Как бесконтрольные покупки на маркетплейсах становятся зависимостью

Одна моя знакомая не может жить, не отовариваясь на маркетплейсах. Только петух прокукарекал, как она заходит в приложение: мониторит скидки, сравнивает предложения, читает отзывы. Каждую свободную минуту на работе - та же история, а через день - с большой авоськой в пункт выдачи. Пока разбирает сумки, открывает коробки, впечатлений уйма. Правда, ненадолго. Очевидно, для нее важен не финал, а процесс, и ежедневные приобретения, зачастую бестолковые, - своеобразный ритуал, практика, придающая сил. Компульсивную тягу к покупкам называют ониоманией. Она попала в одну из последних редакций Международного классификатора болезней (МКБ) как привычка контроля импульсов, связанная с обсессивно-компульсивным расстройством (ОКР), невроз навязчивых состояний, одержимость. Стоит ли опасаться такой зависимости, как с ней справляться, корреспондент "РГ" узнал у практикующего психолога Богдана Стефанишина.

Богдан, на днях прочитала новость о том, как мужья россиянок подумывают закодировать их от шопинга на маркетплейсах. Проблема действительно существует: взрослые и подростки зависают в интернет-магазинах. Как давно бесконтрольные покупки захватили нашу страну?

Богдан Стефанишин: В историческом аспекте ониоманию рассматривать сложно - данные зависят от того, как ВОЗ вел статистику. Раньше ее признаки считали тревожным расстройством и только в десятой, кажется, редакции МКБ вывели в отдельную категорию. Думаю, начало всеохватной ониомании совпало с развалом Советского Союза. Реалии конца девяностых - телемагазины, целебные пирамидки Гордона и прочее... У людей появилась возможность дистанционно приобретать, обладать вещами, до которых раньше не могли дотянуться. Моя бабушка покупала из принципа: если могу - беру, вдруг завтра не смогу.

Есть такое понятие, как вещизм. Это та же ониомания?

Богдан Стефанишин: На поверхностном уровне вещизм - барахольничество: когда нет надобности, но все равно нужно, факт наличия вещи в доме греет душу. Ониомания - другое: тут ценится процесс приобретения.

Фото: Архив Богдана Стефанишина

Каждый из нас не раз неосознанно покупал безделушки, потом их передаривал или выбрасывал. Значит, мы все в какой-то степени подвержены импульсивным вспышкам?

Богдан Стефанишин: Конечно. Но есть нюансы: то, что в 60-70-х годах называли тревожным расстройством, сейчас характеризуют как волнение перед экзаменом.

В постсоветской юности у нас мало чего было красивого, ценного. А потом появились товары, завелись деньги…

Богдан Стефанишин: В детстве мы получаем различный опыт, в том числе принимаем самостоятельные решения, как распоряжаться финансами. Почему он важен? Не набив шишек, ничего не поймем. Тем, у кого не случились такие истории, придется учиться в зрелом возрасте, когда другие запросы и суммы. Если ребенком ты не понял, как копить и распределять деньги, скорее всего грохнешь сбережения на маркетплейсе за пару дней.

Приведу статистику лудомании - патологического влечения к азартным или компьютерным играм. По данным Всероссийской организации здравоохранения и Американской психологической ассоциации, около 80-95 процентов тех, кто начал делать ставки в возрасте до 18 лет, не могут бросить. А у тех, кто стал лудоманом в 25-35, получается. С 12 до 20 лет активно формируется представление о себе и мире, кристаллизуется самооценка. В идеале в этот период не следует включать в "повестку жизни" нечто негативное. А парень в 16 лет берет карты, и не дай Бог ему хотя бы раз выиграть… Опыт успеха сразу закрепится, а воли, ресурсов избежать соблазнов еще нет.

Что происходит у вечных покупателей на физиологическом уровне?

Богдан Стефанишин: Если говорить о расстройстве, наступает эйфория. Возникло чувство тревоги - открыл приложение в телефоне, закупился - отпустило, поскольку получил дозу дофамина. Мозгу понравится этот обряд и эффект после него. В памяти закрепится ситуация и решение проблемы.

Проведите эксперимент. Напишите на бумаге мотивирующее слово или фразу, повесьте лист на видное место. Первую неделю будете его замечать, а дальше - уже нет. Это способность психики адаптироваться к раздражителям. Ритуалы со временем становятся неэффективными, исчерпывают себя. Но, так как первые опыты оказались успешными, мы будем повторять процесс бесконечное число раз.

Как справляться с импульсивными поступками?

Богдан Стефанишин: Комбинированная терапия. Пациент принимает антидепрессанты, назначенные врачом. Они снимают или снижают симптоматику, психика становится гибкой, и тут подключается психотерапевт. В результате у человека с ОКР уменьшается тревожность, он, в принципе, учится с ней справляться. Психотерапия и медикаменты позволяют погасить негативное влияние не всех, но многих психических расстройств.

Можно самостоятельно попробовать подобрать для себя или модифицировать копинг-стратегию - набор действий, помогающих совладать со стрессом. Например, когда испытываю нервное напряжение, открываю приложение, смотрю товары, например дорогие настольные игры, добавляю их в корзину, а в "черную пятницу" осознанно покупаю со скидкой.

До капельниц может дело дойти? Встречала и такое в новостях…

Богдан Стефанишин: Если только магний прокапать… Он вообще всем необходим. Есть нехитрые витаминные комплексы B6 с цинком и магнием, но принимать их следует по рекомендации врача.

Экс-президент Европейской федерации ассоциаций психологов Кристоф Штайнебах сказал: мы лишились бы 80 процентов пациентов, если бы те делали три простые вещи - стабильно спали по восемь часов, нормально питались и ежедневно гуляли минимум полчаса в солнечное время. Рекомендации базовые, но кто их выполняет?! Это первая помощь и при признаках тревоги и депрессии. В принципе, ее можно предупредить. Кейс от моего преподавателя. Его клиент говорил, что спит восемь-девять часов, но часто просыпается, чтобы попить воды. Как справились? Тяжелая форма депрессии ушла, когда человек поставил в спальне увлажнитель воздуха.

Отличается ли внешне человек, зависимый от спонтанных покупок?

Богдан Стефанишин: В американском классификаторе болезней указывается такой симптом: навязчивая мысль, не вызывающая критического отношения, ведь она воспринимается как своя собственная. Близкий человек определенно заметит перемены. У одной из моих клиенток была идея: я не буду готовить - еда в процессе обязательно пережарится, а я задохнусь от угарного газа… Интересно? Еще как! Если человек сам или с помощью родных смог отделить личную мысль от навязчивой, хотя бы ухватился за ее краешек, необходимо идти к специалисту. Сопутствующие факторы помогут осознать масштаб беды: соотнесите прибыль и убыль, и все поймете.

Человеку с ограниченным бюджетом, наверное, легче осознать, что потратил на покупки ползарплаты, а богатый разве заметит?

Богдан Стефанишин: Если понижается качество жизни, становится некомфортно, шопоголик сделает соответствующие выводы. А если после безумных трат ничего не меняется, какой смысл на этом концентрироваться?

Какое оно, крайнее проявление беды?

Богдан Стефанишин: Самое неприятное в ОКР - коморбидность, когда сочетаются два и более заболевания или синдрома. К примеру, тревожное расстройство плюс шизофрения или апатия. Исследования показывают: ОКР часто встречается у людей с высоким уровнем ответственности за весь мир (я не вышел на экологический митинг - и в Керчинском проливе разлилась нефть) и чувством вины. Добавьте тревожность, проблемы со сном - получится дикая смесь… Как-то так сложилось, что с депрессией, шизофренией люди идут к врачу, а с ОКР - нет. А надо.

Ключевой вопрос

Ониомания родом из детства или она возникает в зрелом возрасте?

Богдан Стефанишин: Корни - в детстве. У нашего мозга три слоя. Ближайший к позвоночнику называют первобытным. Он, по мнению исследователей, рождает интересный вид мышления - магический, когда мы с раннего возраста все со всем пытаемся связать. Банальный пример - приметы: не свисти, не крути шапку… Так появляются магические ритуалы, якобы способные нас спасти: помыть перед сном посуду и успокоиться, купить что-то и расслабиться. Вот и эволюционные механизмы требуют: товарищ, сегодня ты должен выжить любой ценой! Другая теория - про "синдром утенка": мы сталкиваемся в детстве с новой проблемой, пробуем ее решить так и эдак. Способ, который помогает, становится доминирующим. На протяжении всей жизни мы, скорее всего, будем его выбирать.