В 1969 году во Франции скончался человек, который, на мой взгляд, создал стиль иконописи, свойственный нашему XX веку. На иконах инока Григория (Круга) глаза Спасителя и Богородицы как бы не решаются взглянуть на нас. Конечно, они обращены к нам. Но они не проникают в наши души, ничего не повелевают и не приказывают, ничего не судят. Это - глаза человека мудрого, много познавшего и испытавшего, но смирившегося с тем, что людям его мудрость не нужна и непонятна. Так, может быть, смотрел на Своих гонителей Христос: Но вы не хотите придти ко Мне, чтобы иметь жизнь. Так Он, наверно, в последний раз взглянул на Свой город: Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели! (Мф. 23, 37).
Такие глаза на иконах Григория Круга, иконах, которые вобрали в себя страшный опыт русского XX века.
И этот опыт также сковывал нам уста. Даже в годы уже пришедшей "гласности” покойный Патриарх Пимен не нарушил своего молчания. Дело было не только в его болезни. С одной стороны, он привык молиться за Россию, не надеясь на добрый исход политических игр. С другой - не было уверенности, что, начни Церковь разговор с обществом о самом главном - не о культуре, миротворчестве и благотворительности, а о Христе Распятом и Воскресшем, - и она будет услышана и понята.
Дай Бог, чтобы Россия нашла дорогу к свету. Путь этот, конечно, лежит через сердце каждого из нас - в терпении вашем стяжите души ваша (Лк. 21, 19). Нам предстоит поистине молекулярная работа по освящению и христианизации мира, что, собственно, и является делом Церкви в веках.
И дай Бог, чтобы российские иконы XXI века отличались от икон XX века и с надеждой смотрели бы прямо в сердце человека”.
Сколько раз за последние годы случалось, как к проповедникам Евангелия после их Слова подходили представители какого-либо политического движения и говорили: "Спасибо, что вы нас поддержали!” А ведь проповедник менее всего хотел "поддержать” чью-то платформу или программу, а всего лишь хотел возвысить людей над любыми сиюминутными страстями и напомнить им об их вечном призвании.
Сегодня в общественном сознании еще не вполне прояснилось понимание того, что такое на деле есть Церковь. Удивительно, но утилитарное отношение к Церкви оказалось едва ли не самой живучей константой общественного сознания, и, пережив все коллизии, оно сегодня возрождается таким же, каким оно было в годы, предшествовавшие слому русской истории. "Вообще можно сказать, - пишет Ю. Самарин в предисловии к богословским работам А. Хомякова, - что мы относимся к Церкви по обязанности, по чувству долга, как к тем почтенным, престарелым родственникам, к которым мы забегаем раза два или три в год, или как к добрым приятелям, с которыми мы не имеем ничего общего, но у которых в случае крайности иногда занимаем деньги... Но вера по существу своему несговорчива, и в сделки с нею входить нельзя. Нельзя признавать ее условно, в той мере, в какой она нужна для наших целей, хотя бы и законных. Вера воспитывает терпение, самопожертвование и обуздывает личные страсти - это так, но нельзя прибегать к ней только тогда, когда страсти разыгрываются, и только для того, чтобы когда-нибудь урезонить или пристращать расправою на том свете. Вера не палка, и в руках того, кто держит ее как палку, чтобы защищать себя и пугать других, она разбивается в щепы. Вера служит только тому, кто искренне верит".