Утопию разумных человеческих отношений Александр Богданов вынес из безрадостного детства. Он родился на западной окраине Российской империи, в семье провинциального учителя. Родители постоянно ссорились, а детей наказывали поркой. Бог, который все может, но кого взял - не возвращает, после пережитых смертей двух маленьких братьев предстал в сознании юного книгочея мрачной холодной отвлеченностью и воплотился в идее "максимума организованности". Было и другое - блестящие математические способности, глубокий интерес к естественным наукам. Золотой медалист поступает в Московский университет, где слушает почитаемого им биолога Тимирязева. А через два года... вылетает за участие в студенческом протестном движении.
Университетский диплом он получит позже, сдав экстерном курс за медицинский факультет в Харькове, куда наезжал уже деятелем рабочего движения, прославленным молодым автором выпестованного в тульских рабочих кружках "Краткого курса экономической науки".
Затем - недолгая ссылка в Калугу, более продолжительная - в Вологду. Здесь вокруг Богданова сплачивается группа молодых социал-демократов, готовых содействовать ленинской "Искре". Среди них и будущий полярный исследователь Владимир Русанов, с которым Богданов в качестве топографа совершает экспедицию по Коми-Зырянскому краю, и будущий нарком просвещения, блестящий оратор Анатолий Луначарский, породнившийся с Богдановым женитьбой на его младшей сестре.
У Богданова, по ночам наблюдавшего небо в подзорную трубу и прослывшего среди ссыльных "астрономом", возникла идея романа-ориентира с картинами якобы построенного на "красной" планете высокотехнологичного "планомерно организованного" социалистического общества. В начале прошлого века в России, как и на Западе, неравнодушная публика увлекалась красивой гипотезой о марсианах, зачитывалась темпераментными трактатами француза Фламмариона и американца Лоуэлла, фантастическим романом англичанина Уэллса "Война миров"...
Замысел утопии был воплощен после революции 1905 года, после отсидки в питерских "Крестах", где Богданов закончил свой философский трактат "Эмпириомонизм". Масштабный опыт построения единой картины мира предварил создание научно-художественной модели общества, в котором реализованы коммунистические идеалы: от отмирания государства до полной автоматизации и неограниченной свободы труда. Партийцы сочли модель Богданова наглядной и убедительной. Но они не заметили, как астрономическая фабула раздвинула идеологические рамки: герой-землянин находит на Марсе картину ровной, не залитой, как у нас, сплошь огнем и кровью, эволюции общества...
Мыслитель вступил в романный диалог с самим собой - не менее напряженный, чем разгоревшиеся в 1908-1910 годах споры с Лениным. Богданова устранили из руководства РСДРП. Но его интеллектуальная энергия мощно пульсирует, и он видит себя уже не философом, а зачинателем новой науки, объединяющей весь организационный опыт человечества: науки, жизненно необходимой.
Грянувшая Первая мировая война убеждает Богданова в правильности его выводов. Как врач, он был мобилизован в Русскую армию. И даже был представлен к ордену за то, что вывел санитарный обоз из-под обстрела. Но зрелища "фабрики трупов", "каинова проклятья", не выдержал. Заболел экземой и лечился в неврологической клинике... Взяв себя в руки, погрузился в работу над главным трудом - "Тектология: Всеобщая организационная наука".
Военно-коммунистической революции Ленина - Троцкого Богданов не принял, отказался вернуться в партию и занять положение среди вождей. С болью в сердце наблюдал расстрелы заложников, потоки крови в Гражданской войне. Он видел много дальше, чем ожесточенные противоборствующие стороны: свою вышедшую в 1918 году книгу "Вопросы социализма" Богданов начал с предвидения эры атомной энергетики и угрозы для всей жизни на Земле, если открытия науки о строении материи окажутся в руках враждебных друг другу наций и классов...
Его прежние соратники, ставшие партией власти, обрушились на "еретика" за приоритет идеи общности всех людей над идеей классовой борьбы. В 1923-м Богданова арестовали, продержали пять недель в ГПУ и едва не сфабриковали процесс. Затем изолировали, подвергли журнальной травле. Он ответил грустной поэмой-размышлением "Марсианин, заброшенный на Землю".
Главным делом Богданова с середины 20-х становится борьба со старостью - практическая проверка впервые заявленной в "Красной звезде" идеи обмена крови между людьми. Он изучил новейшую медицинскую литературу, купил аппаратуру и сплотил вокруг себя небольшой кружок единомышленников. Первые опыты профинансировал за счет гонораров от "Красной звезды" и курсов политической экономии.
Результаты привлекли внимание наркома здравоохранения Семашко, ведущего идеолога партии Бухарина и ее генсека Сталина. И в 1926 году в Москве, в замечательно красивом здании - бывшем особняке купца Игумнова на Большой Якиманке открылось новое государственное учреждение - первый в мире Институт переливания крови. Александр Богданов был назначен директором.
Увлеченный своими выводами, врач-"тектолог" верил, что обменные переливания крови способны омолаживать пожилых людей и повышать иммунитет молодых, помогать в борьбе с чрезмерной утомляемостью ("советской изношенностью"). Но, сознавая неизведанность области, себе Богданов отвел роль главного подопытного. Двенадцатый эксперимент оказался для него роковым...
Смерть Богданова была воспринята как "марсианская драма". А за ней последовала трагедия попранной памяти на фоне событий, развернувшихся в стране после "великого перелома" и "ГПУзации" мысли. Сбылись не замеченные современниками мрачные пророчества автора "Красной звезды": "Даже там, где социализм удержится и выйдет победителем, его характер будет глубоко и надолго искажен многими годами осадного положения, неизбежного террора и военщины, с неизбежным последствием - варварским патриотизмом". Работы же его были объявлены порочными по своему идейному содержанию и на десятилетия угодили в пресловутый спецхран.
Но он не зря заметил в записной книжке: "Лучи пророчества прорвут пустоту". Эра космонавтики и кибернетики вывела из забвения научно-технические предвидения Александра Богданова. А когда с легкой руки американского химика Дж. Лавлока получила распространение "Гипотеза Гея" - уподобление нашей планеты единому живому организму, обнаружилось, что и эту гипотезу предвосхитил "марсианин, заброшенный на Землю".