Напомним, что под судом Юн Сок Ёль, его жена, а также значительное количество представителей военного и политического руководства оказались после попытки Юна ввести в ночь с 3 на 4 декабря прошлого года военное положение в Южной Корее. В итоге Юн был досрочно снят с поста и сейчас обвиняется в нескольких тяжких преступлениях.
"Мы просто пили "ёрш"
Состоявшееся в понедельник 3 ноября заседание суда сначала шло по обычному сценарию, когда судьи пытались восстановить поминутно, что происходило до введения военного положения и как действовали политики. Для допроса были вызваны свидетели, включая бывшего командующего Силами специальных операций Сухопутных войск Вооруженных сил Республики Корея генерала Квак Чон Гына.
В центре разбирательств оказался вечер 1 октября 2024 года, когда, как стало известно, Юн собрал в честь Дня вооруженных сил приближенных военных и устроил с ними вечеринку со спиртным. Помимо самого командующего спецназом и президента там также присутствовали министр обороны Ким Ён Хён, глава контрразведки Ё Ин Хён и командующий столичным военным округом Ли Чжин У.
Адвокаты Юна на допросе настаивали, что "в тот вечер не было разговоров о политике", а затем экс-президент сам вмешался в ход заседания, стараясь представить встречу как обычное застолье без политического подтекста.
"Вы ведь пришли уже после восьми, - сказал Юн, обращаясь к Кваку. - Сразу начали пить "ёрш". Это же День вооружённых сил - своего рода день рождения армии. Мы просто хотели отметить. Я сам ходил к холодильнику, делал яйца, жарил бекон, приносил анчоусы. Помните? Просто пили. Какая уж тут "особая ситуация в стране?"
Квак однако не подтвердил такую версию Юна: сказав: "Нет, этого не помню, помню только, что кимчи было вкусное, и я попросил добавки".
Юн попытался сменить тему, уточнив: "Вы ведь были в форме или в гражданском?" На что генерал спокойно ответил: "После парада переоделся у Намсана и приехал уже в гражданском". Юн махнул рукой: "Ну ладно, это неважно".
Именно после этих слов, по свидетельствам очевидцев, атмосфера в зале изменилась. Генерал, явно разозленный тем, что Юн, по его мнению, "искажает обстоятельства встречи", эмоционально сказал следующее: "Раз вы так говорите, я скажу то, чего раньше не говорил. Юн Сок Ёль тогда назвал по именам Хан Дон Хуна и ещё нескольких политиков и сказал: "Поймайте их. Хоть застрелите - но приведите". Я не решался произносить эти слова ни в прокуратуре, ни на предыдущих слушаниях. Тогда говорил только про Хан Дон Хуна. Но если сейчас Юн утверждает, что ничего подобного не было, я обязан сказать всю правду. И добавлю: тогда звучали слова о "чрезвычайных полномочиях". Больше говорить не хочу".
Согласно сообщениям южнокорейских СМИ, Юн окаменел, на мгновение замолчал, а затем неловко усмехнулся. Его адвокаты, заметно взволнованные, запросили перерыв.
Отметим, что ранее про списки на арест уже давали показания другие бывшие госслужащие, включая замдиректора разведки. Были слухи и якобы об указании уничтожить тех, кто откажется подчиняться и будет сопротивляться аресту, но так прямо в суде никто еще не обвинял экс-президента.
Пикантности добавляет тот факт, что Хан Дон Хун в прошлом был министром юстиции и считался одним из самых близких "лейтенантов" Юн Сок Ёля. Однако затем Хан стал во главе правящей партии и начал вести самостоятельную линию, чего склонный к авторитарному стилю президент не захотел терпеть. Юн и близкие к нему политики, а также администрация президента пытались сместить Хана с поста главы партии, но это не удалось. Периоды замирения сменяли новые вспышки противостояния. После же сообщений о введении военного положения Хан Дон Хун несмотря на то, что возглавлял правящую партию, поддержал протесты оппозиции, заявив, что осуждают действия президента Юн Сок Ёля. В итоге именно поддержка близких к Хану депутатов помогла оппозиции провести импичмент и досрочно снять Юна с поста.
Прозвучавшие громом среди ясного неба заявления генерала шокировали как Юн Сок Ёля, так и всех его адвокатов. Оправившись от первого потрясения, они стали все отрицать, обвиняя бывшего командующего спецназом во лжи.
Уже через несколько минут защита распространила официальное заявление: "Слова Квака Чон Гына о том, что Юн Сок Ёль говорил "застрелить Хан Дон Хуна", абсолютно не соответствуют действительности. Юн никогда не произносил подобных фраз. Когда мы сами спрашивали его об этом, он несколько раз говорил: "Почему я должен приказывать арестовать или убить Хан Дон Хуна? Это же бессмыслица"".
Адвокат Ви Хён Сок, выступая в суде, добавил с иронией: "Сегодня мы услышали много нового. Непонятно только, почему всё это не всплывало раньше, если это действительно правда".
Правда и тут генерал не стал отмалчиваться: "Я сознательно этого не говорил. Тогда упомянул только Хан Дон Хуна, но не цитировал саму фразу".
Защита Юна назвала показания генерала "непоследовательными и противоречивыми": "Он то говорит, что слышал лично, то - что со слов других. Такая непоследовательность делает его слова сомнительными".
Сам Хан Дон Хун, ставший центральной фигурой скандального эпизода, через прессу передал короткое заявление: "Это крайне тяжело и прискорбно. Даже слышать подобное больно".
Южнокорейские телеканалы напомнили, что слухи о так называемом "плане убийства Хан Дон Хуна" впервые появились ещё в декабре прошлого года, когда в парламенте обсуждались обстоятельства введения чрезвычайного режима. Тогда эти утверждения сочли "слишком абсурдными", но теперь показания Квака вновь вернули тему в центр общественного внимания.
Показания бывшего командующего спецназом стали самым громким эпизодом процесса, где до этого фигурировали лишь документы, косвенные улики и намёки на "жёсткие команды" времён чрезвычайного режима. Теперь впервые прозвучала конкретная цитата, пусть и в спорной интерпретации, которая способна изменить юридический и политический баланс дела.
Если суд признает её достоверной, прокуратура получит мощный аргумент в деле о злоупотреблении властью и попытке силового устранения оппонентов. Если же защита докажет, что свидетель "вспомнил" эти слова слишком поздно, эпизод может быть признан недостоверным.
Одно ясно: после заседания 3 ноября процесс уже не вернётся в прежнее русло. Фраза "Хоть застрелите - но приведите" превратилась из слуха в официально зафиксированное свидетельство - и теперь сама стала частью судебной интриги.