Зачем мы мысленно перемещаемся в далекий 1904 год? Для чего пытаемся понять психологию человека, которому довелось жить в эпоху перемен и который не знал, да и не мог знать, что с ним будет завтра?
Война и мир: Порт-Артур и Санкт-Петербург в 1904 году.
Во все времена, и наше не исключение, Историей востребованы люди, которые мужественно поступают по славному правилу: делай, что должно, и пусть будет, что будет. Именно таким человеком был контр-адмирал Вильгельм Карлович Витгефт.
Калейдоскоп сегодняшних событий заставляет нас не только посмотреть на былое под новым ракурсом, но и подвергнуть пересмотру устоявшиеся исторические репутации. И тогда события давно прошедшего времени, казалось бы никак не связанного с настоящим, зримо предстают перед нами. А погибший на боевом посту флотоводец будоражит наше воображение, потому что скромный исторический персонаж второго плана неожиданно вырастает в трагическую фигуру воистину шекспировского масштаба. Оттого так важно "во славу нравственного неуклонного правосудия"1, как сказал бы Николай Михайлович Карамзин, оправдать контр-адмирала Витгефта и очистить его имя от облыжных обвинений и незаслуженного "позора" перед лицом Истории.
Мой коллега и друг Андрей Анатольевич Смирнов - лучше любого искусного адвоката - виртуозно справился с этой задачей.
Да, контр-адмиралу Витгефту не повезло: он оказался в ненужном месте в ненужное время - и сполна расплатился за это не только собственной жизнью, но и своей социальной репутацией. Но кто повинен в этой столь продолжительной исторической дискредитации? Прежде всего - русское образованное общество, в высшей степени инфантильно воспринявшее войну. Воспользуемся юридической терминологией. Суду Истории надлежит не только оправдать Витгефта, но и вынести частное определение в адрес тех, кто, желая скрыть собственную гражданскую незрелость, "назначил" контр-адмирала виновным.
Обратимся к мемуарам мирискусника Александра Бенуа, которые готовы поспорить с современной новостной лентой:
"Новый, 1904 год начался фортиссимо - с грохота внезапно начавшейся войны с японцами. Это произошло совершенно неожиданно для нас, для всего нашего круга. Но как будто не совсем подготовлены были к тому и другие круги - те, "кому ведать надлежит". Это была первая настоящая война, в которую была втянута Россия после 1878 года, но за совершенно настоящую ее никто вначале не считал, а почти все отнеслись к ней с удивительным легкомыслием - как к какой-то пустяшной авантюре, из которой Россия не может не выйти победительницей...
А вообще дело представлялось так: где-то у черта на куличках идет какая-то свара, в которой мы ничуть не повинны; туда отправлены одни только армейские полки, столичным людям мало знакомые, предводительствуемые неизвестными командирами; дело это, как всякое кровопролитное, быть может, и жестокое, дикое и нелепое, но нас, живущих за тридевять земель, оно мало касается...
В частности, мы, художники, что греха таить, просто не были озабочены войной, не интересовались... Прочтешь очередные военные телеграммы и успокоишься, а иной раз даже и не прочтешь. Возмущались мы скорее бездарностью и нелепостью разных мероприятий, а кое-кто помоложе начинали тревожиться лично, как бы не дошла очередь до них, как бы не попасть на фронт. Если же вся интеллигенция в целом на чем-либо сходилась, то, во всяком случае, не на каком-либо ура-патриотизме, а скорее на том, что наш строй целиком никуда не годится и что пора его радикально переменить..."2.
Для столичной интеллигенции начала ХХ века слово "патриотизм" было бранным, употребляемым исключительно в уничижительном контексте как так называемый ура-патриотизм. Именно за эти интеллигентские настроения контр-адмирал Витгефт расплатился собственной репутацией.
Но дело не только в российской интеллигенции. Увы, русский офицерский корпус никогда не был единым. И репутация контр-адмирала понесла невосполнимый урон от отсутствия этого корпоративного единства. Посмотрим на ситуацию в масштабе большого исторического времени. В 1827 году генерал Николай Николаевич Раевский, узнав, что "проконсул Кавказа" Алексей Петрович Ермолов получил отставку, написал сыну Николаю:
"Он никогда не был военным человеком! Надеялся всегда на свою хитрость, - обманы рано или поздно открываются, на них полагаться не должно, - Ермолов умный, бескорыстный, трудолюбивый человек, но не военный, по этому самому чувствуя сей недостаток он разными штуками так сказать выезжал, и наконец упал..."3.
Один легендарный герой Отечественной войны 1812 года предъявил другому столь же легендарному герою той же войны несправедливое обвинение. Поэтому не будем удивляться несправедливым обвинениям морских офицеров в адрес Витгефта...
P.S. Какую же мораль следует извлечь из далекой драмы контр-адмирала? Только одну. Извечные русские вопросы "Что делать?" и "Кто виноват?" следует дополнить еще одним, который без малого два века тому назад сформулировал Пушкин:
"Скажи мне: что такое слава?".
По сию пору на этот вопрос нет однозначного ответа.
- 1. Карамзин Н.М. Сочинения. В 2 т. Т. 2. Л.: Художественная литература, 1984. С. 387.
- 2. Бенуа А.Н. Мои воспоминания. В 5 книгах. Кн. 4, 5. М.: Наука, 1990. С. 396, 397.
- 2. Архив Раевских. В 5 т. Т. 1. СПб. 1908. С. 334.