Счастливая жизнь Розова началась на волне счастливой эпохи: кончилась война, еще через десятилетие пали тяжкие оковы, и страна вздохнула полной грудью. Этот вздох "оттепели" почувствовали молодые актеры и режиссеры, создавшие новую волну советского театра, обновившие его язык. У истоков этого обновления стояли пьесы Виктора Розова. Многое казалось случайным в этом их совместном прорыве. "Вечно живые" навсегда могли бы остаться в рукописи 1943 года, когда израненный и влюбленный Розов, легко и вдохновенно сочинивший свою первую пьесу, по совету местного цензора засунул ее подальше в сундук.
Ранние пьесы Розова сегодня кажутся слишком наивными, простодушно-прямыми, поистине "розовыми". Но полвека назад с ними вместе пришло взыскуемое молодыми дыхание естественности и простоты. Бескомпромиссные и прямые герои Розова, его юношеское, почти детское требование "добра" и справедливости, ненависть к человеческой глухоте, как ее ни называй - мещанство или эгоизм, верность себе и своему сердцу - эти простые и ясные ценности эпоха хотела проверить заново, озвучить и услышать в ответ эхо, резонанс нового поколения. Резонанс был столь силен, что выражение "розовские мальчики" вошло в русский язык как идиома.
"Рассерженный" драматург Розов ("рассерженные" - так именовалось поколение английских драматургов 50-х годов, также возвращавшее на сцену простые истины человечности) совпал с "рассерженным" режиссером, и получился "современниковский" манифест - "Вечно живые". Розов сочинил настоянную на горечи и любви, пропитанную всеми запахами и приметами времени историю - в ней было столько же чистоты и пафоса, сколько и реального, острого чувства военного времени, эвакуации. Олег Ефремов, рассерженный на ложь, ходульный пафос советского сталинского театра, превратил пьесу в исполненную аскетизма и простоты поэму о русской интеллигенции. "Вечно живыми" оказывались все невинно уничтоженные, отправленные в эмиграцию и ссылку, расстрелянные студенты и профессора, философы и поэты - стойкие русские люди высокой пробы.
"Вечно живые", "В день свадьбы", "Традиционный сбор" стали событиями в истории "Современника". Вместе с другими пьесами - "В добрый час!", "Традиционный сбор", "В день свадьбы", "С вечера до полудня", "Гнездо глухаря", "Брат Алеша" - они образовали целую эпоху театра и кино, в которых блистали Лилия Толмачева, Игорь Кваша, Евгений Евстигнеев, Ольга Яковлева, Геннадий Грачев, Валентин Никулин, Петр Щербаков, Марина Неелова, Валентина Сперантова, Геннадий Печников, Олег Табаков, Татьяна Самойлова, Алексей Баталов, сам Ефремов.
"Если я честный, я должен", - говорил один из персонажей "Вечно живых". Розов мог бы повторять это вновь и вновь - такими цельными были его любимые герои, мечтатели, верящие в возможность борьбы с социальным злом, опровергающие самые изощренные доводы цинизма.
В новой, циничной, постперестроечной жизни о пьесах Виктора Розова почти забыли. Только в середине 90-х Татьяна Доронина предложила известному кинорежиссеру Валерию Ускову поставить у нее в театре раннюю розовскую пьесу "Ее друзья", которая впервые появилась в Центральном детском в режиссуре Ольги Пыжовой и Бориса Бибикова. Мы попросили Валерия Ускова рассказать об этой работе и своих впечатлениях от встречи с Розовым:
"Был 1995 год, когда Татьяна Васильевна предложила мне эту пьесу. Я ее прочитал и пришел к ней отказываться. Она показалась мне старомодной и наивной. Я даже к Розову пришел и сказал ему о том же. Он мне посоветовал прочитать еще раз внимательнее. И мне постепенно начало открываться ее тонкое, непростое устройство. А когда мы начали работать и пошла первая реакция, я увидел, насколько пьеса оказалась нужна зрительному залу. Когда мы с политических нар пересели на уголовные, когда создается эгоистическое, не брезгающее ничем общество, пьесы Розова жизненно необходимы как воздух, как вода. Ведь театр Розова - это театр, не уничтожающий человека, а возвышающий его, театр, несущий людям добро и надежду. Его писательское и человеческое кредо - слова Пушкина: "И чувства добрые я лирой пробуждал". Театр Розова - это мощная профилактика одичания, помогающая удерживать человеческое в человеке. Это огромной силы нравственный урок, интенсификация духа, способная обезопасить человека.
Я поставил две его пьесы - "Ее друзья" и "В день свадьбы". И понял по зрительному залу, по реакции актеров и публики, по самой работе: Розов - это наша совесть. Он никогда не писал по заказу, он писал по порывам своего сердца. И поэтому из его пьес ничего не понадобилось вымарывать. Когда сменилась общественно-историческая формация и было дано указание партии выкинуть Сталина из своих произведений, Розову ничего не пришлось выкидывать: никакого Сталина у него не было. Эпоха естественно вставала под его пером во всей ее жизненной сложности. Он писал, не угождая, а так, как ему подсказывал его внутренний мир.
Розов - не сочинитель, а именно писатель, он подслушивает, подсматривает жизнь. В его пьесах присутствует время - 50-е, 60-е, 80-е годы; оно - не обрамление действия, а само действие. Сегодня связь времен распалась. Мы тенденциозно рассматриваем прошлое, все в нем переписываем, перечитываем, а пьесы Розова для нас как опора, помогающая сохранить воздух, атмосферу тех лет.
Розов был у нас спектаклях на 30. Первое время он смотрел на сцену, а потом - в зал. Это был необыкновенный зал. Взрослых захватывала ностальгия, а подростков, школьников - сердечность, чистота, доброта, искренняя дружба, желание помочь попавшим в беду. Ведь это всегда было свойственно нашим людям, а сейчас стало уходить.
Я понимаю, почему на его пьесах рождались театры: они соединяют актеров в единой цели, даря каждому живой неповторимый характер. Таких писателей очень мало".
Пережив собственные социальные потрясения, свою революцию и войну, поколение конца ХХ века сочинило и собственных мальчиков, неожиданно вернулось к простым и откровенно брошенным в зал формулам жизни: не убивайте, не будьте жестокими, любите друг друга. Спустя полвека во внуках "розовских" мальчиков проснулась такая же "рассерженность" на неправедно устроенный мир. Внуки неожиданно вспомнили и реанимировали уроки Розова, хотя еще лет 10 назад казалось, что они навсегда канули в театральную историю.
Видимо, искусность, сложность и объем театра - вещь хрупкая, утрачиваемая в ходе всевозможных социальных потрясений, и, чтобы обрести ее заново, необходимо пройти через полосу прямых ответов, простых вопросов, через пафос морализаторства, через напоминание о самых простых и непреложных ценностях жизни. Возможно, так налаживается связь с собственным поколением и с большой историей, возвращается право на личную, пристрастную интонацию в искусстве. Интонацию, которая отличала все - и самые романтические, и самые горькие - пьесы Виктора Сергеевича. Вот и оказалось, что в канун своего 90-летия Розов едва ли не живее всех живых.