Финалист "Большой книги" Афанасий Мамедов: Я играл теми картами, которые давала мне жизнь
У тебя довольно пестрая биография. Ты учился в Бакинском институте искусств на отделении актерского мастерства, а потом вдруг поступил в торговый техникум... Работал художником-оформителем в Театре русской драмы в Баку, а переехав в Москву, устроился оператором в котельной, потом - дворником, потом - продавцом в лавке на Калининском проспекте. Поступил в Литературный институт и одновременно заведовал букинистическим отделом в книжном магазине. Пиар-директор издательства "Время", исполнительный директор журнала "Октябрь"... Я ничего не забыл? Почему тебя так кидала судьба?
Афанасий Мамедов: В "Википедии", из которой ты, должно быть, почерпнул этот перечень, сильно нарушена хронология. Я заведовал букинистическим отделом в магазине "Летний сад" уже после того, как закончил Литературный институт, во второй половине 90-х. В ту пору я активно печатался в "Дружбе народов", вошел в короткий список премии "Антибукер" - с повестью "На круги Хазра".
Дворником я не работал ни разу, а вот техником-прибористом в авиационном отряде я был. Я тогда только пришел из армии и решил поступать в Харьковский авиационный институт на борт-инженера, мечтал летать на транспортниках. Но не прошел по здоровью (сердце подвело). Поработав немного на кукурузниках, я сказал себе "хватит", взялся за ум и окончил техникум советской торговли, потом отправился искать счастье в Москву. Уехал с несколькими армейскими рассказами и черновым вариантом повести, естественно, о летчиках. Через некоторое время поступил в Литинститут, причем сначала на поэтический семинар к Евгению Винокурову. Ну, а после начались 90-е, и, как и многие мои сокурсники, я начал подрабатывать ночным продавцом в палатках на Калининском проспекте. Почему путь мой оказался таким петлистым, мне трудно сказать. Отчасти искал себя, отчасти играл теми картами, которые мне давала жизнь.
Ты был выпускающим редактором русскоязычного журнала "Лехаим", посвященного истории и культуре еврейского народа. Интересный журнал! Там печатались такие разные люди, как Асар Эппель, Бенедикт Сарнов, Николай Сванидзе, а с другой стороны, например, Евгений Сатановский. Мне это напоминает время, когда русский "почвенник" Вадим Кожинов состоял в переписке и находил общий язык с идейным "сионистом" Михаилом Агурским. Теперь трудно представить себе такой диалог. Что с журналом происходит сегодня?
Афанасий Мамедов: Сейчас вообще все иначе. Мы перестали слышать друг друга, все только вещают и горлопанят, даже когда стараются говорить тихо. И искусство тоже стало громким, под стать времени. Вот ты вспомнил о Кожинове с Агурским, а я хотел бы сказать о переписке Александра Борщаговского с Валентином Курбатовым - тоже ведь не очень близкие берега, а какое движение души, какая попытка разобраться в чужих предпочтениях!
Я проработал в журнале "Лехаим" десять лет, ушел, когда журнал под воздействием извне начал схлопываться, превращаться практически в дайджест. Возможно, когда-нибудь "Лехаим" вновь засияет, в него придут новые сильные авторы и вернутся старые, готовые вступить в одну реку дважды.
Ты родился и много лет прожил в Баку. "Обдуваемый ветром" - так переводится с персидского название города или это легенда?
Афанасий Мамедов: Нет, это не легенда, а действительно один из вариантов перевода слова "Баку". Назови Баку "городом ветров" - и тоже не ошибешься. По Баку гуляют четыре ветра. Один из них, мой любимый, называется хазри, то есть хазарский - холодный, рвущий деревья, склоняющий головы людей на улице.
Из Баку вышли многие знаменитости: Лев Ландау, Михаил Гаспаров, Евгений Петросян, Виталий Вульф, Михаил и Юлий Гусманы, наш с тобой общий знакомый писатель Александр Иличевский и другие. Что для тебя значил этот город и эта сложная и пестрая культурная среда, где проживало и проживает столько национальностей?
Афанасий Мамедов: К Ландау, Вульфу и Иличевскому хотел бы добавить Леонида Зорина, братьев Ибрагимбековых, Евгения Войскунского, Чингиза Гусейнова и, конечно, Александра Гольдштейна, рано покинувшего сей мир. Кстати, я в свое время сделал материал в журнале "Лехаим" об Александре Гольдштейне - "Александрийские поля имперской литературы". Материал понравился Саше Соколову, я получил от него коротенькую, но очень лестную записку по факсу.
Баку - удивительный город, у которого много культурных и литературных связей с Россией, начиная от Афанасия Никитина и заканчивая Валерием Брюсовым, Велимиром Хлебниковым, Вячеславом Ивановым... Я знал бакинца, который помнил Хлебникова, мальчишкой приносил ему молоко и лепешку. Хлебников жил неподалеку от Крепости, и в Баку его называли "урус дервишем" (русским дервишем).
В своей прозе я долго отчаливал от Баку, но в итоге этот город для меня стал как Рим для древнего римлянина.
Поговорим о твоем последнем романе "Пароход Бабелон".Твой главный герой, бывший комиссар и писатель, идейный троцкист Ефим Милькин носит фамилию твоего отца и деда. В послесловии ты пишешь, что к написанию романа тебя подтолкнул архив брата твоего деда и дело твоего деда, которое ты изучал в архиве ФСБ. Но насколько реальна история, описанная в романе? Например, история встречи Ефима Милькина с Троцким в Стамбуле? Я не мог отделаться от ощущения, что на такого Льва Троцкого и внешне, и какими-то "демоническими" эстетскими жестами очень похож поздний Эдуард Лимонов.
Афанасий Мамедов: Троцкий вообще у меня начал "троиться", как только я взялся за роман. Он с молниеносной быстротой оборачивался то Эдуардом Лимоновым, то полковником Сандерсом, небезызвестным основателем сетевой едальни KFC, то самим собой времен советско-польской войны.
Политический бэкграунд Троцкого ошеломляет, он революционер, чье имя вписано в историю России большими буквами. Но Троцкому заградил дорогу Сталин, вставший в полный рост и запустивший установку "обратной селекции".
Конечно, мой дед, Афанасий Милькин, на Принцевы острова к Троцкому не ездил, хотя в троцкистском заговоре, вероятно, участвовал. Говорю "вероятно", суммируя то, что знаю из семейных источников и что почерпнул из дела деда в архиве ФСБ. В начале двухтысячных меня допустили к нему без особых проблем, хотя до сих пор оно на пятьдесят процентов закрыто. Самое интересное, что напрямую ни одним историческим документом я не воспользовался, но знания эти мне были очень необходимы для создания атмосферы - вещи очень важной, возможно даже первичной, из которой появляется язык. Не просто язык филологов и мастеров детективного жанра, а самобытный авторский язык, тот, что вливают в твои уши труженицы-парки и от которых зависит и твоя судьба, и судьбы твоих героев. В "Пароходе Бабелоне" они удивили меня своими неуемными претензиями и способностями буквально вить из меня веревки, заставляя говорить даже не на одном, а на нескольких русских языках, которые чередуются в романе в зависимости от глав.
Можно сказать, что главный его герой - комиссар Ефимыч списан с твоего деда?
Афанасий Мамедов: До известной степени да. Психологический портрет моего героя точно списан с деда, Афанасия Ефимовича Милькина. Он был личностью феерической. Журналист, драматург, киносценарист. Умел дружить, любить, воевать, ничего не боялся... "Рисковый человек", - так сказал о нем его коллега, известный кинокритик и переводчик Николай Давидович Поташинский. Мой дед рано увлекся революцией, восемнадцатилетним юношей он уже поднимал революцию в Хорезме, воевал с басмачами...
До тебя доходили какие-то новые подробности жизни прототипов героев романа уже после того, как ты издал книгу?
Афанасий Мамедов: Связанные с жизнью деда - да. Я узнал, что он учился в Московском университете на литературном отделении, что в РГАЛИ хранятся издания нескольких его пьес и один киносценарий. Что он был одним из тех, кто открывал первый фестиваль звукового кино в кинотеатре "Художественный" в начале 30-х годов. Узнал какие-то подробности его взаимоотношений со знаменитой актрисой и кинорежиссером, создателем советского детского кино Маргаритой Барской. Кстати, историк кино Наталья Милосердова и ее коллеги недавно обнаружили, что Михаил Булгаков был знаком с Маргаритой Барской. Кстати, я знаю, что и сама Мара Барская писала прозу. Я видел ее повесть про Баку в машинописи. Было бы, наверное, хорошо издать ее вместе со сценариями Барской.
Твой дед, какое-то время состоявший в гражданском браке с Маргаритой Барской, действительно скрывался в Баку от чекистов?
Афанасий Мамедов: Дедушку брали дважды из-за его троцкистских взглядов, в первый раз еще в конце 20-х годов, но в Москве. А в Баку его направили как кинодраматурга, поднимать национальный кинематограф. Там он встретил мою бабушку, Сару Новогрудскую, и в Баку от чекистов спасалась уже она, спешно уехав из Москвы после ареста деда. Кто-то сумел предупредить ее. Таким образом, бабушка спасла и себя, и моего отца, которым была беременна - а значит, и меня.