Календарь поэзии: О чем мог быть последний рассказ Паустовского
Мы с дедушкой Колей пришли с почты и принесли бандероль. Она туго перевязана веревкой. Дедушка осторожно разрезал веревку - громко захрустела бумага, на стол посыпался сургуч. Я беру эти обломки в руки. Сургуч похож на застывшее сгущенное какао, а если его потереть, то пахнет горьким дымком.
В бандероли оказалась толстая книга такого же махорочного цвета, как и бумага, которую мы только что развернули.
Дедушка с изумлением и даже чуть испуганно смотрит на книгу - первый том собрания сочинений Паустовского. "Ну и дела..." - только и повторяет дедушка, разглядывая книгу и так, и эдак, будто это не книга, а шкатулка с каким-то секретом.
Давным-давно, лет пять назад, дедушка отправил этот самый том Константину Георгиевичу с просьбой об автографе. Вскоре писатель умер. Дедушка, узнав об этом из газет, горевал. А еще сожалел, что утруждал Константина Георгиевича просьбой, неизбежно влекущей за собой хлопоты. Мало того, что старому писателю надо было получить дедушкину бандероль на почте, принести домой, вникнуть в письмо и написать на книге что-то от души, от сердца, так ведь еще надо было отправить книгу обратно, к нам в Вологду. Конечно, смертельно больной человек уже не мог ничего этого сделать.
Дедушка корил себя и, понятное дело, не ждал, что книга вернется к нему обратно. Но вот проходит пять лет, и она лежит перед нами - та самая, первый том из собрания сочинений. А на титульном листе мы читаем: "Это Вам, Николай Фролович и Вашему внуку - на счастье. 30/V11-66. К. Паустовский. Таруса".
В книгу вложена записка на половинке тетрадного листа в линейку. Она написана аккуратным девичьим почерком: "Многоуважаемый Николай Фролович, разбирая архив отца, мы нашли недавно Вашу книгу, подписанную им незадолго до болезни. Рады переслать ее Вам. С уважением, Галя".
...Эта история кажется мне сейчас последним рассказом Паустовского. Рассказом о том, как старый писатель, задыхаясь от астмы, подписывает книжку для четырехлетнего мальчика и его дедушки. Как он думает о них, как желает им счастья. И как хочется ему побывать в Вологде, где он был лишь однажды проездом. И Вологда уже ясно представляется ему во всей красе. Он видит и Соборную горку над рекой, и дом с полукруглым фасадом, где жил его любимый Батюшков, и белую, будто сахарную громаду Софийского собора, и старый двухэтажный вокзал, и четырехлетнего мальчика в коротких штанах на лямках, бегущего ему навстречу по лужам...
Старый писатель умирает, не успев отправить свой подарок по почте. Книга пять лет лежит на его письменном столе в Тарусе, будто ждет, чтобы мальчик в Вологде подрос и научился читать. Однажды в книгу случайно заглядывают родные писателя, видят надпись на титульном листе, а на форзаце в конце книги находят обратный адрес мальчика и его дедушки, предусмотрительно записанный Константином Георгиевичем.
В конце рассказа мальчик становится взрослым и через много-много лет оказывается в Тарусе в командировке. Он бродит по тарусским холмам, спускается к Оке и случайно знакомится с тетей Настей - пожилой женщиной, стиравшей белье с мостков. Он зачем-то терпеливо ждет, когда тетя Настя достирает, умается и сядет на скамейку. Тут и он подсаживается, расспрашивает о прежней жизни, о старой Тарусе. Слово за слово, и оказывается, что тетя Настя та самая почтальонша, что носила почту Паустовскому - газеты, журналы, письма и бандероли. Да-да, и бандероли. "Молодая была, тащила и бандероли..."
А Константин Георгиевич привозил своей почтальонше гостинцы из Москвы. Жили-то по соседству.
...- Придет он иногда вечером грустный-грустный: "Та-ак, ну что, Настасья, может, чайку попьем?" Я говорю: "С баранками?" - "С баранками..."
31 мая 1892 года в Москве родился Константин Георгиевич Паустовский.
Константин Паустовский. Заповеди для себя
Нужно
- Писать, читать, жить очень спокойной, продуманной жизнью, не торопиться.
- Очень доброжелательно относиться к людям, но не пускать их в свою интимную жизнь.
- Не делать из пустяков трагедий, не скандалить.
- Жить совершенно свободно, уважать свободу чужих чувств, не судить о людях "из третьих рук" и не приписывать людям из личной неприязни всех смертных грехов.
- Работать над любимым делом.
- Не увлекаться модными вещами в литературе и искусстве.
- Чаще отдыхать, уничтожить в жизни суету.
- Вот, в общем, все.
Я считал, что все живые существа, чувствующие себя бессмертными, не должны и не могут умирать... Я твердо верил в бессмертие мысли... И порой я сам считал себя властителем и создателем разнообразного собственного мира. Я точно знал, что этот мир не подвержен тлению, которому подвержен я. Пока существует земля, этот мир будет жить. Это сознание наполняло меня спокойствием. Хорошо, я умру непременно, мое полное исчезновение - вопрос малого времени, не больше. Но никогда не умрут Тристан и Изольда, сонеты Шекспира, "Порубка" Левитана, затянутая сеткой дождя, и чеховская "Дама с собачкой". Никогда не умрут ночной беспредельный шум океана в стихах Бунина и слезы Наташи Ростовой над телом умершего князя Андрея.
Потомки будут взволнованы этим так же, как сейчас взволнованы мы. И где-то, когда-то легкое веяние, легкое прикосновение наших слов почувствуют сияющие от счастья и горя глаза тех, кто будет жить столетиями позже нас.
("Бросок на юг")
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru