Говорили полчаса о том, о сем, уговаривал дать "РГ" интервью и понял, что своего рода обет молчания - это позиция. "Я совсем одичал в этом Портленде, - говорил Александр Петрович. - Боюсь, не смогу сформулировать ответы на вопросы..." Сформулировать ответы на вопросы своего времени Межиров сумел. Именно поэтому его стихи раздергали на цитаты, строчки. Студенты поют знаменитое: "Мы под Колпиным скопом стоим,/ Артиллерия бьет по своим...". На литобъединениях цитируют: "До тридцати поэтом быть почетно,/ И срам кромешный после тридцати..." Межировские строчки вонзились иголками в память: "Какая музыка была...", или: "Одиночество гонит меня от порога к порогу..." Стихи Межирова могли быть широкими, как камбала, рассчитанными на необъятную русскую дыхалку:
Пули, которые посланы мной,
не возвращаются из полета,
Очереди пулемета
режут под корень траву.
Я сплю, положив голову
на Синявинские болота,
А ноги мои упираются
в Ладогу и в Неву.
Межиров сделан из рафинированного, изысканного теста поэтов. Он является самым интеллигентным поэтом (как бы ни спорили о значении этого российского эпитета!) военного поколения. "Чистый беленький воротничок мальчика, выросшего в тихом Лебяжьем переулке, непоправимо высовывался из-под солдатской шинели во время блокады", - писал о нем Евгений Евтушенко. Межиров - романтик до мозга костей. Его знаменитое "Коммунисты, вперед!" сегодня не принято цитировать. Евгений Евтушенко, собирая свои "Строфы века", и составители "Русской поэзии. ХХ век" не включили это стихотворение в свои поэтические своды.
Александр Межиров - из поэтического поколения жестокого века, жизнь и судьба которого отмечена блокировкой мысли и прорывами в неизведанное, победами и поражениями, заблуждениями и прозрениями: "Строим, строим города/ Сказочного роста./ А бывал ли ты когда/ Человеком - просто?/ Все долбим, долбим, долбим,/ Сваи забиваем./ А бывал ли ты любим/ И незабываем?"
Как-то услышал от Риммы Казаковой рассказ, просящийся в притчу: "Помню, как первый раз появилась в Переделкино. Кругом - писатели и поэты. Гуляем по аллее с Александром Петровичем. "Кого вы читаете?" - спрашивает он. - "Я люблю Цветаеву!" - "Кошмар! - всплеснул руками Межиров. - Я был о вас лучшего мнения. Эта истеричная, нервозная поэтесса совершенно вам противопоказана. Вы должны любить холодную, спокойную философичную петербуржанку Ахматову. Ступайте и читайте Ахматову!" Я трепетно все это выслушала, пошла домой, залезла в ванную и ринулась читать Ахматову... Прошло года два. Опять попадаю в Переделкино. Гуляем с Межировым по аллее, и он для меня уже был не Александр Петрович, а Саша. "Саша, - говорю я, - вы были совершенно правы! Я вчиталась в Ахматову. Какая прелесть, какая высокая душа, какая цельная натура! В ней то, чего нет во мне!" Межиров посмотрел на меня и всплеснул руками: "Боже, какой кошмар! Вам нравится равнодушная, холодная петербуржанка. Молодой женщине, такой, как вы, надо читать Цветаеву, а не эту рафинированную интеллигентку, которая ничему хорошему не может вас научить. Читайте Цветаеву! Вот ваш путь!"...
Счастье, когда тебя понимают. И когда не понимают - тоже! В конце концов герой пьесы Шоу обмолвился: "Поэты разговаривают сами с собой, а мир подслушивает их разговоры". Дай бог всем нам подольше подслушивать разговоры с самим собой Александра Межирова!