На фронте милосердия: как отец Петр помогает тем, кому невыносимо трудно, у себя в селе и в Донбассе
Однажды перед домом человека, входящего в первую десятку политической и чиновничьей элиты Ставропольского края, остановился... бомж. Постоял-постоял и спросил у чистившего снег хозяина: "А переночевать-то тут можно?"
Так получилось, что чистивший снег и входивший в "первую десятку" был христианином. Читал молитвы. Ездил на Афон. Собирался - для мировоззренческой полноты - получать духовное образование... И ему стало понятно, что если это все - Афон, образование, молитвы - не игрушки, то бомжу сейчас надо ответить "да".
Единственный прогресс, которого удалось достичь в жизни бомжа за 10 дней, свелся к переодеванию его в чистую одежду. На 10-й день ситуация, видимо, достигла каких-то неразрешимых пределов, и хозяин вспомнил, что читал в газете про частный дом для стариков, который содержит сельский священник. Привез его ночью в неближнее село, оставил 20 тысяч рублей и уехал.
Игоря - так звали гостя - в частном стардоме выходили. А когда через полгода о. Петр и важный человек случайно встретились в чьем-то начальственном кабинете, отец Петр его окликнул: "Это вы к нам бомжика привозили?" "Я", - удивился не узнавший о. Петра чиновник. "А он еще жив".
Сидим в ресторане, в отдельном большом кабинете, предупредительные официантки хорошо знают, кого принимают. Уговариваю собеседника разрешить назвать его имя. "Нет-нет, - категоричен он. - Я официальное лицо, никаких имен". Зато в Стаханове, где я вспомню его, не называя имя, пять элэнэровских саперов, которым он по просьбе о. Петра помог сделать отличные протезы, улыбнутся и, как о родне, переспросят: "А.С., что ли? Он приходил к нам в больницу". И я по выражению их лиц пойму, что А.С. за человек.
За дверью бухает ресторанный шансон, девчонка-школьница валяется в фойе на диване, играя в какую-то игру в телефоне. Приоткрывается дверь ресторанной комнаты для гостей, и кто-то вызывает о. Петра. Он завтра опять уезжает в Донбасс. Мир об этом как-то узнает, и ему все время что-то привозят с просьбой передать туда, даже из соседних регионов. " Я был на Афоне, - тихо говорит мне А.С. - Видел там таких монахов... которым открыто будущее. Но нигде не встречал такого, как он".
Отец Петр не похож на афонских монахов. Он вообще человек тайминга. Открыл дверь машины, показал на часы, и тут же прерывается самый глубокий разговор, если он говорит, что время поджимает, значит, оно поджимает. Cовсем не созерцательно настроенный, непривычно сверхделовитый и организованный.
Заскочить к старикам в Дом милосердия, быстро пройтись по палатам, усадить меня на кухне директора стардома ("Матушка дома гусей щиплет, у нас сейчас встретиться неудобно"), поразить фотографиями всероссийских знаменитостей в телефоне - Сергея Пускепалиса, Петра Лундстрема, Юлии Чичериной, которые были гостями его пяти (!) Всероссийских православных детских казачьих фестивалей "Будущее России - это мы" и Домбайского фестиваля "Дети - посланники мира". Фестивалей, принимавших до пяти тысяч детей Донбасса, ради которых они, собственно, и устраивались. Отец Петр теперь служит на Донбассе, но неразрывно связан с селом, где прослужил 20 лет, своим Домом милосердия. Когда-то прошлая, не теперешняя, местная власть, с которой он поначалу старался настоятельно дружить, перед местными выборами буквально навязала ему чрезвычайно запущенный государственный дом для престарелых. Уговорили, надавили, пообещали помощь (конечно, не исполнив обещания). Мудрый епископ того времени, владыка Феофан, отказался брать дом в ведение епархии (дома для престарелых тогда горели, организация их жизни требовала особой ответственности), но разрешил о. Петру взять его как частное предприятие. Пока дом регистрировали на его беременную жену, матушку Ольгу, о. Петр много чего выслушал от нее в свой адрес...
Чтобы прокормить стариков в отремонтированном Доме милосердия с засаженным розами двором и хорошими деревенскими нянечками, о. Петр купил 17 земельных паев на пять семей, заработав деньги на изготовлении куполов (местным "олигархам" досталось 1200 паев). За домом у него небольшой крытый ток с кучами зерна, которым ему надо расплачиваться с хозяевами паев, а также свинарник и гусятник, дающие ему возможность хорошо подкармливать Дом милосердия. Ну и как священник, никогда не игнорирующий просьб и жалоб, он берет в свой Дом милосердия всех, кому невыносимо трудно. Вне зависимости от формальностей. Самые последние насельники его дома - мариупольцы. Ну а кроме всего Дом милосердия - это дом прописки для бойцов из ЛНР и ДНР, которым нужно в России подлечиться. Девяти стахановским и одному донецкому саперу о. Петр, прописав их, благодаря А.С. помог сделать в Ставрополе хорошие протезы.
Разговариваю с красавицей-женой о. Петра, учительницей начальных классов. "Батюшка такой идейный товарищ, - говорит. - Он же не просто ездит в Донбасс, а осмысленно. Вначале мне было очень тяжело. Потом привыкла. Пять дочерей спасли". Недавно о. Петр вез двух старших, студенток, из Москвы домой, и по дороге выяснилось, что ему надо срочно быть в Донецке, и он с ними туда заскочил. Оставил их в гостинице, они звонят перепуганные: "Мама, тут такой грохот, нам страшно".
А о. Петр не боится, потому что уверен, Господь никогда не заберет человека на подъеме, на восхождении. А у него есть несколько проектов, которые надо сделать. И только он знает настоящий ключ к их решению. И он считает это своей Небесной страховкой. Что не лишает его осторожности, внимательности, чуткости, трезвости и даже иногда некоторой строгости.
В детстве во дворе дома, где он жил, всегда собирались 50 его братьев и сестер. Родных, двоюродных, троюродных. И он знал, что в этом дворе можно решить любую проблему. И я думаю, что вся Россия для него сегодня, как такой двор из 50 братьев и сестер. А когда он сказал, что в больницы ЛНР нужно добыть три новых операционных стола, я почувствовала себя 51-й.