Анатолию Федоровичу Кони в 1918 г. - 74 года. Кто такой? "Я 50 лет работал на большой сцене уголовного суда и правосудия" (письмо А. Кони, 15.10.1925). Обожаемый народом судья. Всеми любимый прокурор. Ничем не опороченный чиновник высшего ранга. Кони, пройдя три царствования, достигнув высшего в России чина действительного тайного советника, член Госсовета, сенатор, кавалер почти всех орденов России, очнулся в абсолютно новой реальности.
Cын литератора и актрисы, всего лишь в 33 года был назначен председателем Петербургского окружного суда - столица! - и тут же, в 1878 г., попал в процесс Веры Засулич как судья, как тот, кто ведет присяжных к приговору. Ему всю жизнь "высшие круги" не могли простить оправдательного приговора Засулич, хотя, когда требовался умный и честный юрист - призывали именно его. Крушение царского поезда в Борках в 1888 году, чудом не повлекшее смерть императора и его семьи? Следствием руководит Кони.
Кажется, он был сделан из крайностей. Быть либералом, "красным" - и верно служить, достигая высших чинов и наград. Всю жизнь провести в кровотечениях и сердечных припадках - и пережить большинство сверстников. Он ушел в 83 года, в 1927 г. Любить, быть окруженным женщинами, - и остаться в одиночестве и без детей. Быть юристом, с мышлением ясным, формальным - и страстным в письме и речах. Толкователь Пушкина, общеизвестный критик, писатель и публицист, доктор права, почетный академик по разряду изящной словесности, избранный 8 января 1900 г. вместе с Львом Толстым, Чеховым, Короленко, Вл. Соловьевым. Как это соединить?
Есть ответ: труд. Вечная работа. Служение обществу. Любовь - к отечеству. Любовь к своему народу. Любовь к человеку. Безукоризненная нравственность и чувство долга - в помощи, чтобы хоть как-то умиротворить государственную машину. И сделать все возможное, чтобы внести в общество нравственность, рациональность, должное чувство свободы и самоуважения. Чтобы суд был третьей властью в России, независимой, не безличной, не имеющей обвинительного уклона. "Нравственные начала в уголовном процессе (общие черты судебной этики)" - это ведь его труд. "Иногда приходишь домой из заседания совсем с измученным сердцем, - и редки случаи радости по поводу спасения какого-нибудь несчастливца" (А. Кони, письмо, 15.04.1900).
Его тексты захватывают. Десятки очерков и статей, стенограммы речей в суде, письма, редкие по искренности - и сегодня, спустя сто с лишним лет, чувствуются образцом стиля, ума и - лучше еще раз сказать - нравственности, доброты. Золотой русский язык. И еще - острые сюжеты. Его "Судебными речами" (1888) "все зачитывались" (Р. Хин-Гольдовская. Здесь и ниже - Воспоминания современников). Следы его расследований у Достоевского и Толстого. Он был чудесным рассказчиком и, как бы сказали сегодня, "умел дружить".
Может быть, внешность? Верх обаяния? "На мне от рождения лица нет" (Г. Крыжицкий). Хромой, ковыляющий (случайное происшествие). "Тяжело было наблюдать за старым маленьким человеком, который на костылях передвигался по улице, часто останавливаясь для отдыха". А потом "мы забывали, что перед нами старик... Глядя на него и слушая его образную речь, часто перемежающуюся шутками, острым словом, изображением рассказываемого в лицах (он был прекрасным лицедеем), мы готовы были слушать оратора до бесконечности" (А. Андреева).
"Обаяние ума - вот в чем заключалась сила Кони" (Г. Крыжицкий). Главное имущество - мозги.
На чем он стоял? В чем была его правда? Суд человечный, суд, охраняющий личное достоинство. Решение суда должно основываться на том, что "представляется логически неизбежным и нравственно обязательным". В нем должно быть проявление "той разумной человечности, которая составляет один из элементов истинной справедливости". Судья всегда должен иметь "возможность сказать себе, что ни голос страсти, ни посторонние влияния, ни личные соображения, ни шум и гул общественного возбуждения - ничто не заглушало в нем сокровенного голоса, не изменяло его искреннего убеждения и не свело его с намеченного судейским долгом пути действительного правосудия" (А. Кони. Нравственные начала в уголовном процессе).
Это именно тот суд, который нам будет нужен всегда.
Но как же он смог пережить разрыв времен в 1917-1921 гг., когда все понятия о праве перевернулись? Как быть с человечностью, как быть с жалостью и любовью - к просто человеку?
Как существовать при такой цензуре? Кони рассказывал: в статье привел цитату из письма рабочего, отчаявшегося от слова "совсем". "Письмо написано в 1884 году. Рабочий пишет: "Худо стало жить и т. д.". Цензура потребовала, чтобы Кони прибавил: "худо стало жить при капиталистическом строе. Да здравствует коммуна!" (К. Чуковский. Дневник 1901-1929).
Как найти ответы на все эти перечеркивания в жизни? Кони ответил "хождением в народ". Публичным просвещением (больше 1000 лекций в 1918-1927 гг.). Честной попыткой нести то, что спасет - культуру, искусство мышления, нравственность, высокую юридическую технику. Власти даже помогали (Луначарский). Единожды обыскан ЧК, арестован - но только на ночь. "Рабом ни отдельных лиц, ни толпы я никогда не был, работаю не покладая рук и не давая отдыха своему живому слову и в восемьдесят лет" (А. Кони, здесь и ниже - переписка, 18.02.1924).
"Прошли две революции - и я снова профессор в трех Университетах (I и II Петербургском и в Железнодорожном Университете), в Институте живого слова (очень интересное учреждение) и на курсах Всемирной литературы в Аничковском дворце. От прежних званий не осталось ничего, а профессура, когда-то утраченная, вернулась в изобилии" (07.09.1919).
Зачем? "Стараясь по мере сил и с тяжелыми испытаниями лично для себя проводить в народное правосознание начала нравственности и справедливости" (07.09.1919).
Это урок. Это способ сражаться. Как в самую жестокую пору выйти из строя, работая ради тех, кто сохранит культуру. Удерживать свет. Делать единственно возможное во времена жестокостей - публично говорить об этике, о суде - о третьей власти, которая все равно, рано или поздно, возникнет, о правовом государстве. Учить этому, пока можешь. Сохранять. Передавать.
В письме: "Вы не можете измерить глубины моего горя по поводу поругания всего, что мне было дорого и свято. Есть прекрасное латинское выражение: vivit sub pectore vulnus - живешь, когда в сердце рана. Конечно, я стараюсь жить, чтобы выполнить мою, ведомую Господу задачу, - но жить мне стало очень тяжело. Только лекции для студентов... и заставляют меня на время забывать печальную действительность и не заглядывать в мрачные перспективы" (01.09.1924).
Он делал это 10 лет (ему было 74-83 года). "Ввиду чрезвычайно усиливающейся моей хромоты, всякое передвижение меня пугает" (10.07.1920). "Были два сердечных припадка на фоне чрезвычайного переутомления" (22.05.1921). "Чувствую невероятную слабость. Очень уж я много выступаю лектором" (25.06.1921).
Так он сражался, несмотря ни на что. Как каждый из нас может сражаться. Или должен.
Счастливый, в общем-то, человек, ни в чем себе не изменивший. Пример, как не запятнаться, сделав карьеру. Как быть нужным и через 100 лет, чтобы можно было открыть том и начать хотя бы с этих слов: "Правительство всегда смотрело на меня как на только терпимого в рядах государственных слуг человека, пользуясь моими дарованиями и знаниями, и моим тяжким трудом и видя во мне нечто вроде Дон Кихота, который добровольно несет иго чиновника... Но общество относится ко мне иначе. Оно понимает мое служение родине и с полным доверием обращает ко мне взоры, считая меня носителем нравственных начал. И в настоящее смутное и тревожное время оно ждет от меня слова" (05.01.1906). Его слово случилось. Нам и сейчас нужно такое слово - чтобы жить.
