200 человек, донорского сердца - 60 человек, донорских легких - 55 человек, поджелудочной железы - 16 человек. В 2021 году в Москве число эффективных доноров на миллион населения в год (международный показатель, позволяющий оценить уровень развития донорства органов в отдельно взятом регионе, городе или стране) составил 24,4 на миллион населения в год. А общее число донорских органов, направленных на трансплантацию, превысило 1000. Есть страны, демонстрирующие чрезвычайно высокую донорскую активность, например Испания. В 2020 году в Испании зарегистрировано 37,97 эффективного донора на миллион населения в год.

О донорстве органов много слухов, мифов. Самый распространенный миф: доноры - это здоровые люди, которые обратились в больницу с какой-то незначительной проблемой. И там им "помогли" умереть и, конечно же, изъяли органы. Увезли эти органы в неизвестном направлении и пересадили неким мифически богатым людям. Итак: настоящие доноры органов - это кто?

Марина Минина: В основе посмертного донорства органов всегда, к сожалению, или травма, или болезнь. И никак иначе. Скажем, молодой человека ехал на мотоцикле, попал в ДТП, получил серьезную черепно-мозговую травму. Его доставили в больницу, в реанимационное отделение. Начали оказывать помощь, выполнили нейрохирургическую операцию, удалили из головы гематому. Но проходят сутки, двое, а пациент находится в коме. Сознание к нему не возвращается. Выполняют ему компьютерную томографию головного мозга и видят, что отек головного мозга нарастает. Что смертельно опасно. Наступает момент, когда врачи в реанимации видят, что кома стала терминальной, то есть очень глубокой и неизлечимой.

Почему развивается такая глубокая запредельная кома, из которой у врачей нет возможности вернуть человека к жизни? Потому что умирает головной мозг, наступает тотальная и необратимая гибель всех отделов головного мозга. Для установления смерти головного мозга де-юре существует специальный Приказ Минздрава России, четко регламентирующий признаки его смерти и процедуру, которая позволяет юридически констатировать данное состояние. Больница, где находится такой пациент, создает врачебную комиссию, которая констатирует у пациента смерть головного мозга. Протокол подписан врачебной комиссией.

Что потом?

Марина Минина: В Москве в каждой больнице есть специалист - трансплантационный координатор, он сообщает в городской центр донорства о наличии такого пациента. Это одна из его функциональных обязанностей. Специалисты центра донорства изучают медицинскую документацию умершего человека, осмотрят его. И если не будет выявлено противопоказаний к донорству органов, среди которых серьезные инфекции (ВИЧ, вирусные гепатиты и системные заболевания, в том числе онкологические), потенциально органы такого человека признаются пригодными для трансплантации.

Законом России не предусмотрено спрашивать родственников об изъятии органа умершего. Но у родственников есть законное право возражать

Спрашивают ли родственников об изъятии органа?

Марина Минина: Нет. Законом России не предусмотрено общение врачей и родственников умершего. Но у родственников есть законное право возражать против изъятия органов на момент сообщения им о смерти их близкого человека. Либо они могут сообщить врачу о том, что сам умерший при жизни возражал против изъятия органов после смерти. То есть право заявить о несогласии на стороне родственников. Но если не заявили, значит, согласны. Так гласит закон.

Точно таким же образом будет выглядеть механизм получения донорских органов для трансплантации в случае, если с человеком случился инсульт. Но пациенты с инсультом более возрастные. У них есть болезни, и органы функционально и анатомически могут быть менее здоровы.

У такого донорства органов есть будущее? Или его вытеснят печать органов на 3D-принтере, "выращивание" органов и тканей из стволовых клеток?

Марина Минина: Такое очень возможно. Но пока это разработки фундаментальной науки. Я бы обратила внимание на наше ближайшее будущее. С каждым годом количество пациентов с так называемыми неинфекционными хроническими заболеваниями растет. А именно эти люди чаще всего попадают в "листы ожидания" на трансплантацию органов. И в обозримом будущем ни 3D, ни 4D-принтер не удовлетворят потребности листа ожидания в необходимом количестве органов. Будущее, которое нам доступно, связано с концепцией "улучшения" или "лечения" донорских органов. Это донорские органы людей, умерших в результате инсультов. Преимущественно при жизни они болели гипертонической болезнью, сахарным диабетом, ожирением и т.д. и, соответственно, имеют изменения в органах. Но часто эти изменения носят относительно обратимый характер.

Так вот, есть машины для перфузии - специальные устройства, в которые помещаются донорские органы: сердце, легкие, печень, почки. Для каждого органа своя машина. И там, находясь практически в идеальных условиях искусственного кровообращения и снабжения кислородом, те патологические изменения, которые образовались в донорском органе при жизни, если не устраняются полностью, то значительно минимизируются. Орган становится пригодным для трансплантации. Очень актуальная технология! Ведь население становится старше, донорская популяция тоже "стареет", и донорские органы приобретают разного рода патологические изменения.

В профильных медицинских центрах России освоены все виды клинической трансплантации: сердце, легкие, печень, почки, поджелудочная железа, кишечник. Фото: Александр Корольков

И тут слово за перфузионными технологиями. Специальными устройствами, то есть машинами, куда помещаются органы донора. И эти машины путем подбора индивидуальных режимов скорости, давления и иных параметров консервирующего раствора или донорской крови (их машина "прогоняет" через донорский орган, по аналогии с естественным кровообращением в организме человека) позволяют настолько улучшить функциональные возможности донорского органа, что из непригодного к трансплантации, по оценке специалистов, такой орган, спустя некоторое время его "лечения" в машине, успешно пересаживается.

Уже есть тому пример. Клинический случай, представленный швейцарскими учеными, который опубликовал авторитетный журнал Nature. Речь о беспрецедентном случае перфузии донорской печени в течение 3 суток (!) в специальной машине, обеспечивающей печени условия, практически идеальные для работы. Так называемая - нормотермия, то есть нормальная температура тела человека, и совместимая донорская кровь, постоянно обогащаемая кислородом. Донором была молодая девушка с достаточно тяжелым патологическим процессом в брюшной полости, но не онкологического характера. Процесс был настолько распространен, что от печени отказались все клиники, которым данный орган предоставлялся для трансплантации. И тогда орган поместили в машину. "Вылечили" его и пересадили мужчине 62 лет, страдающего гепатоцеллюлярной карциномой. Операция прошла успешно. С тех пор минул год. Пациент чувствует себя прекрасно.

Подобные технологии есть в России?

Марина Минина: Есть в Боткинской больнице. Здесь сами разрабатывают, исследуют, публикуют научные результаты. И результаты впечатляют. Пока только для донорских почек используют собственные разработки. Но вплотную уже подобрались и к печени.

В Москве показатели трансплантологии европейские. В России немного ниже. Но главное достижение последних лет: достойная профессионализация данной отрасли, организационные решения, технологии - все современное. А это значит, что будет увеличиваться число людей, которых спасут от смерти, дадут вторую жизнь.