Чем удивят публику в новом сезоне театры Воронежа
Да здравствует Король!
Камерный театр открыл 30-й сезон спектаклем "Да здравствует Король!" по пьесе Ионеско "Король умирает". Худрук Михаил Бычков дополнил абсурдистский текст об угасании человека, привыкшего повелевать, личными воспоминаниями и фрагментами знаковых постановок. Получилось острое и лиричное высказывание - понятное и постоянным зрителям Камерного, угадывающим любимые спектакли по одной фразе, и новичкам, для которых "архивные" цитаты - лишь знаки неведомого, но прекрасного прошлого. Главный герой - его величество Беранже Первый - здесь воплощение и "самодержца" с режиссерским пультом в руках, и человека вообще. Ведь каждый единолично правит маленьким миром, обреченным однажды сжаться до размеров комнаты и исчезнуть вместе с ним.
Не желая признавать, что силы иссякли, персонаж народного артиста России Камиля Тукаева готов проигрывать финал своей драмы бесконечно. "Король умер!" - констатируют придворные, когда он валится на пол. "Да здравствует Король!" - восклицают, когда он, дрожа, поднимается. Беранже воскрешает детские впечатления режиссера: катание на первом в городе лифте, длинные волосы, французские песни из музыкального автомата, поступление в Москву, прогулки по Парижу... Череда везений просто не может оборваться какой-то бездарной смертью! Но старые спектакли "играют в ящик", зрительские ряды затягиваются черной пленкой, а Король шагает к звездам. Слова Ионеско звучат как кредо и режиссера, и его театра, который почти 30 лет лидирует в воронежском культурном пространстве: "Крупинка соли, тающая в воде, не исчезает - она делает воду соленой".
К слову, посетителям Камерного до 29 октября будет доступна выставка рисунков актера Сергея Дрейдена (14.09.1941–08.05.2023) «Моя жизнь в картинках». Он много лет работал в Санкт-Петербурге и Москве, ездил по Союзу с моноспектаклями и экспериментальными постановками. Снимался в кино – можно вспомнить, например, комедии «Фонтан» и «Окно в Париж», «Русский ковчег» Александра Сокурова. Последней громкой работой в театре была роль в спектакле Андрея Могучего «Три толстяка. Эпизод 7. Учитель», который воронежцы могли видеть в записи. Сюжет и сценографию там определили именно рисунки Дрейдена. Артист отразил свою детскую любовь к Вождю, из-за произвола которого его отец отбывал срок как «враг народа». «Вспоминательные картинки» теперь можно рассмотреть в Воронеже. Ленинградские дома, похожие на театральные декорации, советский быт, снегопад, любопытные козы – пояснения к этим нехитрым сюжетам превращают выставку в трогательный рассказ об эпохе.
"Вывернутая" любовь
Театр кукол имени В. Вольховского приготовил для взрослых зрителей неожиданное прочтение повести Павла Санаева "Похороните меня за плинтусом". Те, кто знает сюжет только по фильму со Светланой Крючковой, наверняка ждут чего-то мрачного и безнадежного. Представляют себе историю ребенка, искалеченного маниакальной любовью полубезумной бабушки. Помешанность на детских болезнях, удушающая опека, агрессивное воспитание и попытки настроить мальчика против мамы, вышедшей замуж второй раз, - все это в спектакле, конечно, есть. Только выражено легко, тонко и смешно. Воспоминания Саши Савельева (Григорий Вахрушев) здесь превращены в серию цирковых номеров и, подчеркнем, соответствуют тональности оригинального текста.
"Основная его тема для меня - в милосердии, милости друг к другу. Все люди заблуждаются, все очень разные - и нужно постараться их понять и простить. Повествование ведется ироничным тоном, и эта ирония родственная пушкинской. Откройте "Повести Белкина" - все истории написаны очень легко, несмотря на то что там герои переживают потери и смерть", - отметил режиссер Руслан Кудашов - худрук Большого театра кукол в Санкт-Петербурге.
Книга Санаева в свое время была бестселлером и не теряет популярности до сих пор. "Она о том, что нам надо преодолевать что-то в себе, находя причины жизненных неудач. Почему мы уходим в дебри заблуждений? Почему совершаем неблаговидные поступки, а иногда и преступления?.. Мне кажется, писатель затронул какой-то важный для нашего общества пласт смыслов. Там есть кодовые реплики, которые оседают в подкорке. Чего стоит фраза "Что ж ты муками себе так руки развязала?". Первая волна интереса к повести прошла по поверхности, а дальше текст можно исследовать еще и еще, как любую хорошую литературу", - добавил Кудашов.
Он деликатно и с подлинным сочувствием вскрыл причину той "вывернутости" любви Бабушки (Елена Киселева), которая так задевает и читателя, и зрителя. Независимо от того, встречались ли они с подобным поведением в жизни. Женщина, рожденная играть, стала по стечению обстоятельств не актрисой, а неуравновешенной домохозяйкой, вечно ждущей с гастролей мужа. Женщина, рожденная любить, так и не научилась этому - не испытав настоящей теплоты по отношению к себе, потеряв первенца из-за неустроенности военного быта. Она поняла воспитание дочери, а затем внука как призвание и "крестягу". И вложила в эту роль всю страсть, на какую была способна.
В спектакле Кудашова преобладает актерская игра в так называемом живом плане, а двойники Саши, Бабушки и Дедушки выполнены в виде мягких игрушек. В кульминационный момент из-под сцены возникает "царь-кукла" - огромное надувное многорукое существо, напоминающее героев "Герники" Пикассо и мексиканских божков, символ эгоизма, требующего все новых жертв. Но оно по мысли режиссера не безнадежно, и к нему можно испытывать жалость. И оно будет похоронено - не за плинтусом, под половицей, - чтобы быть с дочерью и Сашей всю жизнь. Что спрятано под половицей у нас, несущих ту же травму советской эпохи, когда человек должен был строить и побеждать, а не любить и быть счастливым? Неплохо бы поразмышлять об этом после просмотра - в фотозоне у старого телевизора, накрытого салфеточкой.
Косплей от Дон Кихота
ТЮЗ, как обычно, ждет открытых ко всему новому школьников и студентов. И премьера "Ромео и Джульетты" Александра Огарева - тот случай, когда молодому зрителю непременно нужно захватить с собой родителей. Старшие помогут расшифровать образы, требующие эрудиции, и оценят перенос акцентов с конфликта двух семейств на драму отцов и детей. Ну а подростки увидят в героях себя (Джульетте, напомним, не было и 14, Ромео по нынешним меркам еще мальчишка) и, возможно, другими глазами посмотрят на муки первой любви.
Приглашенный режиссер - худрук Астраханского театра драмы - попробовал подать избитый сюжет через образы современной массовой культуры, сохранив при этом и элементы исторического антуража, и шекспировский текст в переводе Пастернака. Внимание публики притягивают то элементы костюмов или тени гобеленов, напоминающих об эпохе Возрождения, то фонари и пергола, которые легко встретить сегодня где-нибудь в спальном районе или сквере. Персонажи говорят высоким штилем - и танцуют хип-хоп, слушают музыку в bluetooth-наушниках и на советском радиоприемнике, переживают то всерьез, то преувеличенно, на грани буффонады. Иногда происходящее напоминает боевик, индийский фильм или оживший комикс: картинные позы, размашистые жесты, не хватает только "пузыря" для реплик.
В такой обертке становится особенно заметным, как же все-таки глупы эти смертоносные разборки семейств и кланов, начавшиеся бог весть из-за чего.
Актеры всячески подчеркивают театральность происходящего. Не на шутку заигрывается с Ромео кормилица Джульетты (Анастасия Гуменникова). После сакраментального "Кушать подано" слуга Петр (Ярослав Козлов) меланхолично замечает: "Всегда мечтал сказать эту фразу". Сцена, где Парис (Олег Бондарь) оплакивает Джульетту, решена в забавно-издевательском ключе, да и сама смерть влюбленных не выглядит непоправимой трагедией. Чуть полежав (и даже не очень-то заботясь о неподвижности), они встают, отряхиваются и продолжают поцелуй уже, видимо, в раю, среди мимимишных ангелочков. В 13 лет смерть кажется невсамделишной - как будто после нее можно проснуться и пожить еще...
Драмтеатр тоже жонглирует образами масскульта - Глеб Черепанов (Москва) превратил булгаковского "Дон Кихота" в лоскутное одеяло ассоциаций, по которым видно, как стареющий герой расстается с детством, подарившим ему столько удивительных приключений. Спектакль о том, что наша жизнь - игра, может показаться неоправданно длинным, однако постановщик и артисты делают все, чтобы публике было как минимум не скучно.
Главные роли достались талантливым артистам, которые часто остаются на втором плане: благородного Дона играет Вячеслав Гардер, Санчо Пансу – Роман Слатвинский. Они раскрывают полный спектр своих возможностей, делая персонажей не только фактурными, но и объемными. При этом удается сохранить зазор между тем, кем герои кажутся (сумасшедший фантазер и деловитый простак) и кем являются на самом деле (выдумщики, искатели чуда, сознающие собственную обреченность в «нормальном» мире).
"Булгаковские персонажи отличаются от героев оригинального романа. Там Дон Кихот и Санчо Панса были клоуны, так сказать, косплееры, которые играли в рыцарей. У Булгакова же они абсолютные романтики", - считает Слатвинский.
В начале перед публикой – натуральные детсадовцы: Дон Кихот шепелявит и водружает на голову таз, Санчо седлает лошадку на колесиках, все предметы вокруг кажутся им волшебными. Их ждет каскад почти цирковых представлений – с масками и париками, ходулями и котурнами, кусочек мюзикла, танцы и даже телешоу «Великий губернатор. Сезон первый» с участием Пансы. Слуга становится взрослым несколько раньше хозяина и проявляет о нем почти материнскую заботу: с напускной грубостью советует носить шлем («ибо чуется мне, что вас будут много бить») и уводит своего сеньора от Герцога, как малыша из песочницы. Изменения в Дон Кихоте можно проследить по тому, как он представляет себе Дульсинею. Она возникает в образе то Бритни Спирс, то Мэрилин Монро, то Марлен Дитрих.
За массой режиссерских придумок бывает сложно удержать внимание на центральной линии сюжета: персонажи, как разыгравшиеся дети, не могут остановиться вовремя. Антония и Бакалавр сочиняют себе красивую love story, Герцог и Герцогиня - придворную жизнь... Но они лишь делают вид, что их картонный театрик существует взаправду, а Дон Кихот в свой театр - верит. Что, впрочем, не избавляет его от разочарования, прозрения и осознания собственной нелепости. Возвращая зрителя к философскому подтексту пьесы, Вячеслав Гардер в финале произносит прочувствованный монолог о том, что воображение - лишь попытка спрятаться от скуки и ужаса повседневности, от лжи, на которую готовы идти даже близкие люди. Рыцарь Печального Образа благословляет племянницу выйти замуж за человека, который никогда не читал рыцарских романов, и задыхается: если нет фантазий и искусства, великанов и ветряных мельниц, то незачем и быть самому.