Увы, мы плохо знаем балканскую литературу. Хотя именно там, между Востоком и Западом, происходят, быть может, самые интересные интеллектуальные и художественные поиски. Сегодня Венко Андоновски, автор дилогии "Пуп земли" и "Пуп света", считается едва ли не главным балканским прозаиком. Его произведения переведены на многие языки мира, он лауреат нескольких престижных европейских премий, и теперь вот - крупнейшей литературной премии России. С российским читателем его познакомила замечательный переводчик с македонского Ольга Панькина, которая и разделила с Венко эту премию. Накануне ее вручения мы беседовали с писателем во время его поездки в Ясную Поляну.
Венко, вы, насколько я понимаю, сегодня являетесь главным писателем литературной балканской территории. И это очень важно, потому что и мир, и Россия, может быть, плохо знают балканскую литературу. А что для вас значит "балканская литература"? Что она из себя представляет?
Венко Андоновски: Я думаю, что балканская литература - это некая конструкция, которая состоит из нескольких балканских литератур. Она состоит из таких важных литератур, как сербская, македонская, хорватская, болгарская, черногорская. Не знаю, как сейчас обстоит дело со словенской литературой. Когда мы говорим о литературе, то это нечто, как математика. Математика существует у всех народов, и везде есть хорошие математики и не очень. Но из-за политических, или вернее геополитических, отношений балканская литература в данный момент, я бы сказал, что это сердце мира. У Запада есть свои признанные писатели, у Востока тоже есть свои верифицированные, признанные писатели. А Балканы - это такое литературное место, где как раз ведется борьба за верификацию, признание - будет ли она признана Западом или Востоком? И все мои студенты (преподает в Университете города Скопье, филологический факультет - Прим. автора), молодые писатели, они почти все хотят быть признаны на Западе. Они стараются, прикладывают усилия, борются, чтобы получить признание на Западе или Востоке. Я не тот, кто борется, но получается так, что, конечно же, я признан Востоком. Хотя у меня есть и успехи на Западе.
Насколько я знаю, ваш роман "Пуп земли" переведен на многие языки, и он достаточно востребован.
Венко Андоновски: Все мои произведения переведены на 15 языков, именно отдельные книги. У меня нет литературного агента. И все, что переведено, в общем-то переведено моими друзьями. Это говорит о том, что я никогда особо не беспокоился о своих книгах, а это моя большая ошибка.
В вашем новом романе "Пуп света" есть совершенно потрясающая история, где ваш главный герой Ян, писатель, разговаривает с немецким литературным агентом во Франкфурте-на-Майне, на книжной ярмарке. Одна из самых сильных сцен романа. Герой доказывает, что у литературы есть свои духовные задачи, а агент ему говорит, что нет, литература пишется только на потребу читателя. Это ваша личная позиция? Для вас принципиальный вопрос, что литература должна выполнять духовные задачи, а не быть на потребу публики?
Венко Андоновски: Существует такая мистификация, что Аристотель написал еще один том о комедии, не только об эпосе и трагедии. Но эту книгу никто еще не нашел, и археологи ее не откопали. Умберто Эко говорит, что если у книги нет ни одного читателя, значит, такой книги не существует. Это что касается вашего вопроса. Если книга не существует хотя бы для одного читателя, пусть даже она написана, но ее не прочитал никто, значит этой книги просто нет. В этом смысле существует такая категория, как бестселлер, но и эта категория не стабильна. Купленная книга не значит прочитанная книга. То есть когда мы говорим о бестселлере и о прочитанной книге, мы тут должны быть очень внимательны, что на самом деле мы имеем в виду.
Сегодняшние потребности читателя - главным образом, это забава, развлечение. Они связаны с темами, которые нравятся читателю: с сексом, неограниченной свободой, изменением пола и так далее. Такие темы привлекают публику. Но мое глубокое убеждение, что любая хорошая литература должна ставить три главных вопроса: что такое человек, есть ли смысл жизни и третье - откуда мы пришли и куда мы идем? Поэтому я как писатель достаточно консервативен в смысле моды и того, что нравится читателю. Меня интересуют вечные темы. Когда я умру, останется ли после меня какое сознание или душа, то, что будет меня продолжать. Все остальное - кто-то бедный, кто-то богатый человек, кто-то унижен в отношении пола, кто-то унижен по признаку расовому. Все это включает в себя мой литературный мир, который должен поставить эти вопросы. Но на самом деле есть только один вопрос: я смертный или я бессмертен?
У вас герой уходит в монахи, но потом из монахов его отправляют в обычную жизнь. Вы считаете, что все-таки правду герой должен искать в светской жизни, а не в монастырской? Это очень важный вопрос.
Венко Андоновски: Давайте начнем с имени. Ян Людвиг - это герой и моего предыдущего романа "Пуп земли", взят у Милана Кундеры, так зовут героя его романа "Шутка". В первом моем романе я взял героя Кундеры и поместил его в конец XX века. Это был молодой человек, который окончил свою жизнь не в тюрьме, как у Кундеры, а в цирке. А в последнем романе "Пуп света" я его сделал старше, он примерно моего возраста.
Что осталось делать моему поколению? Жизнь, идеология, политика - все это стало бессмысленно. Единственное, что нам осталось, это Христос. Но для наших детей Христос не является идолом. Они живут в корпоративном, потребительском обществе, и они не беспокоятся о том, что есть смысл жизни. И мой роман имеет целью показать единственно, как бы выглядел тот герой Ян Людвик: у Милана Кундеры, у Венко Андоновского и как выглядел бы в глазах детей Венко Андоновского.
Мне показалось, что вы все-таки прозаик, который играет в стиле постмодернизма. Вы переводите шрифт Times в Courier, и это очень важно. Перевод одного шрифта в другой. Это чисто постмодернистский прием. Вы признаете себя постмодернистом?
Венко Андоновски: Нет, не признаю. Я даже определенно против этого термина: постмодернизм. Это очень интересно, что все мои друзья по литературе считают меня таковым. Но это не так. Форма может быть постмодернистской, но постмодернизм фокусируется на форме, а не на содержании. Я вам скажу сейчас кое-что, чтобы вы поняли, о чем я говорю. Все мы знаем форму аристотелевского силлогизма: "Все люди смертны. Сократ - человек, значит он смертен". Это точно. Но это логически точно. Но видит ли кто-то трагедию в том, что Сократ умрет? Поэтому, когда меня включают в силлогизм постмодернизма, видите ли вы, что я где-то плачу? Да, я применяю постмодернистскую технику, но все-таки я обращен к содержанию, что постмодернизму не свойственно.
Меня в вашем романе, конечно, больше всего удивило вот это сочетание довольно крутого литературного сюжета и очень глубоких философских рассуждений. Вы себя кем больше чувствуете - философом или писателем?
Венко Андоновски: Примерно такой же вопрос поставили Милану Кундере. Я бы сказал так: нет литературы без философии. Я пишу о том, что я вижу, я пишу о том, что у меня болит, что меня тревожит, волнует, о чем я переживаю. Но если у меня нет философии, тогда передо мной нет призмы, сквозь которую я преломляю действительность. Представьте себе, что у меня нет этой призмы, то есть философии. Вот есть обычный дурак, который на паркинге занимает мое место. И если у меня нет своей философии, то я, наверное, должен его побить, должен кричать на него, ругаться с ним. А когда я руководствуюсь какой-то определенной философией, то этот дурак просто войдет в мой роман как образ. Он его не прочитает, прочитают его дети. Мой роман - это сведение счетов с самим собой. Для меня роман без философии, без мудрости, без эссеистики - это обычный западный "Макдональдс".
Мы с вами находимся в Ясной Поляне, поэтому для меня важно задать вам этот вопрос. Что для вас Толстой? Писатель, философ, личность?
Венко Андоновски: Лев Толстой как Эйнштейн. Толстой - универсальный разум. Потому что он объединяет и науку, и религию. Вот мы видели в доме-музее Толстого подарок от Эдисона, фонограф. Тот факт, что он знал обо всех важных значимых американских писателях и деятелях своего времени, говорит о том, что этот искусственный барьер "восток-запад" - его просто не существует. Гений универсален, а Толстой - гений. Для него нет границ.