- По данным социологических исследований, при сообщении об очередном теракте 5 процентов наших соотечественников испытывают ненависть к террористам, 10 процентов ощущают страх и тревогу. Кого-то раздражают действия правоохранительных органов, меня раздражает собственное бессилие. А как вы реагируете на сообщения о теракте?
- Я это воспринимают как личную профессиональную неудачу. Потому что, если в стране есть человек, который пишет музыку, стихи, он это делает для того, чтобы люди относились друг к другу с уважением. Чтобы та агрессия, что есть в человеке, не перерастала в ненависть. Культура - это чувство любви к ближнему.
- Трагические события в последнее время происходят довольно часто, с каким-то настойчивым постоянством: Пушкинская, Печатники, Дубровка, 11 сентября, Моздок, Кисловодск... Мы начинаем привыкать к этим новостям. Боль за попавшего в беду притупляется, ведь бесконечно сопереживать невозможно...
- Когда человек перестает воспринимать чужую боль, значит, его душа умерла. Это клиника. Душа - это связь всех со всеми.
- Вам лично знакомо чувство страха?
- Я ребенок сталинских времен, отца репрессировали, когда мне было 4 года. Когда мне было 15 лет, пошла волна повторных обысков. Я очень хорошо помню обыск, который происходил у нас в доме. Отца, работавшего тогда в Ашхабаде, вызвали в Москву и арестовали. В общем, что такое страхи я знаю очень хорошо.
- А страх перед террористическими актами?
- Тогда их просто не было. У людей было достаточное количество агрессии, но громадная ее часть выплеснулась во время войны, остатки очень ловко поворачивали против сионизма, империализма и т.д.
Сегодняшняя агрессия, на мой взгляд, это результат резкого ослабления культурных процессов. Не стало моральных лидеров. Особенно это заметно в последней трети ХХ века. В музыке, например, впервые за долгие годы гигантских достижений наступил спад. Фактически таких фигур как Прокофьев, Шостакович, Стравинский не возникло. Были, конечно, мощные композиторы Шнитке, Свиридов... Но никто из них не написал Ленинградской симфонии, не прославился Первым фортепьянным концертом, "Борисом Годуновым", "Иваном Сусаниным". А это все сочинения, которые были связующей силой для России, национальной идеей. Именно сила русской культуры удержала Россию от распада. А кризис культуры тесно связан с теми фобиями, которые сейчас живут в стране. Фрейд очень правильно заметил: культура - это тормоза, которые сдерживают в человеке варварство, агрессию, которая постоянно возникает и накапливается в ходе жизненных неудач каждого человека. По тому, как человек преодолевает эти жизненные неудачи, не наступая на ноги другим, мы и определяем культурного человека.
- Значит ли это, что террорист есть неудачник?
- Это хороший вопрос. Я, как музыкант, сразу перемещаю этот вопрос в музыкальную плоскость. Сейчас у нас расцвел уголовный фольклор. Что такое с музыкальной точки зрения блатной фольклор? Это сто процентов минора. Что такое минор и мажор в музыке? Это два выразительных средства в музыке: мажор - свет, радость, победа, минор - неудача, беда. Почему Бетховен говорил, что его симфония - это путь от мрака к свету? Потому что это программа культуры вообще и особенно музыкальной культуры. Блатной фольклор - это песня неудачника. Вот вам ответ - может ли террорист существовать в иной психологической фактуре, кроме как в миноре и как неудачник. Не может. Преступник рождается тогда, когда в человеке рождается психология безволия и неудач.
- Но ведь нельзя утверждать, что террорист читает плохие книги, слушает плохую музыку. В "Заводном апельсине" Антони Бёрджесса главный герой - абсолютно "отрицательный" подросток с наслаждением слушал "Бранденбургский концерт" Баха, мечтал купить пластинку с Девятой симфонией Бетховена...
- До того как появились террористы исламские, были красные бригады, русские террористы - деликатные, интеллигентные люди. Исчерпывающий анализ терроризма дал Достоевский в романе "Бесы". Федор Михайлович абсолютно четко обозначил психологическую природу - эти люди не читают книг и не слушают музыку. Они просто не слышат. Это разные вещи - формально прослушать "Аппассионату" Бетховена, сказать "нечеловеческая музыка" и в то же время подписать приказ о расстреле священников...
Одна из свобод человека - слушать музыку, какую он хочет. Никто не имеет права навязать мне музыку в ресторане, в любом другом месте. И это не просто нарушение моих прав как капризного человека, а как человека, который понимает, что душевная санитария человека начинается с защиты психики от подсознательных воздействий. К чему они ведут? К агрессии. Если у человека нет культуры, он беззащитен перед агрессией. А поскольку в России репродуцирование этой агрессии происходит со страшной силой и не сдерживается культурным процессом, терроризм превращается в норму жизни.
- Вы думаете, терроризм сегодня стал нормой?
- Фактически да, потому что те культурные пружины, которые творческая интеллигенция создавала, сейчас перестали работать.
- Когда происходит что-то страшное, мы не отрываемся от экранов телевизоров, жадно "проглатываем" газеты. Как вы относитесь к подаче новостей о терактах?
- Это тоже вопрос культуры. Есть вещи, которые воспитанный человек не делает ни при каких условиях. Самое ужасное, когда мы начинаем объяснять, почему нельзя показывать куски трупов. Этого не надо объяснять.
- Что же делать? Выбросить телевизор? Не читать газет?
- Надо защищать свое подсознание. Эта коллективная агрессия накапливается у нас в той части нашей психики, которую мы привыкли не контролировать. Мы не контролируем друг друга. Японцы, например, построили культуру колоссального подсознательного контроля, европейцы - контроль сознания на предельном чувстве ответственности. А мы провалились меж двух этих миров. Мы не Запад и не Восток, а нечто среднее. Поэтому оказались в тупике эволюции, пережили столько несчастий и катастроф в ХХ веке и не можем до сих пор из них выбраться.
- Вы боитесь терроризма?
- (пауза) Вы знаете, вопрос надо поставить по-другому: боюсь ли я смерти (пауза). Я думаю, что проблема неготовности к смерти старше проблемы боязни терроризма. Большинство из нас умирают неготовыми. Терроризм ставит этот вопрос вдруг. Неожиданно. И конечно, люди этого боятся. Но боятся на самом деле того, что жизнь не так прожили.