И тем не менее документ вряд ли может удовлетворить российское общество. Не столько потому, что в нем много спорного, сколько в силу того, что на главные стратегические вопросы российской экономики, выходящие за горизонты ближайшего десятилетия, он ответа не дает. Более того, программа по сути дела эти вопросы и не ставит, считает академик, директор Института Европы РАН Николай ШМЕЛЕВ.
Приватизация: продолжение следует
Вопрос первый: нужен ли нынешней России "второй раунд" бесплатной по существу приватизации? Ведь неподеленной осталась еще значительная часть собственности, которую мы привыкли называть "общенародной": электроэнергетика, система газо- и нефтеснабжения, железные дороги, автомагистрали, порты, многие оборонные предприятия, коммуникации, связь, почта, телеграф, жилищно-коммунальное хозяйство, здания и сооружения, лесные и водные ресурсы, земля и ее недра... То, что подобная приватизация будет полностью или почти полностью бесплатной и российское общество в целом, как и в "первом раунде", не получит от нее ничего или почти ничего - это очевидно. В сложившихся условиях "рыночная" цена российских активов (в первую очередь благодаря их искусственно низкой прибыльности и массовому легальному или нелегальному переводу доходов новых собственников за рубеж) занижена против их действительной стоимости в 20-60 раз. И их новым потенциальным владельцам эти активы достанутся, конечно, вряд ли дороже, чем за 1,5-5 процентов справедливой цены.
Конечно, все понимают, что государство - не лучший хозяин. И тем не менее в нынешней взбаламученной России электричество все-таки худо-бедно бежит, газ подается, трамваи ходят, вода течет и письма, хоть и плохо, но доходят до адресата.
Так или иначе, но эта собственность сохраняет пока способность к своему простому, а во многих областях и расширенному воспроизводству. Выбивать из-под экономики эту более или менее твердую почву одномоментно сегодня рискованно.
Даже сейчас во Франции, например, электроэнергетика почти полностью в руках государства. Во многих европейских странах государству по-прежнему принадлежат железные дороги. Не торопится с этим и Китай. Осмотрительность и разумная последовательность не помешала бы и нам.
Что можно отрезать - отрезано
То, что в 90-х годах традиционная основа доходной части бюджета - рента на природные ресурсы и акцизы на спиртное - была в основной своей части передана различным легальным и нелегальным частным структурам - медицинский факт. Дискуссия идет лишь о том, в какой пропорции эти доходы делятся между обществом в целом и новыми собственниками: в отношении 15:85 в пользу последних или 40:60, или 50:50? Даже самые стойкие защитники сложившегося положения признают, что уж по крайней мере рента с наиболее благоприятных по условиям добычи месторождений целиком минует бюджет. Принято считать, что подпольный оборот спиртного в стране составляет не менее половины совокупного.
На подобном фоне особенно лицемерными выглядят жалобы на отсутствие денег в казне, призывы к резкому сокращению расходной части бюджета, причитания о невозможности отыскать средства для решения таких жизненно важных задач, как поддержание устойчивой, спокойной социальной обстановки в стране, сохранение на должном уровне ее обороноспособности, субсидирование северных и восточных регионов, а также ряда важнейших отраслей экономики (в частности сельского хозяйства), возрождение ее науки, образования, здравоохранения и т.д.
Вопреки распространенным ныне утверждениям убежден: за исключением административных расходов (а это, конечно, существенная, но отнюдь не главная статья бюджета), любые серьезные сокращения расходной части казны сегодня неприемлемы. Досокращались уже до предела, за которым маячит угроза самых серьезных социальных и политических осложнений, когда, возможно, придется уже думать о национальном самосохранении. А недоиспользуемых, но потенциально весьма значительных источников пополнения доходной части бюджета остается по существу только три: природная рента, акцизы и продолжающийся отток частных капиталов и доходов за рубеж. По некоторым оценкам, размеры только недополучаемой сегодня государством природной ренты равны примерно 3/4 всех ежегодных бюджетных доходов России.
Ни в одной процветающей стране мира доход от общественного достояния не делится в такой немыслимой пропорции между обществом и отдельными его, пусть и предприимчивыми, представителями. Можно предположить, что при надлежащей принципиальности и настойчивости есть все же шансы достичь какого-то стратегического компромисса, устраивающего обе стороны, - и общество, и олигархов. Хотя то, что мы наблюдаем в последние дни, на мой взгляд, небесспорный путь к такому компромиссу.
За какими ценами гонимся
Фундаментальнейший вопрос нашего настоящего и нашего будущего - цены. Можем ли мы позволить себе иметь в стране полностью европейскую систему цен на все товары и услуги, в особенности на электричество, нефть и газ, железнодорожные тарифы, жилищно-коммунальное хозяйство? Причем речь идет не о межценовых пропорциях, а об абсолютном уровне соответствующих цен. В настоящее время электричество у нас в 10 раз дешевле, чем в большинстве стран Европы, газоснабжение - в 6 раз, бензин - в 3-4 раза, железнодорожные тарифы на одинаковые расстояния - тоже примерно на столько же.
Между тем давление в сторону резкого повышения наших внутренних цен на этот круг товаров и услуг сегодня заметно усиливается. И не только изнутри, от российских олигархов, но и, что особенно болезненно, извне, в первую очередь от партнеров по Евросоюзу. У последних аргумент, по существу, один: такой уровень внутренних цен - это "нечестная" конкуренция, скрытое государственное субсидирование российских производителей и экспортеров. При этом за пределами дискуссии остается вопрос: почему для Евросоюза при ценах на бензин в 1,0-1,2 доллара за литр, внутренняя цена на бензин в США в 40 центов есть "честная" конкуренция, а 30-35 центов за литр в России - это "нечестная" конкуренция? Почему внутренняя цена на электричество в Норвегии в 3-4 раза ниже соответствующей цены, скажем, в Италии или в Германии есть "честная" игра, а российская цена - это "нечестная" игра? И почему примерно 60 миллиардов долларов нынешних ежегодных субсидий в странах ОЭСР на поддержку энергосектора (что, между прочим, почти равно всему российскому бюджету) - вполне естественный и законный рыночный феномен, а природные, что называется, богом данные преимущества России в производстве энергоресурсов - нечто неестественное и незаконное?
Любому здравомыслящему человеку ясно, что европейский тариф на электричество очень быстро погубит в России энергоемкие отрасли промышленности. Ясно также и то, что при европейской цене на газ мы сможем обогреть в условиях сурового российского климата не более двух третей страны. Европейская цена на бензин полностью парализует наши автомагистрали. Европейские энерготарифы, если они будут введены, разрушат наше жилищно-коммунальное хозяйство и остановят транспорт на электрической тяге.
Не надо обладать большим воображением, чтобы понять: европейский уровень энергетических и железнодорожных тарифов очень скоро дал бы именно тот политический (и геополитический) результат, о котором давно вслух мечтает 3бигнев Бжезинский - распад страны на три, пять или даже более самостоятельных "княжеств" и полное исчезновение России как таковой с географической карты.
Как вернуть доверие
Нам нельзя и дальше иметь "экономику недоверия", экономику без кредита. За счет только своих средств никто в мире не жил и не живет, все к своим средствам еще так или иначе привлекают заемные.
В России же кредит - это до сих пор в основном спекулятивные вложения. В инвестициях российских компаний и предприятий соотношение собственных средств и привлеченных кредитов составляет сегодня примерно 12:1, в то время как в развитых странах оно близко к обратному. В активах российских банков кредиты на срок более одного года до сих пор не превышают 3-4 процентов. В наших условиях для того, чтобы получить нормальный инвестиционный кредит на 3-5 лет, надо быть либо воистину гениальным, либо сверхвлиятельным, включая все мыслимые методы неформального влияния. Никак пока не компенсирует этот коренной порок российской экономики и фондовая биржа: вплоть до сегодняшнего дня ее функции - в основном тоже спекулятивные, она еще не стала инструментом существенной мобилизации национальных капиталов и всерьез обслуживает пока интересы 25-30 наиболее крупных или наиболее разрекламированных компаний.
Причина этого - прежде всего в недоверии. Ни государству, ни частным банкам, ни рублю как таковому население и инвесторы не верят. Это естественная расплата за тотальные конфискации сбережений населения, предприятий, портфельных инвесторов в 1992-м и 1998 годах. Только тогда - и не раньше - можно будет поверить, что наша экономика выздоравливает, что мы превращаемся в нормальную страну с нормальной рыночной экономикой, когда население достанет накопленные деньги из-под "матрацев" и понесет их либо в банк, либо на фондовую биржу. А по последним оценкам, таких сбережений "под матрацем" в России от 80 до 160 миллиардов долларов.
К сожалению, значение этой проблемы у нас пока плохо понимается. Около десяти лет, например, шли споры вокруг закона о гарантиях банковских вкладов. Наконец принят проект закона, который дает гарантию полного возврата только 20 тысяч рублей (менее 700 долларов). Рядовому вкладчику (а он и есть потенциально главный инвестор в стране), собирающему деньги, скажем, на квартиру, в случае очередного обвала хватит этих "гарантий" разве что на похороны. И вполне можно ожидать, что закон в таком его виде может дать даже обратный планируемому эффект - еще более усилит климат "всеобщего недоверия" в стране: раз власти и банковское сообщество не желают принимать на себя обязательства свыше означенной мизерной суммы - значит они опять задумали в перспективе что-то недоброе.
Руководству страны, видимо, необходимо набраться мужества и не только открыто признать ошибочность конфискаций 1992 и 1998 годов, но и дать соответствующие заверения (или принять в парламенте соответствующий закон) о недопустимости ничего подобного в будущем. Думается, было бы также правильно, если бы уровень гарантий по банковским вкладам был существенно повышен, и повышен именно за счет государственных обязательств, поскольку надежда на частные банки не только по субъективным, но еще более по объективным причинам здесь весьма слаба. И, наконец, настало время отказаться от иллюзий, что развитие банковской системы в стране - дело исключительно самой банковской системы. Без прямого участия государственных денег создание и развитие эффективной трехэтажной банковской системы (Центробанк - универсальные коммерческие банки - инвестиционные банки и учреждения) ни сегодня, ни в более или менее близком будущем физически невозможно.
Экономия на будущем
На словах власть, кажется, постепенно осознает, что перед Россией вырисовывается весьма реальная перспектива через десятилетие-другое превратиться в мировое интеллектуальное и технологическое захолустье. За прошедшие 10-12 лет, по ряду оценок, до 2/3 научно-исследовательского потенциала страны было либо полностью, либо почти полностью разрушено. Лучшая и наиболее перспективная часть исследователей эмигрировала за рубеж или перешла в другие сферы деятельности, преимущественно в бизнес. Расходы на фундаментальную науку, НИОКР и образование были сокращены более чем на порядок. Во многих областях научно-технического прогресса прежние лидирующие позиции страны утрачены, похоже, уже безвозвратно, в других ее возможности находятся, что называется, при последнем издыхании. И даже если уже сегодня будет предпринято что-то радикальное для исправления сложившегося положения, вряд ли можно ожидать каких-то ощутимых изменений раньше, чем через два-три поколения. Корни катастрофы уходят в откровенно безответственную политику российского руководства начала - середины 90-х годов. Все, например, помнят, что в то время разнообразнейшие таможенные льготы (т.е. прямые государственные субсидии на табак и спиртное, предоставляемые Фонду спорта, афганским ветеранам и другим похожим организациям, достигали 5-6 миллиардов долларов в год. Многие получатели этих льгот (субсидий) кончили потом, как известно, на Котляковском кладбище. В то же время на всю науку из бюджета тогда выделялось ежегодно всего 200-250 миллионов долларов. Но когда закон об отмене этих льгот был поставлен в Думе на голосование, его поддержали только 6 депутатов из 450!
Можно сказать, дело прошлое. Но непонятно, каким образом собираются перестраивать российскую экономику из преимущественно примитивно-сырьевой в "экономику знаний" и форсированно развивать высокотехнологичные отрасли, если собственная база для такого развития во многом разрушена и продолжает разрушаться? Не думаю, что в ближайшие десятилетия нам удастся приблизиться к вожделенному американскому соотношению расходов на науку между государственными и частными источниками финансирования в пропорции примерно 50:50. Российский бизнес пока еще слишком анархичен, своекорыстен и слаб, и вряд ли было бы реалистично надеяться на то, что удастся пробудить в первом поколении наших предпринимателей чувство социальной ответственности. Государство же и сегодня продолжает не выполнять закрепленную в Конституции норму в 4 процента расходов на науку от всех бюджетных расходов, обещая приблизиться к ней лишь где-то в следующем десятилетии.
Допустив бегство из страны многих сотен миллиардов долларов, передав традиционные доходы бюджета в частные руки, отказавшись раньше времени от умеренного традиционного почти для всех государств мира бюджетного дефицита, выведя многомиллиардные валютные резервы страны из внутреннего оборота и разместив их за рубежом, наше государство упорно экономит "на спичках". Но нельзя не видеть, что это как раз те "спички", от которых впрямую зависит и нынешнее положение страны, и ее будущее.
Куда движется село
Не считая себя специалистом в аграрной проблематике, решусь все же утверждать, что страна доныне не имеет никакого даже приблизительного плана переустройства сельского хозяйства.
Отрадно, конечно, что принят Закон об обороте сельхозземель и постепенном формировании земельного рынка. Кажется, понемногу стихает привычная демагогия, что всю землю в России по дешевке скупят иностранцы, что плодородные поля и луга скоро превратятся в охотничьи угодья, помещичьи усадьбы, гольф-клубы, ипподромы, и пр.: дальше пригородной зоны что-то не видно пока никаких - ни наших, ни иностранных - охотников покупать землю, причем ни за наличные, ни в кредит. Все это так. Но одновременно верховная власть придерживается линии, которую иначе как антиаграрной не назовешь: резко ограничивает трудовую миграцию в Россию, в том числе и тех, кто согласен заселять опустевшие аграрные районы; не только сохраняет, но и усиливает разрушительный ценовой диспаритет между продукцией села и тем необходимым, что нужно селу для нормальной работы, не предпринимает никаких серьезных усилий для кредитной поддержки сельских производителей, не поощряет развитие сельской кооперации (не на советских, а на "чаяновских" принципах).
Разумеется, особо крепкие, особо удачливые крупные хозяйства, находящиеся в благоприятных природно-климатических условиях, выживут при любых обстоятельствах независимо от того, какой будет их нынешняя или будущая внутренняя организация - агрохолдинги, агрокомбинаты или фирмы, коллективные хозяйства, ТОО и пр. Но, похоже, есть основания и у тех, кто утверждает, что магистральный путь дальнейшего развития российской деревни - это даже не фермерство в привычном понимании этого слова, а в основном то экономически уродливое, но оказавшееся невероятно живучим (и продуктивным) чисто российское аграрное образование, каким являются мелкие приусадебные хозяйства, садово-огородные участки, дачные наделы и пр. Так или иначе, но именно этот сектор дает сегодня 40-50 процентов сельхозпродукции страны. Можно согласиться: это невеселая перспектива. Но с ней приходится считаться, когда мы пытаемся заглянуть на поколение-два вперед.
Малый бизнес на поводке
Разлад между словом и делом продолжает сохраняться и еще в одной важнейшей сфере экономической политики - отношении государства к малому и среднему предпринимательству. Налоговый пресс на малый и средний сектор пока лишь усиливается и не дает возможности выйти ему "из тени". Административные сложности при регистрации и лицензировании нового дела становятся все более труднопреодолимыми: еще десять лет назад средний срок для его открытия укладывался в три месяца, сейчас на это нужно истратить год. "Одно окно" для соответствующих документов как было, так и осталось недосягаемой целью. Произвол, многочисленные бюрократические и правоохранительные проверки и поборы возрастают.
Целенаправленной льготной кредитной поддержки малого и среднего бизнеса фактически нет, как и прежде. Государственный рэкет и коррупция если и потеснили несколько криминальный контроль, то для самих бизнесменов жизнь ни в какой мере от этого легче не стала. Государство на всех его уровнях продолжает активную войну с такими проявлениями предпринимательской активности населения, как мелкая торговля, ремесло, рынок, многомиллионная армия "челноков" и т.д. В этих условиях надо действительно быть семи пядей во лбу или обладать исключительной изворотливостью, чтобы открыть и сохранить свое даже небольшое дело. А таких людей у нас, естественно, немного. Предпринимательские способности вообще редкость, в мире их имеют 5-6 процентов населения, а у нас к тому же, не надо забывать, этот слой всячески вытаптывали почти весь прошлый век.
Но еще большим препятствием для пробуждения творческой энергии российского общества остается, думаю, упорно сохраняемый с советских времен менталитет нашего политического класса с его преувеличенным вниманием ко всему гигантскому и пренебрежением к малому, тем более индивидуальному. Если в передовых странах мира малый и средний бизнес создает 60-80 процентов ВВП, то у нас на него приходится не более 10 процентов произведенных товаров и услуг, а число малых предприятий (в десять примерно раз относительно меньшее, чем, скажем, в США) продолжает лишь сокращаться.
Сколько стоит труд
В принципе, наверное, можно предположить, что со временем, с образованием единого европейского экономического пространства и дальнейшим открытием экономики страны структура внутренних цен в России будет во многом (а не только по ценам в московских бутиках и ресторанах) похожа на что-то усредненно общеевропейское, оно же мировое. Но при одном и непременнейшем условии: цена главного рыночного товара - труда, рабочей силы - должна быть тоже близка к уровню, характерному для ведущих промышленных стран. Сегодня именно это и есть главная ценовая диспропорция в экономике России: за аналогичный по интенсивности и уровню квалификации труд наемный работник в России вот уже четыре поколения подряд получает зарплату в десятки, а во многих сферах и в сотни раз меньшую, чем повсюду в индустриальном мире. И если в ВВП развитых стран доля заработной платы находится сейчас на уровне 70-75 процентов, то у нас она замерла где-то у отметки 30 процентов.
Мало того, что подобное положение оказывает резко негативное влияние на перспективы экономического роста страны. Именно оно в первую очередь объясняет сложившийся в экономике порочный круг "низкий платежеспособный спрос - низкое предложение - низкий платежеспособный спрос". И именно оно парализует творческие, созидательные силы российского человека и, значит, его конкурентоспособность как работника. Это положение исключительно опасно еще и с точки зрения социально-политической стабильности общества, особенно если иметь в виду неуклонно углубляющийся в последние годы разрыв в доходах между преуспевающей и беднейшей его частью. Как известно, за критерий социальной безопасности (отсутствие революций, всеобщих забастовок, массовых протестных движений и пр.) в индустриальном мире принято соотношение между низшими и высшими по доходам десятью процентами населения на уровне 1:5-6. У нас же оно, по ряду официальных оценок, достигает 1:14, а неофициальных - 1:60. Порог социальной безопасности в стране таким образом пройден, и никто, думаю, не возьмется сегодня предсказать, что может прийти в недалеком будущем на смену нынешней всеобщей социальной апатии ее населения.
Дело отнюдь не в низкой производительности труда российского работника, как утверждают некоторые: напротив, на 1 доллар своей зарплаты он производит в 3 раза больше вновь созданной стоимости, чем, например, работник в США. Дело прежде всего в вопиющей несправедливости и, как следствие, неэффективности производственных отношений, сложившихся в России в XX веке. Уже сейчас российская экономика, несомненно, выдержала бы, если в законодательном порядке в стране был бы установлен обязательный, законом гарантированный минимум зарплаты на уровне, скажем, 1,5-2 доллара в час. Конечно, подобный минимум в какой-то мере отразился бы и на инфляции. Но емкость внутреннего рынка он увеличил бы в 3-4 раза. И это был бы не экзогенный (внешний), а внутренний, органически встроенный в российский экономический механизм источник роста, т.е. то, чего Россия пока так и не сумела обеспечить за весь период реформ.
Двойной счет ЖКХ
Думаю, не менее опасна для стабильности российского общества и поспешность в проведении так называемых социальных реформ. Перевод на чисто коммерческую основу жилищно-коммунального хозяйства (ЖКХ), образования, здравоохранения, пенсионного обеспечения вообще сомнителен как принцип. Недаром в большинстве развитых стран все более утверждается идеология "рыночной экономике - да, рыночному обществу - нет". По крайней мере строительство основной части инфраструктуры ЖКХ практически везде сегодня финансируется не из квартплаты, а из централизованных и местных налоговых поступлений, в расходах на образование доля государства и разного рода общественных фондов даже в США достигает 75 процентов, медицинское страхование для работающих, а также для отработавших свое пенсионеров гарантируется автоматически, стабильность основной части пенсий тоже гарантируется.
В наших же условиях переход социальной сферы на самоокупаемость и вовсе выглядит авантюрой. Коммерческая цена жилья и коммунальных услуг для подавляющего большинства российского населения просто неподъемна, а потому нереальна, если мы хотим избежать излишней социальной напряженности в обществе. Тем более что, по ряду оценок, граждане в России уже сейчас оплачивают жилье на 100 процентов. Поскольку половину реальных расходов на ЖКХ составляют расходы на инфраструктуру, а их население уже сполна оплатило через налоговую систему. При нынешних доходах не более 13-15 процентов россиян могут позволить себе платное образование, а платную медицину - и вовсе только 5 процентов. Вполне понятное недоверие людей вызывают и планы перехода на накопительную пенсионную систему, поскольку пока никакой страховки от инфляции реально не предусматривается.
Во всяком случае ясно одно: торопиться с подобными социальными реформами в России не следует. Если же страна все-таки будет (вопреки общемировым тенденциям) переходить на преимущественно коммерческий принцип своей социальной организации, этот переход должен быть впрямую увязан с возможностями резкого повышения доходов всего населения. Иначе в недалеком будущем, судя даже по начальной реакции российского общества на подобные планы, нас ждут весьма крупные неприятности.
И немножко государства
Вряд ли сегодня кто-либо будет возражать, что процесс постепенного "открытия" российской экономики, выхода России из длительной изоляции и активного включения ее в мировую экономическую жизнь - благо для страны. Насыщение внутреннего рынка, импорт высокотехнологического оборудования, пусть скромный пока, но уже ощутимый приток иностранного капитала - все это положительные эффекты "открытости". Исторически оправданным в условиях нарастающей и неотвратимой глобализации станет, несомненно, и вхождение России во Всемирную торговую организацию (ВТО) в качестве полноправного ее члена со всеми вытекающими из этого правами и обязанностями.
Но и здесь нужен дозированный подход. Готовы ли мы к такому присоединению, тем более в ускоренном темпе? И есть ли у нас сегодня достаточно ясное представление о "балансе прибылей и убытков" для страны от этого присоединения? Не лишним будет, наверное, сослаться на опыт того же Китая, который потратил почти двадцать лет на подготовку к присоединению к ВТО, добившись в ходе этой подготовки главного: массированного проникновения и закрепления на рынках США и других развитых стран продукции своей обрабатывающей (в том числе высокотехнологичной) промышленности. Обеспечив огромный и устойчивый актив торгового баланса и массовый приток иностранного капитала (за один только год превышающий все, что удалось России привлечь за последние 12 лет), Китай теперь вполне может позволить себе такую роскошь, как уступить иностранным конкурентам какую-то часть своего внутреннего рынка в качестве своеобразной платы за укрепление своих внешнеэкономических позиций во всем мире.
Сегодня все профессиональные оценки сходятся фактически на том, что ежегодная наша выгода от присоединения к ВТО сводится примерно к 3 миллиардам долларов по экспорту. Что мы потеряем по импорту, если это присоединение задушит, к примеру, нашу авиационную и автомобильную промышленность, многие наши потребительские отрасли, банковскую и страховую сферу - этого еще никто не посчитал. Между тем в западной печати появляются оценки, что в случае присоединения к ВТО свыше 90 процентов нашей обрабатывающей промышленности просто испустит дух. А если к этой угрозе прибавить еще и такие разрушительные требования ВТО к России, продиктованные откровенной политикой "двойных стандартов", как, скажем, сведение к минимуму государственной поддержки сельского хозяйства или требование о выравнивании внутренних цен на электричество и газ (а, следовательно, и на многое другое) с европейскими ценами - картина и вовсе становится удручающей.
В своем майском послании Президент России поставил задачу удвоения за 10 лет ее ВВП. Цель, бесспорно, вдохновляющая и, возможно, даже достижимая. Если, конечно, России повезет и с внешними условиями, и с внутренними обстоятельствами ее развития. Следует только учитывать, что никакого одного-единственного магического средства для экономического подъема страны не существует. Действовать необходимо по всему фронту. Рынок - да, конечно, рынок. Но и государства нам нужно не меньше, а, напротив, больше, чем сегодня. Только нужно именно там, где без него действительно никак не обойтись.
Сегодня расходы российского "расширенного Правительства" (государства) равны примерно 34-36 процентам ВВП страны, в то время как в среднем по странам ОЭСР они составляют около 50 процентов. Учитывая нынешнее состояние российской экономики и социальной сферы, вряд ли подобным "достижением" следует гордиться.