В прокате - лауреат Венеции казахский фильм "Голиаф"
Никому не ведомый аул Каратас появляется в фильмах Ержанова регулярно. В дипломной картине 2009 года, в драме 2016 года "Чума в ауле Каратас" - варианте советского "Человека на своем месте", и теперь в "Голиафе" - криминальной драме в стиле раннего, еще беспощадного Тарантино. Каратас лежит в бескрайней казахстанской пустоши, и оператор Айдар Шарипов любовно живописует этот марсианский пейзаж с его суровыми горизонталями и почти полным отсутствием благодатной зелени. Здесь пахнет бездной веков, и только проложенная в песках железнодорожная одноколейка с проносящимися скорыми напоминает о существовании где-то там, за горизонтом, больших современных городов и совсем иной жизни.
А здесь, в Каратасе, - микромодель некоего изолированного государства, где вся власть сосредоточена в одних руках - криминального авторитета Пошаева. И, несмотря на то что, как говорят в фильме, "народ здесь жесткий - четыре колонии рядом!", все без исключения покорно ложатся вниз лицом перед безжалостным Пошаевым. От первого охранника до последнего рабочего на собственной судьбе знают, что "он здесь весь кислород перекрыл". И погребальные моления стали грозной традицией.
Пошаев - царь и бог. Он, как скудные местные ручьи, дает людям жизнь - наймет, обеспечит жильем и работой, кормит. Ослушников бьет под дых, а тех, кто возвысит голос, убивает. Фильм начинается демонстрационной сценой, где еще незнакомый нам мужик - тот самый царь-бог - устраивает убедительный показательный сеанс бокса, используя соратников как безответные тренировочные груши. А потом точно так же показательно, в назидание другим, будет убита местная женщина Карина, имевшая смелость сообщить о терроре в местную полицию. И на ее похоронах мы встретим овдовевшего Арзу, ее мужа - инвалида то ли от рождения, то ли от вечных невзгод, побоев и бедности (выразительная работа актера Казахского академического театра драмы Берика Айтжанова). Здесь же, у свежей могилы, прибывший на скорбную церемонию Пошаев признается вдовцу, что он и убил жену, и неожиданно возьмет Арзу под свое покровительство.
Теперь жизнь Арзу кардинально изменится. Он переедет в другой барак, где одинокая Таня станет заботиться о его маленькой дочке и, стосковавшись по мужской ласке, предложит жить вместе. Он сможет теперь вблизи наблюдать ухватки Пошаева и его банды, и в нем будут зреть пока неясные ему самому планы. Это будет драма мести, время от времени прерываемая титрами с изречениями-поучениями из "Государя" Макиавелли: "Я учил тиранов, как завоевывать власть, но и людей учил, как свергать тиранов". Эта борьба человека из народа с человеком, неправедными путями захватившим власть, схватка Давида с Голиафом и станет сюжетом нарочито медленной, словно бы постепенно зреющей драмы. Зреющей прежде всего в душе главного героя.
В фильме сосуществуют два мира: вот этот внутренний мир Арзу, в котором зарождается энергия протеста, и внешний мир, управляемый Пошаевым, - мир беззакония, беспредела, тотального насилия, страха и хаоса. Односельчане молчаливо подначивают инвалида к действию, даже полиция готова перепоручить ему решающую схватку с тираном. А мы неспешно наблюдаем за этими процессами, и есть время подумать о том, какими еще не изученными наукой путями один человек способен подчинить себе, лишить чувства собственного достоинства целое село? Загадкой остаются и чувства, обуревающие наглухо забронированную натуру тирана.
План мести не то осудит, не то одобрит сельский имам - его Аллах дает Арзу очень противоречивые указания. С одной стороны, учит прощать, с другой - "воздаянием за зло является равноценное зло".
Финальный поединок дан эффектно, как в лучших голливудских вестернах. Но задача постоянно держать в уме такой референс работает против самобытности фильма - его события разворачиваются по режиссерскому заданию, актеры все время косят глазом на предложенные им образцы. Конечно, это беда всех национальных кинематографий, рвущихся догнать Голливуд, но такие амбиции и придают любому кинематографу привкус провинциальности.
К просчетам картины я бы отнес монотонность ритма и злоупотребление продолжительными статичными планами. Кроме того, при понятной скупости гардероба и почти полном отсутствии крупного плана различить, кто есть кто на экране, бывает непросто. В Венеции фильм удостоен приза итальянских кинокритиков исполнителям двух главных ролей актерам Берику Айтжанову и Данияру Алшинову.