На Дни Достоевского в Оптину пустынь съехались литературоведы, артисты и фермеры

Несмотря на впечатляющие перепевы любимых советских песен Дмитрием Певцовым, встречи с известными священниками, стильные речи Тутты Ларсен, монашеская жизнь Оптиной пустыни не пострадала от фестивальной громкости Дней Достоевского. Организаторы всю концертно-праздничную часть своей программы вершат на поле рядом с селом Губино. А монастырь проводит у себя бесконечные экскурсии для гостей, рассказывает о своей истории, открывает святыни и гостеприимно принимает в своем конференц-зале писателя Игоря Волгина и приехавших с ним известных исследователей творчества Достоевского.

Монастырь проводит у себя бесконечные экскурсии для гостей и рассказывает о своей истории. Фото: Елена Яковлева/РГ

Тут только с виду ничего не гремит, но аплодисменты плещутся не реже, чем на поле возле Губино. И эти аплодисменты адресованы глубине человеческой мысли.

Волгин вспоминает, что, когда он в 60-годах начинал заниматься Достоевским, в России было всего три-четыре исследователя творчества этого писателя. (Правда, одним из них был знаменитый Михаил Бахтин, что уже говорит о многом).

Сейчас, по словам Волгина, исследования по Достоевскому - это "целая отрасль". В юбилейный года писателя удалось выпустить 30-томник исследований о нем. С какой только стороны ни рассматривали гения академические ученые: Достоевский и античность, Достоевский и национальное самосознание...

А Волгин к тому же рискнул отправить в военно-исторический архив своих студентов-второкурсников, и они раскопали там ранее неизвестный пласт сведений о Достоевском на каторге, вплоть до прототипов описанных в его книгах персонажей.

Памятники писателю растут, как грибы, в Москве, в Старой Руссе, Санкт-Петербурге, в Омске... Памятник в Оптиной пустыни - значительная веха в этом долгом ряду.

Как сказал заместитель губернатора Калужской области Константин Горобцов, пришедший на открытие праздника с толстым томом "Братьев Карамазовых", наша задача сегодня не только совершать технологические прорывы и давать качественное образование своим детям, но и воспитывать хороших людей. А без Достоевского это невозможно. И сквозь такую призму можно начинать самые сложные разговоры - и об опасности пробуксовки в постижении Достоевского, и о необходимости избегать "хрестоматийного глянца" в отношениях с ним, и о защите от масскульта.

Правда, писатель Мария Арбатова рискнула оспорить последний тезис, рассказав, как дети ее друзей познакомились в "Макдональдсе", увидев в руках друг у друга томик Достоевского, и в конце концов поженились. И Достоевский сыграл в этом куда более решающую роль, чем бигмак.

"Читая Достоевского, читатель обычно узнает в себе много такого, о чем он и не подозревал", - сказал в свою очередь Игорь Волгин.

Вспомнили знаменитую фразу одного из героев великого писателя, сказавшего "Широк человек, слишком даже широк, я бы сузил" и пришли к выводу, что человек, к сожалению продолжает расширяться, увеличивая свой социальный диапазон и забывая о необходимости внутренней концентрации.

Разговор литературоведов, священников, музейщиков был настолько качественным, что Волгин рискнул поделиться своими новыми открытиями о последних днях Достоевского, рассказ о которых он берег для профессионалов. Но в Оптиной пустыни их собралось так много, что нечего было ждать другого момента.

После такой лекции стоило отправиться в Губино и послушать истории клубничного фермерства Екатерины и Степана, променявших городскую жизнь на деревенскую и сваривших специально для Дней Достоевского роскошное клубничное варенье. По сравнению с Москвой, кстати, совсем не дорогое. А потом поговорить с Иваном да Марьей, бросившими ради жизни в этих местах даже не Козельск - Москву и запомнившимися местной публике как лучшие сыровары страны.

И, наконец, попробовать мороженое в рисовой глазури, которое не делают больше нигде в России, только в селе Волхонское. Смелые люди, подхватившие 30 лет назад разрушенное молочное хозяйство, теперь поставляют свою продукцию в одну из известных торговых сетей.

И это, может быть, не в унисон Достоевскому, но в унисон самой жизни, которой не бывает без загадок любви и страдания, но и без стремления к ее благоустройству тоже.