Он создал музыкальный космос. Эдуард Артемьев отмечает юбилей
Широкая публика именно по кино знает Эдуарда Артемьева. Увы, значительно менее известны его симфонические поэмы и сюиты, концерты для фортепиано и альта. Мало кто знает и одно из главных его творений - оперу "Преступление и наказание" по мотивам Достоевского. Ее замысел был действительно космическим. Вот как он рассказывал мне о спектакле, о котором мечтал:
"В идеале спектакль должен играться не на обычной сцене. Он должен быть мистерией. Для современных оперных действ вообще нужно строить специальные залы. Техника сегодня позволяет абсолютно все: голография позволит двинуть изображение со сцены в зал, можно использовать анимацию - все что хочешь. Вообразите: Сонечка с Раскольниковым поют рядом с тобой и специально для тебя… Только так, кстати, и можно растормошить сегодняшнюю публику - она уже любых зрелищ наелась до отвала. Помните, как поразили всех спектакли канадского режиссера Робера Лепажа? Вот вам новые технологии в действии!"
Опера, идея которой принадлежала Андрею Кончаловскому, была потом поставлена в его режиссуре на сцене Московского театра мюзикла, но ни помещение, ни ресурсы театра не позволяли реализовать всю космичность замысла автора, и если говорить об акустических свойствах оперы, то они были тогда полностью утрачены. Что, насколько я знаю, стало для Артемьева серьезным ударом.
Задолго до премьеры в Театре мюзикла под неусыпной опекой Артемьева был выпущен двойной альбом с эталонной записью оперы, которая заняла три года напряженной работы, - она подействовала на меня совершенно сокрушительно: это было музыкальное событие мирового масштаба. О таком должны были трубить газеты и телевидение, оркестры - становиться в очередь за уникальной партитурой. Ничего этого у нас не случилось - и публика и музыкальные боссы наши к новой музыке глухи. Тогда мы и беседовали с Артемьевым с его студии - очень долго и просторно. Вот фрагменты той беседы.
Эдуард Артемьев: Стиль оперы вырабатывался сложно. Трудно было отбросить самую мысль о каком-то едином стиле. Это задержало меня очень надолго. Все начиналось как рок-опера - тогда рок-опера была в большой моде, и я был под впечатлением от "Иисуса Христа - суперзвезды" Уэббера. Но Достоевский явно в нее не влезал - получалась какая-то однобокая история. Потом наметился сильный крен в авангардную академическую музыку. Особенно в развернутых народных сценах. Но от этого предостерег Кончаловский, который иногда заезжал в Россию и требовал, чтобы были темы, мелодии…
Там есть и народные сцены? Тогда, может, пойдем дальше: а балет тоже есть?
Артемьев: А как же! Танец девиц. Сонечкиных подруг. Они поют, а потом действительно пляшут. Мне здесь нужно было решительно выбиться из общего стиля - и этот фрагмент написан в джазовых традициях.
Электронная музыка тоже будет?
Артемьев: Электроника присутствует все время. Плюс рок-группа, плюс народный оркестр: гармони, балалайки… Большая фортепианная партия. Стиль жесткой "роковой" игры, но гармонии - джазовые. И ни одного классического певца - только рок-певцы, или с эстрады. Есть поющие актеры - например, Юрий Мазихин из "Норд-Оста"...
Мы поговорили и о том, что творится сейчас в музыкальном мире. И я рискнул заявить отцу отечественной электронной музыки, что именно электроника сочинителей развратила: с приходом электронных инструментов возникла иллюзия легкости изготовления музыки. Артемьев неожиданно согласился:
Артемьев: Это даже не иллюзия, а уже реальность…
…И теперь музыку пишут любые дилетанты. Профессиональные критерии размыты. А главное, музыка утрачивает нюансы, динамические оттенки - идет плотный и мощный поток звука, совершенно монотонного. Как вы к этим процессам относитесь?
Артемьев: Вы тут затронули сразу несколько проблем. Музыка была последним оплотом "элитарности" искусства. Стихи строгали все кому не лень, рисованием баловались, а музыку писать - надо было учиться. И электроника действительно распахнула ворота. И музыка рухнула, как, кстати, и кино, перекочевавшее уже и в Интернет. Но я думаю, это временное состояние, переход к чему-то новому. И, возможно, опять появятся индивидуальности. А пока дилетанты, действительно, все заполонили. Над звуком они не работают, поэтому все звучит плоско. Современные синтезаторы дают колоссальные возможности - человек даже вряд ли сумеет их все освоить. Нажмешь просто кнопку - и впору уйти в нирвану! Академическая электронная музыка еще кое-что сохранила, но там другой перекос: все ушли в эксперимент, и с человеческими чувствами он уже никак не соотносится. Но время - интереснейшее.
Но, мне кажется, оно одновременно и небезопаснейшее: слушатели воспитываются на этом нескончаемом "фортиссимо" и оказываются неспособными воспринимать оттенки.
Артемьев: У нас больше нет культурной политики. В Америке существует множество радиостанций, передающих только классическую музыку. У них много слушателей. В России множество станций, но впечатление такое, что все они передают одну и ту же группу. Все это у нас приняло крайне уродливые формы.
Сможет ли в этих условиях выжить серьезная музыка?
Артемьев: Искусство должно развиваться. Развитие техники провоцирует рождение новых стилей и новых художников. Когда изобрели темперированный клавир - появился и Бах. Возник симфонический оркестр - появился Бетховен. Сейчас пришла электроника - и это надо еще переварить. У нас в консерватории, слава богу, в этом году начали преподавать это дело.
Вот я смотрю на этот макет собора в Барселоне и думаю, что в вашей музыке огромную роль играет идея пространства - так? Для вас они соединены воедино.
Артемьев: Я считаю, это так. Все говорят: кризис музыки. А тут же огромные резервы. Пространство как бы выведено за скобки, и музыка играется как бы в вакууме. Но ведь пространство отлично работает на музыку, и многие композиторы отлично это используют - как, например, Карл Шульц в Германии. Он пишет мини-музыку, но очень интересно работает в ней с пространством - как она там живет, течет из канала в канал, зависает, обрастает всякими эхами - это чудо какое-то! Для меня пространство - одно из главных выразительных средств.
Вы пережили этап увлечения авангардом. Потом выяснилось, что вы - мелодист, замечательный симфонист... К какому этапу ближе ваша опера, которая писалась так долго?
Артемьев: К классической оперной традиции - к мелодии. У каждого персонажа есть свои темы.
Ваша общеизвестная любовь к Пуччини в этом смысле обнадеживает.
Артемьев: Это для меня вершина мелодизма…