Кто боится Марселя Пруста?

Читатели Марселя Пруста во всем мире, и Россия - не исключение, делятся на две категории. Одни восхищаются его неторопливой, описательной манерой, перенасыщенной метафорами, тонкими деталями, изобилующей персонажами (у него около 2000 действующих лиц). Другие считают его прозу скучной и нечитабельной. Особенно - в наши дни, когда молодые люди, привыкшие текстуально общаться через мессенджеры, не воспринимают фраз размером больше двух-трех слов. И не потому что не хотят, а потому что не могут. Начиная читать слишком длинное предложение, они в конце его не помнят, что было в начале.

Впрочем, можно сказать и по-другому. Сегодня чтение Пруста - это своего рода читательская физкультура. Что-то вроде гимнастического зала, куда приходишь слабаком с едва заметной мускулатурой, а через год при усердных занятиях под руководством опытного тренера становишься эдаким "качком".

Тем не менее среди читателей, отрицавших значение Пруста, были не только профаны, но и литературные классики ХХ века - например, Максим Горький, Ивлин Во, Джеймс Джойс и Кадзуо Исигуро. Так, английский писатель Ивлин Во писал о Прусте: "К своему удивлению, нахожу его умственно неполноценным. Никто меня об этом не предупреждал. У него нет абсолютно никакого чувства времени. Он даже не в состоянии запомнить ничьего возраста".

А Максим Горький сказал: "Нестерпимо болтливый Марсель Пруст".

В России Пруста начали переводить через десять лет после его смерти, в 30-е годы. Но лучшие переводы его прозы сделал наш великий переводчик Николай Любимов. Именно он перевел первые шесть томов его семитомной эпопеи "В поисках утраченного времени" ("По направлению к Свану", "Под сенью девушек в цвету", "У Германтов", "Содом и Гоморра", "Пленница", "Беглянка" и "Обретенное время"), которая считается образцом литературного модернизма. Первый роман на русском языке в переводе Любимова вышел в 1973 году и имел сенсационный успех среди интеллигенции. Это был глоток воздуха литературной свободы в условиях тотальной цензуры. С другой стороны, трудно сказать, кто тогда искренне восхищался манерой Пруста и для кого это было следствием обычной моды.

Личная жизнь Пруста крайне бедна событиями, и его нетрадиционная сексуальная ориентация не сильно ее разнообразит. Он родился в пригороде Парижа в состоятельной семье. Отец - профессор, врач-эпидемиолог, советник французского правительства по борьбе с эпидемиями. Мать - дочь еврейского банкира. Марсель рос болезненным ребенком. В возрасте девяти лет у него обнаружилась астма, которая мучила его всю жизнь, наложив отпечаток на его характер. Пруст был очень замкнутым человеком.

Чтение книг заменяло ему шумные игры и компании сверстников. Но во время учебы на юридическом факультете Сорбонны его можно было застать в модных салонах Парижа. В одном из них он познакомился с Анатолем Франсом, оценившим его талант и вдохновившим его писать.

В то время современники считали Пруста обычным литературным дилетантом. Его первый сборник рассказов был холодно встречен критикой. Поэт и романист Жан Лоррен написал на него разгромную рецензию. Оскорбленный Пруст вызвал обидчика на дуэль.

Огромная слава пришла к Прусту лишь посмертно. Тем большее уважение вызывает его писательское упорство и плодовитость, которая также отличала корифеев французской литературы Эмиля Золя и Оноре де Бальзака. Одним из своих литературных учителей Марсель Пруст считал Льва Толстого, который, по мнению Владимира Набокова, предвосхитил манеру Пруста уже в "Войне и мире".

"Тесная связь видимого и слышимого, отблесков и отголосков, зрения и слуха", по мнению Набокова, сближает Пруста с Толстым.

Последние три из семи романов Пруста вышли посмертно и были отредактированы его братом. И лишь после смерти его прозой были очарованы такие мировые писатели, как Сомерсет Моэм, Грэм Грин, Владимир Набоков и другие.

Вирджиния Вулф писала о нем: "Особенность Пруста в том, что он сочетает в себе предельную чувствительность с предельной сложностью. Он выискивает все оттенки бабочки до самого мелкого узора на крыльях. Он крепок, как орех, и мимолетен, как порхание бабочки".

Альбер Камю: "Истинное величие Пруста в том, что он описал не утраченное, а обретенное время, собирающее воедино раздробленный мир и облекающее его новым смыслом на самой грани распада".

Пруст оказал сильное влияние на прозу Бориса Пастернака, который даже боялся его перечитывать: "Боюсь читать (так близко!) - и захлопнул на пятой странице".

Осенью 1922 года, возвращаясь из гостей, Пруст простудился и заболел бронхитом. Бронхит перешел в тяжелое воспаление легких.

Он скончался в Париже 18 ноября 1922 года и был похоронен на кладбище Пер-Лашез.