- Давайте определимся с терминами: что такое "эффективность реформ"?
- Эффективность - это отношение затрат к полученному результату. В количественном виде результаты образовательной реформы, как и любой другой социальной реформы, оценить невозможно. Как можно всерьез говорить об эффективности, если речь идет об обучении, к примеру, безнадежно больных детей? Если мы - нормальное общество, то мы обязаны таких детей учить, лечить и кормить.
Модернизация образования, как утверждают реформаторы, преследует цель повысить его качество и сделать его более доступным для широких слоев населения. Но если вы спросите двух специалистов, что такое качество образования, то получите в ответ три мнения. Доступность тоже не поддается статистическим замерам. Можно говорить о доступности по социальным и территориальным основаниям, доступности детей с ограниченными возможностями и т.д.
Наши коллеги в западных странах говорят о другом показателе - о результативности реформ. Результативность - это когда формулируется четкая цель, а затем проверяется статистически конкретный результат. Например: цель - повысить охват населения общим образованием с 90 процентов до 93...
- Всего три процента? Что-то слишком скромно...
- Напротив! Именно этот результат достигался тяжелым трудом и большими деньгами. Когда население охвачено образованием на уровне 93 процентов, это значит, что все, кто хотел учиться, учатся. Англичане потратили двенадцать лет на то, чтобы увеличить охват школьным образованием на те самые три процента. Возьмите динамично развивающееся образование в Австралийском союзе. Они тоже ставили перед собой конкретные задачи. И все результаты здесь проверяются статистически.
- Может быть, задачи очередной российской реформы специально были сформулированы расплывчато, чтобы результат оказался недоступен для проверки?
- Я надеюсь, что не поэтому. В России цель - всегда глобальна. Зачем мелочиться? Если министр образования придет к премьер-министру и скажет: я знаю, как привлечь в образование три процента не учащихся детей - дайте для этого денег. Что получит в ответ? Сами догадываетесь. Да и российское общество вряд ли с энтузиазмом воспримет такую задачу реформ. Три процента - не флаг и не лозунг...
А у нас пока, к сожалению, все еще преобладают лозунги. Равенство доступа и высокое качество образования - это прекрасные цели. Но слишком уж они абстрактны. Я думаю, нам надо научиться ставить перед собой менее амбициозные и более конкретные цели и, что еще важнее, приучать к этому общество.
- Институт статистики ЮНЕСКО выпустил доклад "О влиянии государственных вложений в образование на основные показатели экономического развития разных стран". Вы участвовали в его подготовке со стороны России. В докладе доказывается, что вложения в образование оказывают влияние на экономику страны...
- Понимаете, очень трудно доказать, что темпы экономического роста обусловлены именно вложениями в образование. Результаты любых социальных программ сказываются через много лет. А к этому времени меняется само общество.
Бесспорно одно: чем богаче страна - тем выше в ней доля государственных расходов на образование. Это значит, что богатое государство намного больше, чем бедное, платит за образование своих граждан в процентном выражении. В денежном выражении российские родители платят за учебу своих детей гораздо меньше, чем американские, потому что содержание школьника или студента в России пока не сравнимо с американским. Но у нас, по последним данным, за высшее образование своих детей платят более половины россиян. И эти расходы составляют куда более значительную долю семейных бюджетов, чем в Америке.
- В 2004 году Министерству образования придется отчитаться перед Правительством: удался эксперимент по ЕГЭ или нет. Как его оценить, если применить современные методики?
- Скажу сразу: для меня ЕГЭ - это самая замечательная вещь, которая была сделана за последнее время. Но для чего она затевалась? С самого начала была декларирована цель: повышение доступности образования для детей, вне зависимости от того, где они живут и каков доход их родителей. Значит, по прошествии шести-семи лет мы должны изучить: изменилась ли структура поступивших в вузы. Если изменилась - реформа оказалась результативной. Если нет - то, скажем прямо: ЕГЭ не решил этой задачи.
Одновременно с его введением надо было принимать меры по улучшению образования в сельской школе, вводить социальные стипендии. Далее: мало выяснить, что по результатам Единого госэкзамена в вузы стало поступать, скажем, на 20 процентов больше сельских школьников. Мы еще должны проверить, каков уровень их подготовки, - словом, какие они студенты. Пока уровень их знаний измеряют сами вузы, но для научной оценки результативности ЕГЭ понадобится, вероятно, независимая экспертиза. И начинать ее надо года через три - с учетом влияния демографического фактора на структуру поступивших.
Можно еще обследовать расходы, которые понесли семьи, на высшее образование. И, в частности, расходы, непосредственно связанные с поступлением. Если они снизятся - это хорошо. Но не думаю, чтобы они существенно снизились. Вероятно, деньги пойдут вместо репетиторов и подготовительных курсов в вузах, на курсы подготовки к ЕГЭ.
- Вы говорите, что только через несколько лет можно делать какие-то выводы о результатах реформы. Но ведь Правительство будет принимать решение о поэтапном внедрении ЕГЭ в будущем году...
- Это нереально - оценивать результаты национальной реформы или даже эксперимента в социальной сфере всего через год-два после начала! Можно поставить перед собой объективно измеряемые промежуточные задачи и отслеживать их решение. Другой возможности я не вижу.
Мы, конечно, должны проводить образовательные реформы. И прогнозировать, что при оптимистическом раскладе в России повысится профессиональная мобильность населения, молодежь сможет лучше приспособиться к меняющимся условиям и рынку труда, снизится социальная напряженность. А это, последнее, - еще один общепризнанный результат инвестиций в образование. Но, как бы нам ни хотелось иметь все и сразу, эти гипотетические изменения - дело далекого будущего.